Пламен Митрев - Веслом по фьорду!

На берегу собралось встревоженное сообщество темнокожих людей, детишек и приматов. Вскоре оба чудом спасшихся человека, усталые, злые, в синяках и порезах, нащупали дно, по которому буквально вползли на руки встречающим. Гуннар — к старикам, а кратковременно потерявший сознание Витторио — к заботливым обезьянам. Зверушки даже немного подрались за право сделать приятному белому человеку искусственное дыхание и массаж ступней. Варвар и думать забыл про спасённого, желая одного — полчасика отдыха, а потом можно и продолжить битьё остромордых. Однако старики набросились с расспросами, кто-то любезно протягивал миску с жареными остатками озёрной твари, другие показывали на глыбу, упавшую с небес, и спрашивали, откуда глыба прилетела — с Лунгмы или с Джамы? А ответить надо точно, ведь если с Лунгмы, тогда будут петь одну песню, а если с Джамы, тогда другую…

Рыжий гигант зарычал, протиснулся сквозь толпу седых зануд и пустился бежать по знакомой тропе, ведущей через джунгли к вулканам. Уж лучше молча заниматься спасением людей, чем отвечать на глупые вопросы суеверных рыбаков.

Пламен в несколько минут преодолел этот путь и выскочил на лавовые подступы. Бывшие узники разбились на отдельные группы и двигались навстречу. И вот где-то здесь оно и случилось… Масса незнакомых лиц, в основном мужских, лица старые, молодые, плачущие, смеющиеся, но все чужие, не запоминающиеся. И вдруг белое пятно…

Такое знакомое, родное белое пятно.

Один и молнии! Да не засохнет вечнозелёный помёт белки Рататоск! И не переведётся рыба в котлах детей Норвегии! Это ж горб Слейпнира! Дружище Слейпнир! Гуннар забыл про усталость, шрамы и плохое настроение. Он забыл, где и зачем находится. «Это неважно, не так это важно, важно, чтоб кто-то был рядом с тобой!», как поют захмелевшие скальды в балахонах…

Радость может быть большой, огромной, яркой и долгожданной… Пламен хорошо понимал теперь, что значит радоваться. Когда он понял, КТО ведёт Слейпнира, радость стала бесконечной, как нудная сага о «Доме с цифрой два», которую мама любила слушать по вечерам с девяти до десяти после соседских новостей.

Слейпнира вела белокурая Евгения!

Взгляды всех троих встретились.

— Ты? — только и сумел вымолвить Славянин. Она кивнула и устало улыбнулась[84].

Горячий, слюнявый поцелуй прервал ход его мыслей — это дромадер дорвался до вновь обретённого хозяина! Плам обнимал того, кто приходил в его тревожные сны, и плакал. Дочь пирата ревниво вытиснула зверюгу, отёрла губы возлюбленного и подарила ему та-а-акой поцелуй, от которого сердце вот-вот должно было остановиться.

Слейпнир улёгся рядом и согласился выполнить роль дивана, чем воссоединённые души моментально воспользовались.

Когда закончились первые предварительные ласки, начались невинные расспросы.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Плам, приподнимаясь на локте, отдавливающем верблюду печень.

— Я здесь, чтобы быть с тобой, — призналась она, натягивая на колени задравшуюся кружевную ночную сорочку. Как и многие другие, Евгения оказалась здесь не по своей воле, спящей и одетой соответственно.

— Как вы нашли меня?

На этот вопрос даже Слейпнир улыбнулся. Евгения рассмеялась:

— Эй, да ты же ничего не знаешь! О вас вся Европа говорит.

— Что???

— Сама не верила и понятия не имею, почему так, но по городам ходят бродячие актёры, они показывают пьесу с продолжением, называется «Невероятные приключения поэта Торна Кузнеца и его странного сына Гуннара Торнсона».

— Как называется? — Плам ощутил прилив гордости за неожиданную славу.

— Как слышал. — Девушка подметила его чувства и заговорила строже: — Нашёл чему радоваться. Правда, потом они переделали название, сказали, что начинают второй сезон «Умопомрачительных подвигов рыжего Пламена Славянина»…

— О! — уважительно протянул викинг. — Вот это я понимаю…

— Ну вот так примерно я тебя и нашла. Конечно, и Слейпнир помог, он тебя вообще чувствует на расстоянии.

Верблюд утвердительно вздохнул, строя глазки.

— Я узнала, куда следует когг, нанялась в команду — и вперёд! Одногорбый тоже пошёл, хотя и не переносит качки.

— Ух ты! А как же Крайслер? Вот так отпустил?

