Альфред Хичкок - Галерея призраков

При виде этого ужас охватил Кеолу, он закричал и закрыл лицо руками. Но Каламаке поднял фонарь еще выше.

— Смотри мне в лицо! — приказал он, и вот уже голова его стала больше бочки, и он все рос и рос, подобно туче, расползающейся по горе, и Кеола кричал от страха, скорчившись у самых его ног, и лодка продолжала нестись вперед в бескрайнее море.

— А теперь, — воскликнул колдун, — что теперь ты думаешь о своей концертине? Может быть, ты уже согласен на флейту? Нет? Но мне уже все равно, потому что я больше не хочу терпеть тебя в своей семье. А теперь, пожалуй, я сойду с этой утлой лодчонки, потому что она стала для меня слишком тесной, и мне кажется, что морская пучина вот-вот поглотит ее.

С этими словами он выпрыгнул из лодки. Не успели ноги колдуна коснуться воды, как в мгновение ока он вырос в тридцать, нет, в сорок раз и ступил на дно, и грудь его оказалась на уровне воды, а голова и плечи возвышались над морем, подобно острову, и морские волны бились о его могучий торс, как о скалы, и разлетались в стороны, рассыпаясь брызгами. Лодка продолжала лететь на север, но он протянул руку, взял ее двумя пальцами и сломал, как печенье, и Кеола выпал в море. Каламаке сжал кулак и раздавил в крошки хрупкие доски лодки, а потом зашвырнул их далеко в океан.

— Прошу прощения, но мне придется забрать фонарь, — сказал колдун, — потому что впереди у меня дальний путь, земля неблизко, дно моря неровно, и я уже чувствую, как кости царапают мне подошвы.

Он развернулся и пошел прочь громадными шагами, и Кеола, опускаясь на волнах, думал, что никогда уже его не увидит, но когда волна подбрасывала его вверх, он снова и снова видел огромную фигуру своего тестя, который стремительно удалялся, держа фонарь высоко над головой и рассекая морскую гладь могучей грудью.

Ни одного островка не было видно поблизости, и Кеолу охватил такой ужас, какой прежде не был знаком ему. Он пытался плыть, но был похож на щенка, которого бросили в воду, чтобы утопить. Он барахтался в воде и шлепал по ней руками, не имея представления, в какую сторону направиться. Перед глазами его продолжал стоять неимоверно раздувшийся и выросший колдун, и его лицо, огромное, как гора, и его плечи, широкие, как остров, о которые бессильно разбивались океанские волны. Иногда он вспоминал о концертине, и тогда стыд охватывал его, а когда он представлял себе кости утопленников на дне океана, то все его существо окутывал страх.

Вдруг он заметил какой-то темный силуэт, который, мерно покачиваясь на волнах, закрывал собой звезды. Этот силуэт медленно приближался и увеличивался, и, наконец, до Кеолы донеслись звуки человеческой речи. Он громко закричал, и голоса ответили ему, и через мгновение над ним навис выпуклый борт корабля, поднимавшийся и опускавшийся вместе с волнами. Обеими руками он вцепился в сброшенные ему канаты, и в следующую секунду сильные руки выдернули его из ревущей воды и опустили на палубу.

Его накормили и переодели в сухое, его расспросили, как он оказался там, где его нашли, и не был ли маяком Лае о Ка Лаау тот свет, который они видели. Но Кеола знал, что белые люди — все равно что малые дети, они верят только в свои истории, поэтому о себе он мог рассказывать им все что угодно, а что касается света, который на самом деле был фонарем Каламаке, то Кеола сказал, что никакого света он не видел.

Корабль оказался шхуной, направлявшейся в Гонолулу, чтобы забрать там товары и развезти их по мелким островам, и только по счастливой для Кеолы случайности они подобрали его, потому что разыскивали своего матроса, смытого волной с бушприта. Кеоле неожиданно повезло. Он не горел желанием возвращаться на Восемь островов. Молва распространяется быстро, и нет для людей более приятного занятия, чем узнавать и передавать новости, так что если бы он даже и спрятался на северной оконечности Кауаи или на южной оконечности Кау, колдуну не потребовалось бы и месяца, чтобы выведать его местонахождение, и тогда его ждала бы неминуемая смерть. Поэтому он принял единственное разумное в его положении решение и нанялся матросом на место утонувшего члена команды.

В определенном смысле жизнь на корабле его очень даже устраивала. Кормили там на удивление обильно и вкусно, каждый день давали печенье и соленое мясо, дважды в неделю угощали гороховым супом и пудингом из муки и жира, и Кеола быстро растолстел. Капитан оказался человеком весьма покладистым, да и вся команда была вполне сносной.

