Сергей Лукьяненко - Царь, царевич, король, королевич...

Так что к цирку мы приехали мрачные и подавленные.

Народу у входа было много. Причем, в основном не дети — им видно и без того развлечений хватало. Взрослые стояли в длинной очереди у кассы, но нам, когда экскурсовод показала какой-то документ, дали пройти со служебного входа. По пути мы увидели двух художников, которые, дымя папиросами, рисовали афишу: Кубатай, с пышной зеленой шевелюрой, бил Смолянина по голове огромным пенопластовым молотком. Смолянин от этого потешно раскрывал рот, и оттуда вываливалась маленькая рыбка, которую на лету ловил Орлик. Видимо, в цирке решили принять ДЗР-овцев на постоянную работу.

Нас усадили в первом ряду, дали программки, пакетики с жареным арахисом, баночки с пепси-колой, и вообще, были очень вежливы.

— Лучше пусть выступят, — шепнул мне Холмс. — Страх-птичкам дано задание следить за ними до самого выступления. К чему лишние проблемы?

Я согласился. Зачем проблемы, да и в цирке я давно не был.

Вначале выступала дрессировщица с собачками, потом фокусник... А потом, когда над ареной стали натягивать сетку для выступления воздушных гимнастов, вышел конферансье и объявил:

— Впервые! После триумфальных гастролей по Мадагаскару! Весь вечер на арене! Рыжий и Зеленый клоуны! Смолянин и Кубатай! Пра-а-ашу!

И на арену, неумело хохоча и улюлюкая, вынеслись ДЗР-овцы. Яркие цветастые трико эффектно облегали мускулистую фигуру генерала и деликатно драпировали стройное тело переводчика. В руках Смолянина была крошечная гармошка, у Кубатая — небольшая гитара. Лица их покрывал толстый слой разноцветной гуаши. Шевелюра Смолянина сияла, отросшая на голове Кубатая щетинка нежно зеленела. На середине зала друзья остановились и с ужасом огляделись по сторонам.

Зал затих, ожидая. Страх-птички, призванные проконтролировать выступление, весело вились над ареной. Двое рабочих сцены торопливо вынесли вслед и поставили посреди зала большую плетеную корзину, накрытую клетчатым платком... ой, нет, Смоляниновской юбкой!

Первым овладел ситуацией генерал. Видимо, подготовка диверсанта включала в себя многое. Он невесело улыбнулся и печально протянул:

— А вот и мы-ы-ы...

— А вот и вы, — жалобно согласился Смолянин, испуганно оглядывая переполненный зал.

— Мы к вам пришли, — продолжал генерал, беря гитару поудобнее.

— И будем петь, — обреченно сказал переводчик, растягивая гармонику.

Я мельком глянул на Холмса с Ватсоном. Они с любопытством наблюдали за представлением.

— Если скучно жить на свете,

Если вас достали дети, — пробренчал Кубатай.

— Кто прогонит горький сплин?

Кубатай и Смолянин! — несколько самоуверено, но мелодично пропел младший майор.

Что-то мне эта мелодия напомнила... А зал оживился, послышались редкие боязливые аплодисменты. Ободренные ДЗР-овцы запели громче, и на совсем другой мотив.

— Сидела птичка на лугу... — баритоном пропел Кубатай.

— Подкралась к ней корова... — дискантом подтянул Смолянин.

— Ухватила за ногу.

Птичка, будь здорова!.. — хором протянули оба.

Что тут началось! Буря аплодисментов! Овации! Крики «браво!» Я даже не сразу понял в чем дело — а потом сообразил, что все подумали о Страх-птицах. И мне стало не по себе. А ДЗР-овцы раздухарились.

Зал ликовал. Аплодисменты смолкли лишь для того, чтобы услышать новый куплет.

Часть детей повскакивала со своих мест, но осмелевшие от примера ДЗР-овцев родители отвесили им подзатыльники и усадили обратно. Встревоженные страх-птицы закружили под куполом. Запахло озоном.

Видимо, сообразив, что выступление на грани срыва, Кубатай отбросил гитару, выхватил саблю... оглушительно свистнул.

И на арену выбежал наш Орлик. Но в каком виде! Выкрашенный в серебристо-серый цвет, с лампочкой, прикрученной к клюву! Сообразив, что издевательства над ненавистными роботами продолжаются, публика взвыла от восторга.

— Эт-то еще что за птичка? — риторически спросил Кубатай. И, приплясывая, погнался за пингвином. Орлик для вида пробовал убегать, но Кубатай его догнал, запрыгнул на спину и загарцевал по арене, на ходу выкручивая лампочку из патрона.

— О-е-ей! — войдя во вкус, крикнул Смолянин. Бросился к корзине, сдернул с нее юбку... там белели сотни куриных яиц!

