Андрей Белянин - Тайный сыск царя Гороха

– Угу… а все отделение – мы трое. Ладно уж, после вынесения приговора преступникам посидим в узком кругу, как свои люди. Митька-то готов?

– Как всегда. Я ж говорю, он деревенский, до петухов вставать с детства приученный. Ну, вот и кашка по-лукошински с грибами да брусникой поспела. Бери ложку-то…

Завтракали быстро. От чая я отказался, сказывалось нервное перенапряжение последних дней. Потом выпью… все потом. Баба Яга аккуратно взяла с полочки мухомор, завернула его в платочек и положила в корзинку. Митяй дожидался нас во дворе, он был необычайно серьезен и собран. К царскому терему шли молча. Что-то недоговоренное давило на всех нас. Какое-то смутное, непонятное беспокойство тревожило изнутри, бередило, как заноза, перекатывалось холодным комком в животе и не давало дышать спокойно… Уже у самых ворот бабка обернулась и осторожно потянула меня за рукав:

– Пойдем отсюда, Никитушка… Не то здесь затевается, неправый суд вершиться будет. Кровь близкую чую, человеческую… Не по сердцу мне это.

– Поздно, уже пришли. – По правде говоря, мне тоже не хотелось идти на показательный фарс, но и отступать было некуда. – Младший лейтенант милиции Ивашов. Доложите царю.

– Предупрежденные уже, – расступились стражи. – Ждет вас государь, все проходите.

Мы поднялись в главный тронный зал. У входа под охраной стояли два «крупных уголовника» – боярин и дьяк. Увидев меня, они смущенно отвели взгляды, видимо, каждый все-таки чувствовал свою вину и отдавал себе отчет, что если бы вовремя во всем признался, то мог бы рассчитывать на серьезное снисхождение. Выражаясь их же языком – с повинной головы и волос не падает. Я подбадривающе улыбнулся…

Двери в залу распахнулись, и высунувшийся стрелец из царской гвардии громко оповестил:

– Государь приказывает сыскному воеводе войти и ответ держать.

Тут уж мы все трое недоуменно переглянулись. Но делать нечего, вошли. На этот раз кроме напыщенных бояр, восседающих на лавках, у трона Гороха стояло двое телохранителей. Лично я видел подобных гигантов впервые… Такими лапами лес валить без топора можно, гвозди лбом забивать, камни ногами в щебенку дробить. Сам государь явно пребывал в самом суровом расположении духа. Это ощущалось всеми и невидимым прессом давило души.

– А ну подойди, сыскной воевода! Доложи-ка всем нам, как ты следствие милицейское проводил, как покражу из казны разыскивал, на кого вину за все дело возложить, кому ответ держать… Смело говори, ничего не бойся.

Лично мне все это показалось сущей ахинеей. Царь говорил каким-то «не своим» языком. Однако все смотрели на нас, на представителей первого отделения, поэтому я сделал шаг вперед, раскрыл планшетку и начал речь:

– Краже в государственной казне предшествовал заговор.

– Не может того быть! Брехня! Клевета! Хула! – послышалось со всех сторон.

Царь поднял руку, и в зале вновь воцарилась тишина. Я продолжил:

– Все нити преступления ведут к небезызвестному Кощею Бессмертному. Он давно планировал захват Лукошкина. В конце концов ему удалось завербовать себе постоянного резидента, который, в свою очередь, шантажом и обманом заставил работать на себя дьяка Филимона Груздева и боярина Афанасия Мышкина.

– Опять ложь! Не мог боярин знатного рода так себя уронить! Врешь, участковый!!! – вновь возмутилось наэлектрилизованное общество.

Горох поманил стрельцов, и в залу ввели заключенных.

– Вина их тяжела и доказана! Нынче же казнить обоих. А ты, сыскной воевода, поведай нам о том, кто их на кражу направил?

– Дело в заговоре, а не в краже. Кража сундучка…

– Не перечь государю! – неожиданно взревел Горох, вскакивая с трона.

Все аж пригнулись. Я пожал плечами и попросил у Яги мухомор. Она положила гриб на ковер перед троном, зыркнула по сторонам, плюнула на пол… Грянул гром! Перед нами сидел казначей Тюря, протирая заспанные глаза. Бояре ахнули.

– Так он же помер! Преставился… Да не он это, поди, похож только. Опять милиция свои шутки шутит…

– Гражданин Тюря, вы обвиняетесь…

Я не успел договорить, казначей посмотрел на царя и злорадно улыбнулся. Он встал, сделал пару шагов к трону, внимательно разглядывая Гороха, а потом повернулся ко мне:

– Вот ты и проиграл, участковый. Да знаешь ли, против чьей воли идешь? Да ведаешь ли, кто перед…

– Казнить! – взвыл царь.

