Терри Пратчетт - Вольные Мальцы

Но, под стоны скукожившихся пиктси, судейский достал из чемоданчика большой бумажный свиток, прокашлялся и начал зачитывать вслух:

— Ангус Здоров; Ангус Мальца; Ангус Не-Так-Здоров-Как-Здоров-Ангус; Арчи Здоров; Арчи Мальца Псих; Арчи Одноглаз…

— Имена ведают наши! — всхлипнул Вулли Валенок. — Имена ведают! Тюремная темница нам!

— Протестую! Прибегаю к предписанию Хабеас Корпус, — тонким голосом произнес кто-то. — И выдвигаю заявление Вис-не фасем капите реплетам, без нанесения ущерба.

Последовал миг абсолютного всеобщего безмолвия. Роб Всякограб оглянулся на перепуганных Нак Мак Фигглов и спросил:

— Окей, окей, кто из вас энто изрек?

Из толпы пиктси выполз жаба и тяжело вздохнул.

— Ко мне все как-то вдруг вернулось, — проговорил он. — Я теперь помню, кем был. Юридическая терминология пробудила мою память. Ныне я жаба… — он сглотнул. — Но прежде я был адвокатом. И все тут происходящее, господа, незаконно. Предъявленные вам обвинения целиком сфабрикованы и представляют собой клубок лжи, основанной на клеветнических измышлениях.

Его желтые глаза посмотрели вверх, на законников Королевы.

— А так же требую переноса заседания на временус вечнос, на основе Потест-не матер туа сьере, амиго.

Законники Королевы извлекли из пустоты несколько больших книг и начали торопливо их листать.

— Мы незнакомы с терминологией адвокатуры, — сказал один.

— Эй, а они взмокли, — проговорил Роб. — Так ты речешь, мы тоже взять себе законника могём?

— Разумеется, — ответил жаба. — Вы можете привлечь адвоката для защиты.

— Защиты? — переспросил Роб. — И ты речешь, нам выехати можно на энтом «клубке лжи» твоем?

— Безусловно, — сказал жаба. — С теми сокровищами, что вы награбили, можете окупить свою невинность полностью и безоговорочно. Мой гонорар будет составлять…

Он икнул, потому что дюжина мечей, светящихся синим светом, мгновенно повернулись остриями к нему.

— Я как раз вспомнил, почему фея-крестная превратила меня в жабу, — проговорил он. — Так что, учитывая обстоятельства, я займусь вашим делом про боно публико.

Мечи не шелохнулись.

— В смысле задарма, — пояснил он.

— Золотые слова, — сказал Роб под лязганье мечей, прячущихся в ножны. — Как же энто угораздило тебя оказаться адвокатом и жабою?

— О, ну… я просто принял участие в прениях, — ответил жаба. — Фея-крестная одарила мою клиентку заветными пожеланиями «здоровья-богатства-счастья», в общем, обычный пакет. И когда однажды утром крестница проснулась и почувствовала себя не особенно счастливой, она обратилась ко мне, чтобы я возбудил против крестной иск о нарушении контракта. Безусловно, это был первый случай в истории феекрестничества. К сожалению, это так же обернулось и первым случаем превращения крестницы в маленькое ручное зеркало, а ее адвоката — как вы можете наблюдать перед собой — в жабу. Для меня стало худшим моментом, когда судья захлопал в ладоши. Это было, на мой взгляд, как-то грубо с его стороны.

— И ты все едино не забыл свои адвокатские штуки? Законно… — сказал Роб и уставился на юристов Королевы. — Эй, хитроморды, а вот у нас тута дешевый адвокат, и мы не побоимся его применити с нанесением ущерба!

Те вытаскивали все больше и больше толстых книг из пустоты, причем выглядели обеспокоенными. Глаза внимательно наблюдавшего за ними Роба блеснули.

— А чего это значит, «Висни фас им», друг ты мой ученый? — спросил он.

— Вис-не фасем капите реплетам, — сказал жаба. — Мне сходу ничего получше не вспомнилось, и в целом это приблизительно значит… — он кашлянул, — «А по морде не хочешь?»

— Подумай, как проста закона речь, а нам и невдомек было, — сказал Роб Всякограб. — Мы тут все законниками были бы, парни, если б ведали слова кучерявые! Насуваем им!

Нак Мак Фигглы могут сменить расположение духа в одну секунду, особенно под звук боевого клича. Мечи взметнулись вверх.

— Десять тысяч негритят!

— Судебной драмы хватит с нас!

— Закон на нашей стороне!

— На то и закон, чтоб о гопоте заботиться!

— Нет, — произнесла Королева и повела рукой.

И Нак Мак Фигглы, и законники пропали с глаз, будто растаяли. Остались только сама Королева и Тиффани, лицом друг к другу, на зеленой траве под светом ранней зари, в шуршащем свисте ветра среди камней.