Единственным, кому никак не мог угодить Кеола, был помощник капитана. Стоило ему увидеть новичка, как он начинал бранить его и избивать, и случалось такое по поводу и без повода каждый день. Удары его были очень болезненными, потому что помощник капитана отличался завидной силой, а слова его были очень оскорбительными, особенно для Кеолы, который воспитывался в приличной семье и с детства привык к уважительному к себе отношению. И хуже всего было то, что как только Кеола устраивался спать, тут же появлялся помощник капитана и набрасывался на него, нещадно лупя канатом. В конце концов Кеола устал с этим мириться и решил бежать с корабля.

Они находились в месяце пути от Гонолулу, когда впереди показалась земля. Ночь стояла как никогда звездная, небо было чистым, а море спокойным, когда с наветренного борта возник остров — узкая ленточка пальм, казалось, поднималась прямо из воды. Капитан и его помощник долго рассматривали остров в бинокль, называли его по имени и разговаривали о нем, и Кеола, стоявший в это время за штурвалом, оказался свидетелем их беседы. Как выяснилось, с этим островом торговля не велась. Капитан считал, что там вообще никто не живет, однако его помощник придерживался другого мнения.

— Наплевать мне, что сказано в атласе, — заявил он. — Я уже как-то проходил мимо этого острова на «Юджинии». Точно такая ночь, как сегодня, была. И они рыбачили вдоль всего побережья с факелами, так что огней там было не меньше, чем в городе.

— Ну что ж, — отозвался капитан, — берег там крутой, и это хорошо. Согласно картам, рифов там нет, поэтому мы просто обогнем его с подветренной стороны. Эй, ты, хватит мечтать, держи штурвал крепче! — прикрикнул он на Кеолу, который прислушивался настолько внимательно, что забыл об управлении.

И помощник капитана с готовностью набросился на Кеолу, пообещав с помощью каната научить его правильно и быстро выполнять команды.

А потом капитан с помощником ушли с палубы, и Кеола остался один.

«Этот остров вполне для меня подходит, — подумал он. — Если торговые суда не заходят сюда, то и помощник капитана здесь никогда не появится. Что же касается Каламаке, то так далеко даже он не сможет забраться».

Подумав так, он стал подводить шхуну все ближе и ближе к берегу. Это приходилось делать очень осторожно, потому что главная проблема с белыми — и в первую очередь с помощником капитана — в том, что никогда не знаешь, чего от них ожидать. Они или спят очень чутко, или притворяются, но стоит только чуть хлопнуть парусу, как они тут же будут на ногах и набросятся на бедного рулевого со своими канатами. Поэтому Кеола подводил шхуну к острову очень медленно. Скоро земля была уже почти у самого борта корабля, и стал отчетливо слышен плеск волн, разбивавшихся о скалистый берег острова.

В этот момент на палубе внезапно появился помощник капитана.

— Ты что делаешь?! — заревел он. — Хочешь выбросить корабль на берег?!

И он бросился к Кеоле, но тот уже перемахнул через леер и прыгнул в усыпанное отражениями звезд море. Когда Кеола снова вынырнул на поверхность, он увидел, что шхуна легла на свой прежний курс. У штурвала стоял сам помощник капитана и осыпал беглеца отборными проклятиями. Море с подветренной стороны было спокойным и теплым, у Кеолы с собой был матросский нож, так что он мог не бояться акул. Прямо перед ним стена деревьев расступалась; в этом месте в берегу была глубокая выемка, подобная входу в гавань, и приливные волны легко и быстро вынесли Кеолу на сушу. Секунду назад ему казалось, что до берега еще далеко, и вот он уже качается на волнах мелководья, окруженный со всех сторон кольцом земли, поросшей высокими пальмами. Кеола был очень удивлен, потому что оказался на острове, о котором прежде никогда не слышал.

Время, которое провел Кеола на этом острове, можно разделить на две части — когда он жил там один и когда жил с племенем. Сначала он все обыскал, но никого не обнаружил; нашел только деревушку из нескольких хижин и остатки костров. Но угли в них были холодными, давно залитыми дождями, а некоторые хижины были перевернуты ураганными ветрами. В этой деревушке он и поселился. Он изготовил палочку для добывания огня, крючок из раковины, ловил рыбу и готовил ее на костре, забирался на пальмы за зелеными кокосами и пил их сок, потому что пресной воды на острове не было. Дни его тянулись долго, а ночи были полны страха. Из скорлупы кокосового ореха он сделал лампу, добыл масло из спелого плода и скрутил фитиль из его волокон, а когда наступали сумерки, он прятался в своей хижине, Зажигал лампу и лежал без сна до самого утра. Много раз он думал, что лучше бы утонул тогда в океане и теперь кости его перекатывались бы по дну морскому вместе с остальными.