Андрей Белянин - Заговор Черной Мессы

– Пентаграмма! – угадал я.

– Звезда масонская, – подтвердила Баба Яга.

– Пагуба бесовская! – добавил царь.

– А мне не видно… – прогудел Митька.

Шестеро монахов спрятали ножи и, по-прежнему держа в руках факелы, встали в круг, каждый на вершине одного из лучей. Пастор раскрыл толстый фолиант, поставил его на треногу и, став спиной к алтарю, начал нудно читать какой-то латинский текст. Повинуясь его указаниям, охранники извлекли спрятанное большое деревянное распятие и, уложив его на алтаре, начали на нем прыгать. Хруст ломаемого дерева слегка перебивал непонятные латинские слова.

– Что творят, что творят, антихристы! Да не держи ты меня, участковый, я им сейчас…

– Батюшка государь, – скромно вмешалась Яга, – уж ты не серчай, а только я тя щас в лапоть превращу али в лютик какой…

– Царя?! – ахнул Горох.

– А не мешай милиции…

Между тем охранники спрыгнули с алтаря и, войдя в центр пентаграммы, опустились на колени. Трое монахов, передав факелы близстоящим товарищам, вновь взялись за ножи и прежде, чем мы поняли, что происходит, вспороли глотки несчастным. Черный бархат залило кровью…

– Митенька, не пущай, не пущай его!

– Куда, участковый?! Их не спасешь, а себя погубишь!

– Бабуля, рот чем-нибудь заткните Никите Ивановичу, а уж мы с государем его удержим…

Видимо, у меня что-то перемкнуло в голове. Спокойно смотреть на ритуальное убийство в школе милиции не обучают. Самообладание вернулось не сразу…

– Ладно, пустите… все…

Пастор продолжал заунывное чтение, но его голос постепенно становился все громче и увереннее. В нотах проскальзывала истеричность и безумная радость настоящего религиозного фанатика. Мне показалось, что над распростертыми телами заклубился черный густеющий дым. Он все плотнел и плотнел, уже под самым потолком сбиваясь в грязный силуэт, обретающий мощь и объем.

– Насекомая… – на выдохе констатировал Митька.

Под потолком храма возилась, приводя себя в порядок, уродливая черная муха величиной с хорошую лошадь. Мы замерли, завороженные увиденным. Пастор Швабс воздел к ней руки и в полный голос завопил по-русски:

– О великий и прекрасный Вельзевул! Повинуйся слову моему, выйди из глубин ада на порочную землю Руси. Порази могуществом силы своей всю нечисть духа славянского. Покарай храмы их, грехи и заблуждения и дай нам, единственным хранителям истиной веры…

В этот момент в дверях церкви раздался взрыв! От дубовых досок не осталось даже петель… Из клубов желтоватого порохового дыма шагнула долговязая фигура немецкого посла:

– Все кончено… и будьте вы прокляты! – В его руке тускло блеснул ствол длинного пистолета.

Грохот выстрела слился с предсмертным визгом священника. Но он же и помог нам скинуть с плеч непонятное оцепенение.

– Еремеев, давай! – взревел я.

В тот же миг черные полотна рухнули на пол, а стены буквально озарили весь храм невероятно прекрасными фресками! Черная муха, яростно жужжа, заметалась под потолком, не зная, куда деться от суровых взглядов Иисуса Христа, Божьих архангелов и православных святых, изображенных на стенах с соблюдением всех канонов. Иконописцы не подвели! Даже мне теперь стало ясно, что та несусветная сумма, запрошенная ими за свой труд, – ничто в сравнении с тем ударом, который получил Повелитель мух. Стрельцы, во главе с царем, бросились на заезжих монахов, закипела рукопашная. Вельзевул неожиданно рухнул вниз и, сбив Кнута Гамсуновича, стал протискиваться наружу.

– Митька, бей! – заорал я, устремляясь в погоню.

Наш младший сотрудник в порыве служебной отваги рванул вперед и так врезал мухе в зад, что та пробкой вылетела во двор. Следом выбежали мы с Ягой. Черный демон ада, треща крыльями, с яростным жужжанием пытался взлететь, но… из-за забора слышались грозные церковные песни. Однако взбешенный Вельзевул сумел оторваться от земли, и тут… произошло чудо! Иного названия этому событию я не нахожу. С золоченого креста храма Ивана Воина сорвалось золотое копье, которое, беззвучно взрезав мглу ночи, насквозь пронзило брюхо гигантской мухи! От нечеловеческого рева вскочил на ноги весь квартал… Люди выбегали в одном исподнем, по небу метались перепуганные облака, запах горелой плоти резал ноздри, но… все было позади. Повелитель мух грохнулся наземь и исчез, как бы провалившись сквозь землю.

– Все, что ль, Никитушка? – тяжело дыша, подбежала ко мне Баба Яга.

