Ника Ракитина - Дело о физруке-привидении

2.

Вокруг огороженного веревками ристалища топталась придоспешенная охрана. Это чтобы азартные зрители в процессе не лезли под мечи. Зрители расселись на травке подрастающими назад рядами и нервничали. Пялились на поставленные по обе стороны палатки для участников. Томились. Заранее пробовали угадать победителя. Между ними бродил с фотоаппаратом воспитатель Вадимчик. Прицеливался. Прибежало и заняло отведенные стулья начальство. И наконец запела труба.

Все ждали, что появятся рыцари. Счас же! Сперва величавым шагом к проходу, оставленному в веревках, протопали лабуси из первого отряда, шепотом отсчитывая шаги. На могучих плечах провисала ковровая дорожка. Стелилась она со вкусом и немалым знанием дела, тем более, что в затылок дышали Ринальдо и Валерка, которым доверили нести трон. Ну, не совсем трон, а стул с высокой спинкой, увенчанной фанерной короной. Слегка перепихиваясь, юноши влачили его под белы рученьки… вернее, ноженьки. Тренировались они долго, потому оставалась надежда, что ножки эти не повредят окружающим. Наконец трон был установлен, и носители отерли трудовой пот со лба. Сразу после этого опять прозвучала труба и на дорожку выпорхнули "благородные дамы" с шарфиками наперевес. Слегка спотыкаясь в кринолинах из натянутых на обручи простыней, краснея и хихикая, они заняли место по обе стороны трона, чтобы в надлежащее время обвязать шарфиками своих избранников, идущих на битву: моральная, так сказать, опора. Шарфики, ленты и цветочки в их прическах колыхались под свежим ветерком. Катька, уклонившись от сомнительной чести изображать даму, цвела и распускалась среди окруживших ее мальчишек первого отряда, отпуская колкие характеристики. Девчонки этого же отряда шипели за их спинами.

Турнир двинулся своим чередом. Почти так, как описано в великом произведении великого шотландского писателя, только без лошадей и копий, и венец победителя был не из золота, а из всяких лохматых травок. И наделся слегка набекрень, задевая оттопыренное, красное от смущения и гордости ухо. Честь выбирать королеву любви и красоты повергла юношу в шок. Под аплодисменты и радостные крики, поняв, что живым не уйти, он увенчал первую подвернувшуюся даму (даме пришлось довольно низко нагнуться) и немедля сбежал. Его не воротил даже мешок с шоколадными конфетами, приз от администрации, которым, призывая, потрясал Ростиславыч.

Некоторое время пыль ристалища месили две «стенки» — изо всех сил взаимно запихивая противника в пятый угол.

Отстрелялись лучники. Несколько стрел со смягченными наконечниками ну совершенно случайно угодили в зрителей, каждый раз вызывая взрыв "народного энтузиазизма". Ростиславыч накормил конфетами (теми, что не успел втихую оприходовать Боря) чемпионов и прекрасных дам. После чего люди отправились ужинать. Потому что именно после ужина должно было начаться самое главное — Игра.

Называлась игра "Костры и ливни".

Еще в полудник Ростиславыч пересел за стол Киры со своим киселем и спросил, глядя на нее с благоговением:

— Что такое игра, объясните еще раз, пожалуйста, Валькира Дмитрьна. Это как «Зарница», только в средневековье?

Тут же к столу подскакала раздатчица и вывалила целую гору пряников: вот она, польза близких контактов с начальством. Воспитательница на «Валькиру» не обиделась — приятно, когда тебя считают девой-воительницей, почти родственницей Одина, и роман Марии Семеновой Кира просто обожала. А уж про игры могла рассказывать бесконечно. Ленка Тимофеевна, чтобы не ляпнуть чего, поспешно вгрызлась в пряник. В процессе подтянулся подталкиваемый Ванечкой Генаша с хвостом из Ируськи (Ируська требовала, чтобы ее на игре сделали несчастной драконьей пленницей, которую придет и спасет доблестный рыцарь. Кто должен быть рыцарем, сомнений не вызывало. Музрук не выдержал и рявкнул, что Ируське подходит одна единственная роль — этот самый дракон.).

— … на два сектора: полигон и мертвятник, — вещала Кира, подливая себе киселя из протянутого кем-то чайника. — Если игра ведется с перерывами, то выделяют отдельно лагерь для личных вещей, ночлега и психологической реабилитации.

— Какой ужас! — пробегая, вскричала Любочка.

