Сергей Климов - Как я чёрта искушал

– Не бойся, дитя моё, – прошептал отец Виталий, который лучше всех нас понимал глубину последствий этого поступка и, наверное, от стыда был краснее рака, – я защищу тебя, что бы ни произошло.

Он прижал к себе это хрупкое создание и погладил по голове, потому как наша спасительница бесшумно расплакалась от такого потрясения. Через несколько минут батюшке удалось её успокоить, и она сказала тихим голосом:

– Я обо всём вам сейчас расскажу.

Подойдя к двери, она какое-то время постояла, прислушиваясь, а потом снова уселась к нам на пол и начала:

– Позавчера утром к нам в монастырь приехали люди на чёрном джипе. Один из них – такой представительный уже немолодой человек – потребовал увидеть матушку Алевтину. Скоро мне стало известно, что этот мужчина представился братом нашей Олеси. Говорят, матушка сначала не поверила ему, но он внёс крупное пожертвование на ремонт храма, и она согласилась её выдать. Он и рассказал историю о том, как Олеся сбежала от мужа, а потом, попав в аварию, потеряла память. Говорил, что уже долго её ищет и очень счастлив, что, наконец, нашёл. Он заверил матушку, что сумеет уберечь Олесю от вас – отец Виталий, и сказал, что очень скоро вы тоже явитесь требовать выдачи вашей жены.

Байкер сидел не шевелясь. Я думаю, что его лицо из огненно-красного от стыда теперь сделалось мертвенно-бледным от страха.

Глафира продолжала:

– В то же утро этот человек увёз Олесю с собой. Куда они уехали, я не знаю. Но это ещё не всё. Он сказал матушке, что батюшка приедет со своими помощниками, одного из которых зовут Борис. За какую-то невероятную сумму пожертвования он взял с матушки согласие, что она сумеет, как это выразить… взять в плен Бориса и задержать его в монастыре до приезда его людей. Ваш друг зачем-то понадобился этому человеку. Сегодня утром Борис приходил в лавку. Не гневитесь, отец Виталий, что я солгала вам. Вы простите меня, я в монастыре человек маленький: мне говорят – я делаю. Простите, пожалуйста. По настоянию матушки я провела Бориса в комнату и угостила чаем. Он стал мне что-то говорить о том, как сложно оставаться в этом мире честными людьми, повествовал о жизненных убеждениях Александра Дюма, зачем-то рассказывал о песнях венецианских гондольеров, я даже запомнила, как эти песни называются – баркаролы, – с трудом выговорила она, заставив меня поперхнуться от сдавленного смешка.

Да, от нашего Борьки другого ожидать не приходится…

– Но вдруг наш сторож, незаметно вошедший в комнату, подошёл к нему сзади и закрыл его лицо тряпкой. Борис тут же пошатнулся и свалился со стула. Наверное, тряпка была вымочена в хлороформе… Сторож поднял его на плечи и куда-то унёс. Ещё я знаю, что, когда стемнело, Бориса перенесли в собор. Там под лестницей есть каморка, туда его и заперли. Сегодня ночью за ним должны приехать те люди и забрать его. Это матушка позвонила им и всё рассказала. Вот всё, что мне известно. Я прошу вас только, не осуждайте матушку Алевтину, она делает всё во благо монастыря.

– Эх, дитя моё, – грустно сказал священник, – тебе ли не знать, куда выстлана дорога благими намерениями.

– Поймите меня, отец Виталий, я понимаю, что матушка не всегда бывает честна, но мой долг – служить Богу и тем, кого Он поставил надо мной в этой жизни. Я сожалею, если своими действиями я принесла вам неприятности. Я всего лишь выполняла поручение матушки…

– Давайте сейчас не будем размусоливать философию, – строго прошептал я. – Мы не за этим пришли. Во-первых, Глаша, откуда тебе всё это известно в таких подробностях?

– Знаете ли… – замялась она, – через мои уши проносится много слухов и сплетен, да и потом монастырь у нас небольшой, ну и через лавку множество людей проходит…

– Ясно, – оборвал я. – Тебе известно, как будут выводить Бориса?

– Достоверно нет. Но я думаю, что вряд ли через главные ворота. У нас есть ещё чёрный ход, он находится за садом невдалеке от собора. Но ключ от калитки есть только у матушки Алевтины. Всё. Я и так вам слишком многое рассказала.

– Спасибо, Глаша. Мы тебя больше не побеспокоим.

– Вы ведь не расскажете матушке о том, что узнали от меня? – испуганно спросила она.

– Если только ты сама не расскажешь ей о нашем визите.

– Вы что! Нет, конечно! Да меня же тогда… – она, не договорив, взмахнула руками: – Уходите скорее, я и так вся дрожу. Я рассказала вам всё, что знала.

Выбирались той же цепочкой: батюшка, гей, я. Когда подошла моя очередь, я, подойдя к окну, сказал девушке на прощанье:

– Спасибо за помощь. Ты нам очень помогла. Удачи тебе!

Её ответ ну никак не втискивается в рамки монашеской логики. Схватив меня за голову, она прижалась ко мне губами, и секунд десять я был скован её страстным поцелуем. Затем она шепнула мне на ухо:

– Я сохраню это воспоминание до конца своих дней. – И так же резко оттолкнула, удалившись в темноту кельи.

В принципе, её ответ можно втиснуть в рамки женской логики, а это всё объясняет.

Выбравшись на улицу, я посмотрел на Виталика с Бронькой. Нет, вроде бы ничего не заметили. Хоть я и не виноват в произошедшей неожиданности, свидетели всё равно не нужны. Да-а, любви хочется всем, даже монашкам!

Прокравшись подальше к забору, стали совещаться.

– Боже мой! Варвара уже у Аристарха! – сокрушался отец Виталий. – Мы опоздали!

– Рано ещё паниковать! – одёрнул его я. – Ночью, если Глашка сказала правду, за Борькой приедут люди Аристарха. Мы отобьём у них Бориса и выведаем местонахождение его папаши.

– Хорошо! – хрустнув кулаками, пробасил байкер.

– Так-так, ребятушки мои! – встрял Бронька. – Я требую объяснений. Я так понимаю, вы знаете злодея, который похитил вашу жену, батюшка, и собирается сделать то же самое с Борюсиком.

– Да, – ответил я.

– Ты назвал его папашей. Это отец моего мальчика?

– Да.

– Но что всё это значит?! Я совсем запутался!

– Броня, сейчас нет времени объяснять.

– Хорошо, – согласился гей. – Отложим на потом. Тогда предлагаю заняться непосредственно освобождением Бореньки. Как вам такой вариант? У меня с собой есть карандаш. Отыщем бумагу…

– У меня блокнот есть, – известил байкер.

– Очень хорошо! Мы пишем ему коротенькую записку о том, что мы его любим и не оставим в беде. Пишем, чтобы он был готов к решительным действиям, потому что мы установим засаду у чёрного хода и будем его спасать.

– Отлично, но как мы отдадим ему записку? Его каморку наверняка охраняют.

– Охраняет сторож. Больше некому. Не будет же настоятельница ставить на охрану монахинь… Но сторожа я беру на себя. Я его отвлеку, заставлю выйти на улицу, а кто-нибудь из вас зайдёт в храм и передаст записку моему милашке. Потом встретимся возле дерева с верёвочкой, перелезем через забор, засядем в засаде и будем ждать похитителей. Как раз будет время рассказать мне, что к чему.

– Да, идея ничего, – одобрил я. – Давайте ваши канцтовары.

Батюшка посветил мне телефонным фонариком, а я быстро написал, прислонившись к стене забора, записку пленённому чёрту.

– Готово! – огласил я и сунул блокнот с карандашом в карман.

Бронислав снова повёл нас какими-то путаными закоулочками к месту заточения нашего друга. Было видно, что батюшка морально повержен, но духа старался не терять и вёл себя спокойно.

Спрятавшись с ним за углом великолепного собора белого цвета, мы стали наблюдать за действиями нашего проворного помощника. Сначала он подошёл к высокой двери и дёрнул за ручки. Дверь не поддалась. Тогда он несколько раз ударил по ней кулаком и скрылся в темноту. Не прошло и минуты, как замок в двери щёлкнул, и пожилой сторож вышел на улицу. Неподалёку послышались шаги, и тёмная фигура, показав себя, тут же припустила бегом, намеренно шаркая по земле. Сторож откуда-то из-за двери достал короткую дубинку и, прикрыв двери храма, шустро засеменил на шум. Когда он отошёл шагов на десять, я живо двинулся к входу, а по пути успел подумать о том, что сторож вполне мог закрыть собор на ключ, что на корню бы обломало наш план. Тогда бы нам больше ничего не оставалось, кроме как отобрать у него ключи силой… Я лично рад, что сторож оказался рассеянным. Драться в монастыре – это как-то не по-божески.

Без труда отыскав лестницу, я так же без труда отыскал и каморку под ней.

– Борька, ты там? – громким шёпотом сказал я в дверь.

– Кто это? – отозвался пленник.

– Твой искуситель.

– Кирилл, это ты?

– Да. Держи записку, – я просунул её в щель. – Прочти и следуй указаниям. Мы с тобой. До скорого!

– Как я прочту её? – сказал он, принимая блокнотный лист. – Здесь нет света.

– Ну придумай что-нибудь. Ты же чёрт!

Я развернулся и пустился наутёк. Оказавшись возле батюшки, сказал:

– Сделано!

Вместо того чтобы похвалить меня, он предоставил мне статистику:

– Одна минута, двадцать две секунды. Я считал.

Чтобы не издавать лишнего шума, мы подождали, пока вернётся сторож. Свой пост он занял минуты через три – да за это время я мог Борьке пару анекдотов рассказать! Оперативности никакой! С другой стороны, это монастырь, а не военный штаб… Пока ждали, обоюдно с батюшкой решили не подвергать доброго гея опасностям нашего противостояния с демоном. Батюшка сказал, что психика у Броньки шаткая, всякой дьявольщины может не воспринять. Да и зачем ему на амбразуры лезть? Ему ещё жить не тужить, детишек делать… ой, ну это я погорячился, конечно… Пусть не делать, так усыновлять, почему нет?