Владимир Кунин - Кыся-2

Я рванул вниз, в большую неотапливаемую комнату при подвале, где на стеллажах хранились сотни бутылок самых различных вин, водок, виски, джинов и стояли десятки пластмассовых ящиков с минеральной водой и соками всех сортов...

Слава Богу, Дженни даже не успела понять, куда это я смылился. Влетев в эту комнату, я непроизвольно, не отдавая себе отчета в собственных действиях, почему-то нырнул под нижнюю полку винного стеллажа, быстренько улегся на живот, спрятал голову между передних лап и закрыл глаза...

...И УВИДЕЛ ГЕЛЬМУТА ХАРТМАННА ВМЕСТЕ С ФРАНЦЕМ МОЗЕРОМ, СИДЯЩИХ В СЕРЕБРИСТОМ "МЕРСЕДЕСЕ" НА ПУСТЫННОЙ И РАСЧИЩЕННОЙ АВТОМОБИЛЬНОЙ СТОЯНКЕ ОКОЛО УЧЕБНОГО ПОЛЯ ДЛЯ ГОЛЬФА...

Я ничего не слышал... Ощущение было таким, будто я смотрю большой телевизор, а звук выключен. Только видел...

...КАК ГЕЛЬМУТ ВЫНУЛ НЕБОЛЬШОЙ ПУЛЬТ ИЗ ВНУТРЕННЕГО КАРМАНА ПАЛЬТО.

ПОЛА ПАЛЬТО ОТКИНУЛАСЬ, И Я ЗАМЕТИЛ, ЧТО ГЕЛЬМУТ БЫЛ ТОЖЕ В СМОКИНГЕ И ТАКОЙ ЖЕ "БАБОЧКЕ", КАК У МЕНЯ, ФРИДРИХА И ФОЛЬКМАРА...

Ах, как жаль, что я ничего не слышу!.. Как мне было бы важно сейчас узнать, что говорил Франц Мозер Гельмуту Хартманну! Я заметил, что чем сильнее я зажмуриваю глаза, чем плотнее прикрываю голову лапами, тем отчетливее ВИЖУ НА РАССТОЯНИИ! Вот, например, сейчас мне очень хорошо ВИДНО, как...

...ГЕЛЬМУТ, С ИСКАЖЕННЫМ ОТ СТРАХА ЛИЦОМ, НИКАК НЕ РЕШАЕТСЯ НАЖАТЬ КНОПКУ НА ПУЛЬТЕ... И ТОГДА ФРАНЦ НАЧИНАЕТ ЕГО СПОКОЙНО УГОВАРИВАТЬ, ЯВНО ВСЕ ПОВЫШАЯ И ПОВЫШАЯ ГОЛОС...

Я не слышу, я ВИЖУ, как он повышает голос! Я вижу ужас на лице у Хартманна, и понимаю, что он не пожалел нас в последний момент, -- он просто перетрусил и сейчас отказывается нажать кнопку. И тогда...

...ФРАНЦ МОЗЕР ВЫТАЩИЛ ИЗ-ЗА ПАЗУХИ ПИСТОЛЕТ И СУНУЛ ЕГО ПОД ПОДБОРОДОК ГЕЛЬМУТУ ХАРТМАННУ.

ПО ЛИЦУ ХАРТМАННА ПОТЕКЛИ СЛЕЗЫ И ОН В ПАНИЧЕСКОМ УЖАСЕ СУДОРОЖНО ЗАКИВАЛ ГОЛОВОЙ...

Потом... Ну, точно в кино, я УВИДЕЛ...

...ТОЛЬКО ТРЯСУЩИЕСЯ РУКИ ГЕЛЬМУТА. ОДНА ДЕРЖАЛА НА ЛАДОНИ НЕБОЛЬШОЙ РУССКИЙ ПУЛЬТИК, А ВТОРАЯ РУКА ГЕЛЬМУТА ДРОЖАЩИМ УКАЗАТЕЛЬНЫМ ПАЛЬЦЕМ НАЖАЛА МАЛЕНЬКУЮ КРАСНУЮ КНОПКУ...