Дальше все произошло настолько быстро, что мы буквально обомлели. Один из молодцов, стоящих у трона, резво шагнул к казначею, схватил его за шею, сжал страшными пальцами, и, только когда раздался тихий хруст ломающихся костей, до меня дошло, что происходит. На безымянном пальце Гороха сияло золотое кольцо с зеленоватым смеющимся камнем. Вот он – перстень с хризопразом! Все сразу стало ясно…

– Митька! Хватай царя! Мышкин и Груздев, задержите телохранителей! Баба Яга, помогите им!

На мгновение из зала исчезли все звуки. Наступила абсолютная тишина… Первым шумом был звонкий подзатыльник, отвешенный раскрывшему рот Митяю.

– А ну, неслух, выполняй приказ сыскного воеводы! – рявкнула Яга, потирая ушибленную руку.

Дальше началось столпотворение! Наш парень прыгнул на Гороха, тот швырнул в него державой, не попал и, шипя, отбивался скипетром. Бояре дружно рухнули в обморок. Царские бугаи ринулись на выручку государю, но обезумевший дьяк подкатился под ноги одному, а бывший начальник охраны повис на шее у другого. Пока шла неравная возня, бабка громко выкрикивала заклинания. На шум драки прибежали стрельцы. Куча-мала покатилась по полу. Я потерял фуражку, сбил кого-то, пытавшегося меня удержать, и рванулся за трон. Там, завернутый в парчовое покрывало, неподвижно сидел связанный человек. Я потянул ткань… Царь Горох, собственной персоной, с кляпом во рту, со скрученными руками и ногами, повалился на пол.

– Все в порядке? – Я похлопал его по щекам.

Горох ответил мне бешеным взглядом. Я вытащил кляп и взялся за веревки. Кто-то из очнувшихся бояр сдуру замахнулся на меня посохом, но царь ловко пнул его ногой в пах, боярин повалился, а мы вырвались в зал. Горох вспрыгнул на трон, заорав, как пароходная сирена:

– Эгей, молодцы! Вяжи самозванцев! Я с вами, дети мои!..

С этими словами государь попытался «щучкой» прыгнуть с трона в гущу боя, но я удержал его ценой еще одной шишки на мою бедную голову. В зал ворвался целый отряд стрельцов с саблями наголо. Царь опомнился и начал, размахивая руками, руководить сражением. Мужики побросали оружие и, закатав рукава, пошли в рукопашную. Через пять минут победа была за нами!

Я окинул «поле битвы» беглым взглядом. На полу гора копошащихся тел, в основном стрельцы вперемешку с боярами, откуда-то снизу торчит обрывок рясы дьяка Филимона. В уголке Баба Яга, все еще что-то бормочущая, в позе кошки, увидевшей собаку. Царь Горох стоит слева от меня, в измятой рубахе, в атласных штанах и шерстяных носках, с синяком на скуле.

– Митька!

А в ответ тишина, он вчера не вернулся из боя… Тьфу! О чем это я?

– Митька!

– …десь… атюшка… ыскной… оевода! – едва слышно донеслось из-под кучи-малы.

Мы с Горохом переглянулись и на пару взялись за дело. Где-то на середине был извлечен боярин Мышкин, намертво вцепившийся зубами в ногу расколдованного шамахана. Зубы пришлось разжимать ножом, а его жертву еще долго извлекали из-под полузадохнувшихся тел. Дьяк Филимон обнаружился еще ниже, он так крепко держал своего врага, также принявшего истинный облик, что их объятья скорее походили на интимно-супружеские. Сходство усиливалось длинной рясой дьяка и вызывающе торчащей сивой косицей. Предпоследним достали помятого и потоптанного Митяя. Как он вообще выжил под такой тяжестью? Но когда его подняли, то оказалось, что наш сотрудник припечатал своим пузом фальшивого царя. Благодаря заклинанию Яги все три шамахана лишились личин. Того, кто изображал нам Гороха, настолько расплющило, что его еле-еле откачали. Я вернул валяющуюся корону ее законному владельцу. Он мрачно принял от меня запылившийся символ верховной власти, собственноручно выправил погнутые зубцы и гордо водрузил головной убор набекрень.

– Ну, участковый… – Горох попытался что-то сказать, передумал, крепко, по-братски обнял меня и заскрипел зубами: – Шамаханов – на кол! Всех бояр – вон! Завтра разберусь… Подать мне доспех и оружие, не ровен час, Орда под стены пожалует.

Мы тоже вышли вместе со всеми. Митька отпросился в ополчение, «пострадать за Отечество»… Я махнул рукой – иди куда хочешь, но, если тебя убьют, на глаза мне не попадайся! Яга уцепила меня под локоток, и мы чинно отправились домой. Улицы Лукошкина были пустынны, как говорится: «Все ушли на фронт!» Мне уже ничего не хотелось… На кителе ни одной пуговицы, я их по полу собирал, нашел всего две. На фуражке кто-то сидел, теперь этот блин только на пугало одевать. На лбу шишка, то ли сам ударился, то ли стукнул кто… Еще локоть беспокоит, сгибать больно, придем, сниму рубашку, посмотрю.