— Что ты с ними сделала? — крикнула Тиффани.

— Они неподалеку… где-то, — беспечно проговорила Королева. — Все это грёзы, в любом случае. Сны во сне, мечты о мечтах. Тебе нельзя полагаться ни на что, малышка. Ничто не реально. Ничто не прочно. Все проходит. Все, что ты можешь сделать — овладеть искусством сновидений. Но для этого у тебя уже нет времени. А у меня его было… больше.

Тиффани толком не знала, который из ее помыслов сейчас взял дело в свои руки. Она устала. У нее было чувство, как будто глядишь на себя откуда-то сверху и немного из-за спины. Она видела, как ее ботинки покрепче встали на землю пастбища, и тогда…

и тогда…

…и тогда, словно поднимаясь из облаков сна, она почувствовала глубокое-глубокое время, на котором стояла. Почуяла дыхание плоскогорья и далекий рев древних, древних морей, заключенный в миллионах крохотных ракушек. Подумала о Бабушке Болит, которая там, под травой, снова становится частью мела, частью земли под волной. Ощутила, как вокруг нее медленно поворачиваются гигантские колеса звездного хоровода и времени.

Тиффани открыла глаза и потом, где-то в глубине себя, открыла глаза снова.

Она услышала, как трава растет, и червяков под корнями травы. Чувствовала все тысячи маленьких живых созданий вокруг, различала все запахи ветерка и все оттенки ночи…

Колеса звезд и лет, пространства и времени, совместились. Тиффани знала сейчас наверняка: где я, кто я и что я такое.

Она занесла руку. Королева попыталась остановить ее, но это было все равно, что пытаться затормозить движение веков. Рука Тиффани попала Королеве по лицу и сбила с ног.

— Я никогда не плакала по Бабушке, потому что плакать было незачем, — сказала Тиффани. — Она меня вовсе и не покидала!

Тиффани наклонилась, и столетия наклонились вместе с ней.

— Секрет не в том, чтобы не спать, — шепнула она. — Секрет в том, чтобы проснуться. Проснуться труднее. Я проснулась и я настоящая. Знаю, откуда пришла и куда иду. Ты больше не можешь меня одурачить. Или тронуть. Ни меня, ни мое.

Я больше никогда не буду такой, как сейчас, думала Тиффани, созерцая ужас на лице Королевы. Никогда не буду себя чувствовать высокой, как небо, и старой, как холмы, и сильной, как море. Мне кое-что дали ненадолго, и плата заключается в том, что я должна отдать это назад.

И награда тоже заключается том, что я должна отдать это назад. Никакой человек не смог бы так жить. Так можно провести весь день, разглядывая цветок, потому что он изумителен, а молоко само не подоится. Не удивительно, что мы идем по жизни, как во сне. Пробудиться и видеть все таким, какое оно действительно есть… никто не мог бы долго это выдержать.

Она глубоко вдохнула и подняла Королеву с земли. Тиффани сознавала все происходящее, рев бурлящих грез вокруг, но грезы на нее не действовали. Она была настоящая и наяву, больше наяву, чем когда-нибудь прежде за всю свою жизнь. Ей надо было сосредотачиваться даже для того, чтобы просто думать, сквозь лавину льющихся в ее разум ощущений реальности.

Королева была легкой, как младенец, и безумно меняла облики в руках у Тиффани — чудовища, составленные из разных кусочков звери. Когти, щупальца. Но в конце концов Королева стала маленькой и серой, как обезьянка, с большой головой и большими глазами, с узкой впалой грудью, которая ходила вверх-вниз, тяжело дыша.

Тиффани подошла к трилитам. Каменная арка стояла, как прежде. Она никогда и не падала, подумала Тиффани. У этого существа нет ни силы, ни магии, есть лишь один-единственный трюк. Наихудший.

— Держись подальше от меня, — сказала Тиффани, входя в каменные врата. — Никогда не возвращайся. Никогда не трогай мое. — И потому, что это существо было такое слабое и похоже на младенца, Тиффани добавила: — Но я надеюсь, что кто-то будет плакать по тебе. Надеюсь, что Король к тебе вернется.

— Ты меня жалеешь? — прорычало существо, которое было Королевой.

— Да. Немного, — сказала Тиффани. Как мисс Робинсон, подумала она.

Тиффани опустила это существо на землю, оно скачками кинулось прочь по снегу, повернулось и снова стало прекрасной Королевой.

— Победа не будет за тобой, — сказала Королева. — Всегда найдется дорога внутрь. Все грезят.

— Иногда мы пробуждаемся, — ответила Тиффани. — Не возвращайся… иначе буду с кем-то разбираться.

Она сосредоточилась, и теперь каменная арка обрамляла ни больше — и не меньше — чем кусочек летнего пастбища.