— Бейте яйца! — завопил Смолянин, кидаясь яйцами в пингвина, и размахивая своим кильтом. — Время бить яйца! Время бить яйца!

Все встали. И принялись скандировать, слегка замахиваясь правой рукой:

— Время бить яйца! Время бить яйца!

Я понял, что присутствую при рождении Сопротивления. Наблюдаю его тайный опознавательный жест, вижу гордое клетчатое знамя и слышу смелый клич. Куда там испанцам, с их «Но пасаран!»

— Время бить яйца! Время бить яйца! — продолжали вопить люди. Лишь иногда отдельные, видимо, наиболее натерпевшиеся, уточняли тайный смысл:

— По-роть! По-роть!

Честно скажу, хоть мне и не нравилось то, что Стас с бедным миром сотворил, но тут я задумался. Как-никак родной брат... а против него зреет переворот! Что делать? Пойти против правды или против брата?

И тут в ослепительном сиянии Кубатай, Смолянин и Орлик исчезли со сцены. «Стас!» — сообразил я. «Следил, негодяй. Через зеркальце волшебное или через наливное яблочко...»

А людей было уже не остановить! Люди кинулись на арену и принялись топтать ни в чем неповинный продукт. Некоторые, выхватив из брюк ремни, тут же укладывали своих детей поперек колена, спускали штаны и принимались объяснять разницу между преступлением и наказанием.

Через мгновение и нас с англичанами охватило белое свечение; Стас магически выдергивал нас из цирка.

В апартаменты юного тирана мы вернулись, так и не досмотрев до конца замечательное цирковое представление. Вместо табуретки посреди зала стоял роскошный трон. Для нас были приготовлены шесть зеленых обитых бархатом кресел. Стас сидел на троне и вертел в руках маленькое блюдечко с наливным яблочком на нем.

— Так, — мрачно произнес он, глядя на генерала.

— Стас, ты не прав, — отважно сказал Кубатай, размазывая по лицу гуашь. — Ты совершенно неправ!

— Я все хорошо сделал! — упрямо заявил Стас. — На земле теперь войн нет! И детей не обижают! Я еще литературе покровительствую и экспедицию на Венеру готовлю!

— Стас, во-первых, нельзя так самовольно счастье навязывать.

— Можно, — заложив ногу за ногу ответил Стас. — Вы садитесь, садитесь, в ногах правды нет.

— Во-вторых, дети — они иногда куда хуже взрослых... — вздохнул Орлик и всплеснул крыльями.

— Ты бы уж молчал... Кащей! — отрезал Стас.

— Без магической силы я лишь мирный ученый Манарбит! — возмутился Орлик. — Заколдованный неким юным магом.

Стас щелкнул пальцами... и Орлик преобразился в Кащея! То есть — в ученого Манарбита. Вполне приличный на вид человек, похож на бакалейщика с Бейкер-стрит!

— А в третьих, мистер Диктатор, — добывая из кармана трубку сказал Холмс, — ты вернулся вовсе не домой. Это всего лишь книжка! «Царь-царевич, король-королевич». И теперь мне ясно, почему она носит столь странное название.

Вот это замечание моего гениального друга уязвило Стаса. Он наморщил лоб... но потом просветлел лицом.

— Вам завидно, да? — радостно спросил он. — Завидно! Но я не жадный. Живите в моем мире, пользуйтесь. Вас, как моих друзей, все уважать будут. Все вам будет! Холмс, вы станете министром внутренних дел. Вы, Ватсон, министром электрификации. Кубатай, ты за космос будешь отвечать. И за диверсии. И за охоту. Вместе будем охотиться — на тигров, пантер, львов! Смолянин, я тебя министром культуры сделаю. Хочешь? Кащей... ладно, Манарбит! Я даже на тебя не злюсь! Хочешь — станешь президентом Академии Наук? Или советником по делам магии?

Стас соскочил с трона, возбужденно прошелся взад-вперед, потом подошел к брату, взял его за руку, и тихо сказал:

— Костя... А тебе, ты ведь мой брат... Я тебе тоже магическую силу дам. Как у себя... почти. Вместе будем править.

Признаюсь, это было трогательное зрелище. Но в сердце мое закрался страх: а вдруг кто-то из нас не выдержит и поддастся на посулы тирана? Вот я, например... Быть министром электрификации всего мира — что может быть прекраснее?

Костя молчал. Кубатай крутил ус. Смолянин улыбался, грызя ноготь. Манарбит облизывался.

— Костя, да мы же все теперь можем! — продолжал свои уговоры Стас. — Все! Помнишь, ты о мотоцикле мечтал?

Юный джентельмен щелкнул пальцами, и прямо в комнате появилась сверкающая никелированными частями конструкция.