Она промолчала, явно не желая объясняться по пустякам. Какое это имеет значение? Евгения объяснила главное:

— Я выбрала тебя, потому что мы похожи. Ты — пират, я — дочь пирата, ты — воин, я — воин, ты — скиталец, я — скиталка… упс, плохо, девушка-скиталец.

— Да, так лучше, — согласился викинг. И сразу перешёл от слов к делу, благо в выше сказанном Евгенией имелись все необходимые разрешения на допуск к телу…

Теперь я женщина. Он любил меня, как неистовый суслик, как настырная гусеница, занудный варан, всё, что видела я в дикой природе, преследуя его, стало реальностью, слившись в одном человеке… И это продолжалось больше недели. Как харашо-та-а! Но что стал вытворять милый Слейпнир… Дурачок! Представьте себе, мой белый диванчик вздумал ревновать! К собственному хозяину. Отворачивается, с руки не ест, воет…

Ах, я даже не знаю…

Нет, я запуталась…

Мне надо разобраться в себе и своих чувствах!

Никто не читает? Если сказать честно, Гуньчик мог бы многому научиться от того же Слейпнира. Горбуньчик, к примеру, никогда не стягивал с меня одеяло, он сам был как одеяло… Горбуньчик может долго не пить, а Гуня не пить не умеет. Верблюд молчит, когда я разговариваю, а Гуня просто не слушает. Про Слейпнира можно сказать подруге: «Ау меня белый африканец!» А что сказать про Гуню? «У меня викинг крашеный»???

Даже не знаю, я ещё подумаю…

Девять дней подряд остров гудел, торжествуя в честь спасённого племени, его плюгавого вождя, великих спасителей и священных вулканов.[85] Плам мало что помнил — дни промчались быстро, главным образом в обществе ненасытной Евгении. Дромадер мотался где-то поблизости.

Выпив всё, что было крепче кефира, народ решил заняться делом — поискать инопланетян. Нетрезвая толпа весёлого, забывшего о страхе люда и примкнувшего к барону стада горилл набросилась на джунгли, как новые жильцы, только что въехавшие в купленный ими дом, набрасываются на захламлённый чердак. Из кустов и зарослей бесцеремонно вытряхивались сонные удавы и ничего не понимающие дряхлые аллигаторы. За время поисков в самых глубоких дебрях спугнули пару Мауглей, заглянули в пасть пяти бегемотам и честно изловили всю популяцию ящериц — больших и маленьких.

Потом все дико устали и, побросав рептилий в грубо изготовленные бамбуковые клетки, повалились спать… Как раз в этот момент на глазах дромадера Слейпнира из самой большой клетки выбрались два существа с головами ящериц и множеством извивающихся щупалец. Ползком они направились к хижинам, на ходу принимая формы красавиц-туземок. Слейпнир долго провожал их подозрительным взглядом.

На следующие сутки мятые, недовольные люди и гориллы искали исключительно друг друга, желая только одного — поскорее убраться на свои застоявшиеся в океане корабли или пальмы. Кому на когг, кому на «Бёдра Беатриче», кому на кокосовую пальму, а кому на банановую…

Представители братства свистящих сосен отреклись от прошлого, зареклись пить и, пожелав стать нормальными семейными людьми, объявили, что остаются жить в племени рыбаков. Плюгавый вождь, следуя обычаю, согласился и принял в племя новых членов, совершив над каждым в закрытой хижине короткий интимный обряд. Как ни пытался зулус Шакарра выпытать тайну обряда — всё зря, разумы лишь краснели и отворачивались. Однако их судьбу по-своему безапелляционно решил дель Сико.

— Согласно морским обычаям, — объявил он наивно улыбающимся разумам, — все спасённые вне государственных границ лица, личность которых не установлена, поступают в подчинение спасшему их господину. То есть мне!

— Слушаем и повинуемся, о новый высокий разум! — привычным хором ответили внезапно погрустневшие мужчины и бросились к местным девушкам впрок компенсировать пробелы в личной жизни.

Стилет и Шакарра долго уговаривали Пламена ехать с ними. Подумать только! Впереди отличные карьерные перспективы, быть может, даже в гвардии чёрных прыщей, Стилет обещал дать друзьям хорошие рекомендации и лично переговорить с командующим гвардией. Главное — барон не возражал, ему это было только выгодно…

Но северянин, обняв одной рукой верного верблюда, другой — Евгению, отказался.

Две очаровательные туземки с жемчужными зубками обвили Витторио дель Сико, как молодые лианы обвивают могучий ствол. Периодически из них вытягивались две-три лишних руки, но этого никто не замечал — на галере все были чем-то заняты. Довольный барон поцеловал сладкую щёчку слева и сахарные губки справа. Девушки замечательно смотрелись абсолютно обнажёнными под навесом среди ковров и подушек.