Я виновато пожал плечами. Действительно, все. Столько нервов, столько приготовлений, а вся война непосредственно с демоном заняла каких-то десять минут. Несерьезно…

Стрельцы успокаивали встревоженных немцев и отправляли спать набежавших лукошкинцев. Отец Кондрат заявился мокрый от волнений, долго плевался на то место, где сдохла муха, и ушел домой, лишь заручившись моим обещанием отстоять благодарственный молебен в храме Ивана Воина. Ему не пришлось меня уговаривать, я бы и сам предложил нечто подобное, но батюшке, видимо, хотелось несколько унять праведное волнение. Из его переулочка взлетевший Вельзевул был очень хорошо виден…

Фома Еремеев подошел с перевязанной головой. Четверых взяли в плен, двое убиты, трое стрельцов ранены. Мы пожали друг другу руки, говорить не о чем, все завтра…

Царь Горох прибежал довольный по уши. Он тащил за руку «воскресшего» немецкого посла.

– Уважаемый гражданин участковый, я очень перед вами виноват. Мне следовало бы внимательнее прислушиваться к советам опытного оперативника. Когда я наконец понял, в какое положение попал и какие люди меня окружают, было поздно. Мне едва удалось спрятаться в амбаре у наших пекарей и не высовывать носу, так как меня искали все. А если бы нашли, то это могло кончиться только «несчастным случаем»…

– Понимаю, хотя… если бы вы попытались войти с нами в контакт, можно было бы избежать многих проблем. Теперь это уже не важно. Я только хотел спросить, почему они устроили обыск в вашем кабинете?

– Я писал докладную в Германскую Епархию по поводу планов черной мессы и злонамеренного поведения пастора Швабса. В тот день он сам открыл мне свои намерения и предложил присоединиться к ритуалу. В противном случае мне угрожала смерть. Я обещал подумать, написал письмо и попытался тайно покинуть территорию слободы, но увы… Однако этой ночью я вспомнил, что такое дворянская честь и долг перед страной, принявшей нас. Пистолеты были у меня с собой, порох я украл ночью. Мне казалось, что, убив пастора, я сумею остановить черную мессу…

– Вы вели себя мужественно. Спасибо. Жаль, что нельзя будет увидеть Швабса на скамье подсудимых, но, в сущности… он бы получил тот же приговор.

– Только так! – поддержал меня государь. – Видишь, сколько тут интересного было, а ты меня брать не хотел! Вредный ты мужик, Никита Иванович, неуважительный… Вот не дам тебе мою царскую награду, будешь знать!

Из храма вышел заспанный богомаз Савва Новичков. По-моему, он так и не проснулся до конца. В его глазах застыло простодушное недоумение – он уснул среди авангардных демонов, а проснулся под укоризненными взглядами христианских святых. Ладно, ладно, потом объясню… Лично мне уже ничего не хотелось. Ни наград, ни почестей, ни разговоров. Накатилась какая-то невозможная усталость… Яга спорила с Митькой, царь командовал стрельцами, посол по-немецки успокаивал своих, а я сел в уголок у ворот, привалился спиной к теплому бревнышку и тихо уснул. Господи, должны же и милиционеры хоть иногда спать…

Утро. Тишина. Я поплотнее укутываюсь в лоскутное одеяло, стараясь укрыться с головой. Бесполезно… Нахальное солнце уже нащупало своими лучами мой нос и теребит ресницы. Почему не слышно петуха? Либо день начинается с чудес, либо этот маньяк, схлопотав от меня тапочкой, больше не рискует орать под окном в четыре утра. Снизу доносится какой-то манящий запах… Я невольно приподнимаюсь, отрывая голову от подушки, – куриный бульон! Вот что это такое! Неужели… неужели где-то услышали мои молитвы и Баба Яга все-таки сварила суп из голосистого мерзавца? В полном воодушевлении я вскочил с кровати, плеснул в лицо ледяной водой из рукомойника и, наскоро одевшись, бросился по ступенькам вниз. Так и есть! Баба Яга, празднично наряженная, доставала ухватом из печи дымящийся горшок.

– Никитушка? Сам встал, сокол наш ясный, а я уж собралась идти будить…

– Что у нас на сегодня? – кровожадно подмигнул я.

– Да вот, супчику с потрошками тебе приготовила. А то чтой-то заморился ты совсем, силы тебе поддержать надо… Куриная лапшичка тут наипервейшее лекарство!

– Куриная? – Я чмокнул ее в щеку. – То-то с утра нашего петуха слышно не было… Спасибо, бабуля!

– Ох, да кушай на здоровье… – Старушка аж покраснела от моей сыновней ласки. – А петуха-то я того…

– И правильно! Давно пора…

– Соседке отдала на денек. Она уж как просила, говорит, ее-то пустозвон совсем кур не обихаживает, у тех и цыплят-то нет… Никитушка, что с тобой? Обжегся, сердешный?