Но взрыв... Взрыв чудовищной силы -- я УСЛЫШАЛ!!! Я услышал, как задребезжали все стекла в окнах нашего дома, и УВИДЕЛ...

...АВТОМОБИЛЬНУЮ СТОЯНКУ УЧЕБНОГО ПОЛЯ ДЛЯ ГОЛЬФА. ОНА ВСЯ БЫЛА ОСВЕЩЕНА ГИГАНТСКИМ ФАКЕЛОМ ВЗРЫВАЮЩЕГОСЯ И ГОРЯЩЕГО "МЕРСЕДЕСА"!..

В ЖЕЛТО-БАГРОВОЕ ВЕЧЕРНЕЕ НЕБО ЛЕТЕЛИ ОХВАЧЕННЫЕ ПЛАМЕНЕМ КУСКИ "МЕРСЕДЕСА" И ТОГО, ЧТО ЕЩЕ ВСЕГО ЛИШЬ ОДНУ СЕКУНДУ ТОМУ НАЗАД БЫЛО ДВУМЯ ЖИВЫМИ ЛЮДЬМИ... ОЧЕНЬ ПЛОХИМИ ЛЮДЬМИ, НО ЖИВЫМИ. А ТЕПЕРЬ...

А теперь звук будто бы стал сам по себе восстанавливаться, -- я услышал вой полицейских сирен и отдаленный грохот рушащихся и пылающих обломков бывшего серебристого "Мерседеса" с кусками бывших очень плохих Людей на расчищенную от снега автомобильную стоянку учебного поля для игры в гольф...

В Петербург я лечу один. Да, да... Я лечу один в Петербург. Фридрих не может оставить Монику, свою единственную дочь, в таком состоянии, в котором она пребывает все последние дни. Как бы не очень счастливо складывалась их жизнь с Гельмутом, но десять лет совместной жизни бок о бок -- это десять лет, и за такой короткий срок, как десять дней, зачеркнуть эти десять лет нет никакой возможности!..

Тем более, что от Моники и по сей день тщательно скрывается истинная причина взрыва.

Сейчас Моника переехала к отцу, и на маленьком семейно-дружеском совете, куда были приглашены только самые близкие -- Фолькмар фон Дейн, Таня и я, было решено вернуть "Хипо-Банку" дом Хартманнов и тем самым погасить долги покойного Гельмута. А Моника с Дженни пока поживут у Фридриха, а там будет видно.

Теперь подробности, от которых так оберегали Монику. Криминальная полиция Баварии вместе с какими-то русскими сыщиками докопались и в Петербурге, и в Германии до настоящего положения дел с тем самым кокаином, на котором я въехал в Германию.

Капитан Гюнтер Шмеллинг летал даже на пару дней в Петербург, а сюда тоже на два дня прилетал из Петербурга один русский милиционер -- специалист по транспортировке наркотиков. Это я узнал от Рэкса.

Узнал, что Гельмут Хартманн и Франц Мозер -- оба были завязаны на это "кокаиновое дело", но со взрывом "Мерседеса" и последующей гибелью главных "фигурантов" (полицейская лексика Рэкса), полиция культивировала две версии: первая -- Гельмут и Франц допустили ошибку и несогласованность в обоюдных действиях, и совершенно случайно взорвали сами себя. Вторая -- их двоих взорвала неустановленная Личность, имеющая непосредственное отношение к делу о "Русском кокаине". Полиции неизвестна эта Личность и версия находится в специальной разработке. Однако один из служащих криминальной полиции Баварии свято убежден в том, что обе первые версии не стоят и выеденного яйца, а существует совершение определенный и всем известный Субъект, который организовал взрыв и убил Гельмута Хартманна и Франца Мозера -- во-первых, в пределах "необходимой самообороны", а во-вторых, исполнил акт справедливого отомщения в обход законодательства Федеративной республики Германии.

Но так как доказать Личность Субъекта, совершившего двойное убийство на территории Баварии, практически невозможно, ибо ни один здравомыслящий юрист никогда не поверит в возможность совершения преступления именно этим Субъектом, и спорить с двумя первыми официальными версиями полиции -смысла не имеет.

Естественно, что этим служащим криминальной полиции был Рэкс, а подозреваемым им Субъектом -- Я!