Валькира пожала плечами. Почему-то при слове «игра» ей чаще всего вспоминались теплые воскресенья, желтые листья на фоне яркого осеннего неба, прозрачность веток и перестук деревянных мечей. Игра — это неограниченная возможность быть самим собой. Сбросить маску, не подстраиваться под обстоятельства, жить полно так, как больше нигде… ведь в игре даже смерти можно не бояться. И если прохожий шарахается от людей с деревянными мечами — это проблемы прохожего. Почему он от пьяниц так не шарахается? Привык?

— Но почему "Костры и ливни"? — допытывался Роман Ростиславович.

Валькира улыбнулась:

— Это просто. Один из парней, что ходил к нам в клуб, устроился сторожем в детский садик. Длинное, совершенно темное здание, только изредка в стеклах отражается фонарный свет. Он на него смотрел и думал, как здорово сделать ночную игрушку: когда в окнах движутся свечные огоньки и рыцари фехтуют на плоской крыше…

— Если с философской точки зрения, — прибавил Ванечка, — то главная цель… Э, ребенок, отойди! — рявкнул он на Кекса, пробующего подслушивать. — Сверх, эта, задача — чтобы и Костры знания, и Ливни чувств поняли, что лишь объединившись, они могут пережить Ночь. А не поймут — так пусть просто поразвлекаются.

— Я так и не понял, — навис над столом Вадимчик, — а роль надо учить?

Нет, ну за две планерки и пол дня «загруза» не врубиться? Валькира обратила гневный взор на Гену: твоя идея — сам меня и выпутывай. И Генаша объяснил проникновенно, что ролевая игра — не театр (в большинстве случаев) и слова учить не надо. Мастера задают абрис эпохи, граничные условия, а внутри этих условий игроки вольны творить сами — и словами, и поступками.

— Вот только анахронизмов не надо, — открыла рот Ленка. — Кирка за анахронизмы мяукать заставляла.

— И что?

— Мяукали.

Стихийный разговор обрастал людьми. Как-то незаметно на столе убывали пряники. Но последний штрих внесла Жанночка. Исподлобья обозрела Киру и Генашу и истерически крикнула:

— Пожар!

Народ повскакал, опрокинув кисель.

— Дети пожар устроят. И нас водой обольют.

— Деточка, — Ростиславыч вытер вспотевший лоб, — мне в моем возрасте так пугаться вредно.

— Мы фонарики сделали, из консервных банок, — заметил Иван Владимирович. — Кругом не только идиоты.

Юрьевна побагровела.

— Жанночка, там, за столовой, склад пластиковых бутылок, — нежно поддержала Елена Тимофеевна. — Надо еще брызгалок понаделать.

Кира задумчиво поводила пальцем по кисельной лужице, вскинула взгляд. Мальчишки из ее отряда как раз доканчивали дежурство. А Максим, забыв про недотертый столик, смотрел на нее, и его уши медленно становились малиновыми.

— Симрик, тебе чего? — спросила воспитательница удивленно.

Ребенок отшатнулся, с грохотом снеся с соседнего стола опрокинутый кверху ножками стул.

— Э-э, ничего, — Даник Кахновский кое-как умудрился и вернуть на место стул, и уволочь приятеля.

— Чего ты лез? — бесцеремонно рявкнул он на выходе из столовой.

— Я… я только… в общем, если один человек признается второму в любви, а третий знает, что первый — преступник, то должен ли он второму об этом говорить?

… На закате над лагерем протяжно и звонко пропела труба, и, повинуясь этому знаку, вспыхнул на Змеиной Горке Костер, а с пожарной бочки возле третьего отряда сняли крышку, превратив ее в щит, а бочку — в волшебный Источник. В этот же миг экспедитор Володя, исполнявший и обязанности электрика, нажал на рубильник, и свет погас, заставив лагерь окунуться в совсем другие, влажные и духовитые сумерки незнакомого мира. Отчаянно заливались в росистой траве кузнечики, пахло рекой и сеном, надвинулось на таинственные сосновые, дубовые, березовые кроны бесконечное небо, и узоры свечек, скользящие среди темных домиков, казались спустившимися к земле звездами. Брызнула по листьям вода, простучали шаги, в отдалении засмеялись, и звонко откликнулось на смех эхо.

3.

— Мне все ясно, — сказал Максим, задвигая поглубже в малинник горящие фонарики, и задумчиво уставился в облака. Катька с Даником переглянулись. Официально числились они в команде «костров», почему и должны были таскать с собой огонь, как символ души. Конечно, проще было бы завершить расследование, носясь по лагерю бесхозной нечистью, но Симрик решил пойти на жертвы: сегодня свет мог очень и очень пригодиться.

— Ну и…

— Если вы пообещаете меня не перебивать…

Катька хищно изогнула пальцы:

— Нет, я его исцарапаю!

А Даник плюхнулся на землю и подпер подбородок ладонью: