Александр Матюхин - Циклопедия

Сева с земли стащил шапку и грозно потребовал компенсации за произведенный физический и материальный ущерб. Его левый глаз исчезал в огромном лиловом синяке.

- Идите! Внесите свой вклад в освобождение мира! - наставительно, но пламенно воскликнул Миша Кретчетов из темноты, - может, я преувеличиваю, конечно, но хорошая драка, она даже в подземелье хорошая! Эх! Были бы у меня кулаки, я бы тоже подрался, а щупальцами, знаете ли, как- то не очень, только креветок кушать...

Ирдик внял и стал быстро спускаться со склона, грозно крича и размахивая руками. Часть циклопов, видя этакое зеленокожее чудовище, напавшее с тыла, в испуге кинулись к центру Пещеры, оглашая воздух воплями и мольбами о скорой помощи.

Единственным безучастным ко всему происходящему, как ни странно, оказался циклоп- гигант. Склонив голову на бок, он громко устало захрапел.

- Убить их всех! - в исступлении закричал Шаман, размахивая клюкой, брызжа слюной и прыгая на месте от бессильного гнева, - убить я сказал! Немедленно! И доставить мне их головы на палках! Они будут украшать мою спальню!

И вот в это мгновение, когда часть циклопов решительно кинулась в сторону Нефилософов, граф Яркула вдруг обратился в огромных размеров кабана с вставшей дыбом шерстью на загривке, Ирдик споткнулся о щебенку и поехал со склона на пузе, раздирая футболку и шорты, а Мусорщик с Севой встали спина к спине, готовые порвать в клочья любого приблизившегося одноглазого, произошло еще одно важное событие...

Воздух под потолком потемнел. Раздался гром, и над изумленно поднятыми головами возникло огромное клубящееся розовое облако. Горячий ветер ударил с такой силой, что мне пришлось пригнуться к самой земле. Стоящие внизу замерли.

- Кто Цеденбала зовет? - раздалось изнутри, и из облака показалась рогатая голова розового демона Цеденбала.

Я, ранее встречавшийся с демонов только, когда тот был в образе старинного говорящего замка, разинул рот от удивления.

Демон был воистину страшным! Описать его слов не находилось. Впоследствии я вспомнил лишь цвет его кожи (розовый), аккуратно подпиленные рога (чтоб не мешались) и золотистый трезубец, который демон сжимал в кулаке (для обороны). Сева же, углядевший наметанным глазом билетера намного больше, приписывал демону поросячий нос, мудрый взгляд и мохнатые брови розового цвета, а Мусорщик с таинственным видом замечал, что вообще видел Цеденбала целиком, и тот был совершенно голым. То есть абсолютно!!

Осмотревшись и мгновенно оценив ситуацию, Цеденбал возбужденно потер кулаком подбородок, вызывая снопы разноцветных искр, и сказал:

- Ну- с, как гриться, приступим...

Небольшое лирическое отступление.

В тот день, когда я дописывал роман, мой мобильный телефон неожиданно подал признаки жизни.

- Слушаю, Виноградов, - сказал я, беря трубку.

Чей- то чревовещательный бас едва слышным шепотом поинтересовался, тот ли я Виноградов, который рубил головы пришельцам, ловил у себя в квартире циклопов и один раз уронил паспорт в туалете кинотеатра?

Я ответил, что тот самый, хотя про паспорт по телефону можно было бы и не говорить.

Тогда чревовещательный бас сказал:

- Я знаю, что ты пишешь книгу о своих приключениях, поэтому не могу остаться безучастным. Помнишь, тот день, когда ты вместе с Иммануилом Кантом падал на город Новоозерск? Ну, когда с него слетели штаны и в разные стороны полетели листочки? Так вот, я в тот момент случайно оказался рядом и, так же совершенно случайно, собрал все листочки воедино. Оказалось, что это последний трактат Канта, в котором он раскрывает важный секрет - почему его муза беременна! Кант, вероятно, думал, что не вырвется живым из плена циклопов и написал его от руки, ногтем и ушной серой. Буду весьма рад, если ты, Витек, оценишь мой скромный вклад в общее дело, и вставишь этот опус в свое повествование!

Трубку положили. Одновременно с этим, перед компьютером с негромким хлопком упала стопка листов, скрепленная в двух местах степлером. Почерк, признаюсь честно, был коряв и непонятен, но я все же набрал его и теперь, исполняя волю одного чревовещательного баса, вставляю в роман без изменений и цензуры.

Итак.

"А с беременной музой Канта тоже произошла недавно вот какая история.

Проснулся однажды Жен Тьмы с засевшей в нечесаных волосах мыслью - а почему это Муза Кант беременная? А?

К слову сказать, никто этого не знал, как не знали, почему она является Музой и уж тем более Музой Канта.

Последнее особенно ущемляло местного вампира по имени Голова, который считал себя (и только себя) величайшим писателем всех времен и народов. А музой ему служила всего лишь небольшая фарфоровая свинюшка с отколотым ухом. Вдохновляла она голову только одним - если ее взять и хорошенько потрясти, то из ее пуза сыпались медные монетки, и вмиг охваченный идеями Голова сгребал их в кучу и бежал в магазин, покупать ручки и тетрадки, для творчества. Однако дальше покупок дело не доходило. Вскоре в комнате Головы в замке Трансервис образовалась солидная горка тетрадей, в которой жили не только тараканы, но и многочисленные мелкие родственники Жена, перебравшиеся в Трансервис на поиски лучшей жизни.

Иногда по ночам (а особенно в воскресенье после восьми) Голова брал кирку, лопату, спальный мешок и уходил на поиски этого самого Иммануила Канта, дабы отобрать у него Музу, но почти всегда возвращался ни с чем. Один раз он, правда, принес чье- то ухо, но экспертиза показала, что ухо не принадлежит Канту, да и вообще человеку.

Жен же к Иммануилу никаких претензий не имел, разве что счет за проживание. Однажды зимой Кант заявился со своей коробкой с надписью "Просьба не кантовать" на боку и улегся прямо на пороге, мешая лакею ходить туда- сюда. Как только потеплело (а еще, наверное, потому что друг семьи Тьмы Серомас поджег ему дно коробки), Кант ушел, сверкнув на солнце слегка опаленными ягодицами.

Но обо всем об этом Жен давно забыл. Мысль, буравившая его голову на счет невыясненных обстоятельств появления беременности у Музы Канта затмила все остальные мысли, и он даже забыл выпустить кота Кипариса на улицу. Кот, после долгих и тщетных мяуканий, с таинственным видом удалился под диван. Что он там делал, никому неизвестно, только потом, спавший на этом диване Дедок Бесноватый, которого пригласили в Замок ловить моль, жаловался на жуткую вонь и все просил, чтобы кто- нибудь отодвинул его ложе и проверил, что там такое. Никто, однако, не соглашался, мотивируя это тем, что под диваном можно обнаружить трупик какого- нибудь женового родственника. Только кот Кипарис знал, что никого трупика там нет, но подло молчал. Кстати, с тех пор, Дедок спит на диване только с крестом (на крайний случай со свечей) и клянется своей бородой, что каждый четверг, ровно в полночь из- под дивана доносятся голоса и пение усопших родственников. Очень часто усопшие жаловались на вонь, доносившуюся с дивана, что Дедка очень оскорбляло. Все, в конце- концов, выяснилось. Огромную кучу с горкой дохлых мух на ней вскоре убрали. Кота немного потрепали, а голоса прекратились. Осторожный вампир Голова заметил, что как раз в это время из Замка выехали сантехники, которые чинили в подвале (как раз под диваном) трубы, но ему никто не поверил.

Пока Жен умывался, чистил зубы, брил подмышки, мысль в его голове набухала и набухала, пока, наконец, не столкнулась с одним маленьким, но существенным препятствием - беременную Музу Канта можно было увидеть только тогда, когда Кант занимался творчеством, что- то писал или выдумывал, а так как делал он это нечасто, то надеяться на то, что Муза появиться сама или выпустит книгу мемуаров под названием "Почему я беременная, муза и Канта" не приходилось. Когда осознание этого достигло Женовых мыслительных рецепторов, он замер с тюбиком пасты в руке перед зеркалом и спросил у своего собственного отражения:

- Ну, и что делать?

Дверь распахнулась, и в туалет рысцой, перебирая руками и ногами, проскакал заспанный Серомас в пижаме. После долгих и облегченных вздохов, он вышел и, осмотрев замершего перед зеркалом Жена, сказал:

- Я так думаю, нужно поискать в коробке Канта. Он в ней много чего прячем, может и Музу. Помнишь, неделю назад она у него как раз из коробки выпорхнула!

Жен помнил. И, наверное, будет помнить еще довольно долго. Именно тогда ему, а также всем остальным жителям Замка, включая ни в чем не виноватого призрака мушкетера Д,артишока, пришлось выслушивать новое творение Канта под заголовком: "Трактистская философия. Я и моя жизнь". Кант, возомнивший себя величайшим НЕфилософом века, пришел в Замок, поставил на обеденный стол коробку, залез на нее и, отвинтив лампу, чтоб не припекало макушку, зачитал первые три главы трактата, то и дело произнося никому не понятные слова типа "модернизация", "индустриализация", и прочее. СашкенШтейна, именитого изобретателя гаек для шурупов заинтересовало тогда слово "гидроцефал", потому что он, будучи заядлым любителем журнала "Техника- молодежи", решил, что слово это как- то связано с деталями водной гидростанции. Но когда гордый и польщенный вниманием Кант подробно ему все объяснил, СашкенШтейн разочаровался и ушел к себе на второй этаж. Не за едой будет сказано, но изобретатель был еднственным, кто тогда выдержал чтение Канта. Все же остальные стояли в длинных очередях в туалет, а самые чувствительные (в основном мелкие женовы родстенники) попрятались по углам с бумажными пакетами на головах...