Но как ни умолял он меня сознаться в этом только ему, Рэксу, как ни клялся, что из него и под пыткой не вытянут ни слова, я помалкивал, делал вид, что удивлен, обижен, оскорблен, наконец, но даже и не собирался ни в чем признаваться.

Только один Человек знал все до мельчайших подробностей -- по дням, по часам, по минутам. Это был Фридрих фон Тифенбах. От него я не стал ничего скрывать. Я рассказал ему, что даже ВИДЕЛ, КАК ЭТО произошло. И признался, что у меня ни на секунду не дрогнула лапа!

-- Знаешь, Кыся, -- сказал мне фон Тифенбах. -- Я просто в отчаянии от скудности и несовершенства Человеческого языка, и у меня не хватает слов, чтобы выразить тебе, что я думаю по этому поводу.

Мы все обязаны тебе жизнью, и я благодарю Господа Бога за то, что он так счастливо и щедро наградил меня знакомством и дружбой с тобой. Мы сидели в кабинете. Фридрих у стола в большом вертящемся кожаном кресле, я -- у его ног, на ковре. Как мне было ответить Фридриху на ТАКИЕ слова?

Я вспрыгнул к нему на стол, что-то муркнул и лизнул его в щеку. А что я мог еще сделать?..

-- Но вот я о чем подумал, Кыся, -- продолжил Фридрих. -- А не слетать ли тебе в Петербург одному? Так ли тебе нужны разные вопросы немецкой полиции? Следствие-то продолжается... Даже если они будут брать у тебя показания, как у обычного свидетеля.

-- Каким образом?! -- удивился я.

-- Таким же, как я сейчас разговариваю с тобой. Уж если твой приятель Рэкс, по твоему же наущению, сумел установить со своим "Полицайхундефюрером" Клаусом Телепатический Контакт, то почему тебе кажется, что в нашей полиции не найдется еще один тонкий и умный Человек, который прочтет книгу доктора Шелдрейса и не воспользуется его методологическими советами? Я считаю, что сейчас -- самое время для твоего отлета в Петербург. Давай позвоним твоему другу в Россию, чтобы он встретил тебя. Он владеет каким-нибудь языком, кроме русского?

-- Английским. Но очень неважненько...

-- Ничего, договоримся, -- спокойно сказал Фридрих. -- Ты помнишь ваш петербургский номер телефона?

-- Нет, конечно, -- смутился я. -- У меня с цифрами вообще заморочки...

-- Что?!

-- Ну, цифр я не знаю! Вот что...

-- А-а-аа... Не нервничай. Ничего страшного. Давай я запишу его фамилию и полное имя. "Шура", как я понимаю, что-то домашнее?

-- Да. Его зовут Александр Плоткин.

-- Адрес не помнишь?

-- Прекрасно помню! Проспект Науки, около шашлычной девятиэтажный дом с одним входом и лифтом. Квартира на восьмом этаже. Перед домом -- пустырь.

-- Понятно, -- улыбнулся Фридрих. -- Ничего, ничего! Сейчас все будет в порядке.

Он позвонил в специальную международную справочную и попросил разыскать в России, в городе Санкт-Петербурге, на проспекте Науки, номер частного телефона журналиста Александра Плоткина.

Спустя пятнадцать секунд Фридрих уже записывал наш петербургский номер телефона. Несколько раз попытался набрать этот номер и соединиться с Шурой, но разочарованно и горестно вздохнул:

-- Никто не отвечает. Его нет дома...

В оставшиеся до моего отлета три дня мы звонили Шуре Плоткину в самое разное время суток раз сто, и ни разу не застали его дома. Я высказал предположение, что он на недельку уехал в Москву. Раньше он это делал достаточно часто...

Несмотря на то, что Шура не откликался, было решено отправить меня в Санкт-Петербург как можно скорее. От лишних полицейских расспросов, от последствий возможной экзальтированной болтовни Дженни с посторонними Собаками. Дженни и не захочет, а заложит -- только из одного желания, чтобы все знали, какую важную роль она играла во всем этом шумном деле. Ну, и, конечно, не удержится и назовет мое имя!..