Сергей Ковалев - Котт в сапогах. Поспорить с судьбой

Точно так же, как это сделал Николас, превращаясь в медведя.

Герда, правда, не сразу вспомнила события более чем десятилетней давности, но, когда в гостинице прозвучало имя Волк, все встало на свои места.

— И ты помнишь, где тот хутор? — переспросил я, не веря такой удаче. — Ведь столько лет прошло!

— В точности, конечно, не помню. Но мне запомнился город, в который мы направились, когда урожай был собран и господин Суси отказал нам в приюте. В этом городе нам удалось прожить почти год. А от него до хутора не так далеко, и дорогу я, наверное, смогу вспомнить.

— Отлично! — Слова девушки вернули мне уверенность. — Тогда немедленно отправляемся в… как ты сказала, называется город?

— Хрюккельниеми.

— Значит, вперед — в Хрюккельниеми!

Запись в дневнике Конрада фон Котта от 22 апреля

16… года от P. X.

Вот не так уж и давно вспоминал я недобрым словом своего ангела-хранителя за его постоянные шуточки, превращающие мою жизнь в череду каких-то опасных, утомительных и даже каких-то неприличных эскапад. Увы, все дальнейшие события несуразной моей жизни лишь подтверждают справедливость тех моих претензий. Почему, ну почему такие глупые истории происходят именно со мной?! Почему вместо героических подвигов и жестоких сражений все неизбежно оборачивается нелепым шутовством?!

Примечание на полях. А с другой стороны, ну какие тебе сейчас героические подвиги?

Путешествие до славного города Хрюккельниеми отняло у нас меньше недели.

«Славный» — это я написал не красного словца ради. Правда, и не в том смысле, что город этот был чем-то славен. Просто город на самом деле оказался очень славный — тихий, даже немного сонный, с широкими, чистыми улицами и аккуратными домиками. Впрочем, как я заметил, таковы были почти все попавшиеся нам по пути города и села.

Герда, ступив на знакомые по детским воспоминаниям улицы, как-то вся изменилась. Суровое, неулыбчивое лицо… нет, оно на самом деле осталось таким же суровым, но в этой суровости появилась некая светлая черта. Впрочем, умиление, кое ваш покорный слуга испытал в первые минуты, быстро прошло. А на исходе второго часа блужданий по городу сменилось нетерпением, а потом и раздражением.

— Ну и что? — решил я наконец поторопить ностальгирующую девицу. — Что-нибудь вспомнила?

— Какой ты все-таки черствый! — осуждающе покачал головой Архимед. — Я давно это заметил, но списывал на трудное положение, в котором ты оказался. Однако сейчас ты мог бы проявить чуть больше такта!

— Действительно! — поддержал изобретателя Гай Транквилл. — Тебе совершенно незнакома деликатность!

— Да, — неожиданно присоединилась к моим хулителям даже Иголка. — Я, конечно, не должна критиковать своего командира, но портить встречу с детством — это как-то совсем нехорошо!

— Это… типа, да! — сурово произнес Андрэ. — А мы когда на постоялый двор пойдем? Пора бы уже и пообедать!

— Конрад, — тревожно прокудахтал Транквилл, — насчет постоялого двора — очень своевременная мысль! А то мне не нравится, как его величество на меня посматривает!

Герда, уже некоторое время стоявшая в глубокой задумчивости возле скромного фонтанчика, наконец повернулась к нам с просветленным лицом.

— Все так, как я и запомнила!

— Действительно? — вяло изобразил я интерес. — Деревья не стали меньше?

— Да нет, я не о том, — отмахнулась девушка. — Понимаешь, мне этот город запомнился как скучная, сонная дыра. Я все пыталась вызвать в себе какие-то теплые воспоминания о счастливом детстве, но вспоминалась только скука, от которой я просто с ума сходила. Но это же ненормально! Детям ведь все кажется интересным! Я даже беспокоиться начала… А сейчас походила по улицам и убедилась: действительно, скучная, сонная дыра!

Я услышал, как за спиной крякнул Архимед, и почувствовал себя отомщенным.

— Тогда завтра начнем искать хутор.

— Да искать-то особо и не придется, — успокоила меня Герда. — Вспомнила я, по какой дороге мы пришли и примерно сколько идти. В общем, найдем легко. Главное, подготовься к встрече с Волком. Ты же не думаешь, что он вот так просто отдаст тебе библиотеку индейцев?

— Да неужто?! — Я вложил в вопрос весь доступный мне яд. — А я-то, наивный, так на это надеялся!

— Вы не расстраивайтесь, господин капитан! — поспешил утешить меня Андрэ. — Вы на самом деле очень умный. Это просто мы с самого утра ничего не ели, вот вы и отупели немножко. Со мной всегда так: если вовремя не поем, сразу тупею. Пойдемте уже на постоялый двор, а?

— Уже идем, успокойся. — Как обычно, наивная философия Андрэ улучшила мое настроение. Хоть и приходилось признать, что Герда затронула больной вопрос: берсеркеру нет никакого резона отдавать нам таблички. И силой нам их не взять: против нас будет берсеркер. А у нас теперь только один настоящий боец, да и тот — девчонка! К тому же Волк — не просто берсеркер, неизвестно, что за знания он получил из этих золотых табличек! Нет, силовое решение оставим на крайний случай. Для начала попробуем взять хитростью.

Я размышлял над предстоящим делом весь вечер. К сожалению, о противнике было известно до обидного мало. На осторожные расспросы хозяин постоялого дворa и несколько посетителей только пожимали плечами — в окрестностях Хрюккельниеми было много хуторов, но обитатели их в городе появлялись редко, только по делам. Вопрос же о том, не показался ли кто-то из хуторян странным, последовал исчерпывающий ответ: мол, да все они с придурью, но такого, чтобы особо бросалось в глаза, нет, никто не припоминает. Видимо, берсеркер был осторожен.

События последних недель сильно вымотали и моих спутников, да и меня самого, так что сразу после трапезы мы разбрелись по своим комнатам отдыхать. Андрэ вообще уснул раньше, чем его голова коснулась подушки, прямо с куском пирога в зубах. Я с наслаждением избавился от человеческой одежды, свернулся на кровати и…

…пульсирующая тьма охватила меня. На этот раз я не просто видел тьму перед собой, она окружала меня, сжимала — хоть и была бесплотна. Казалось, тьма вокруг была стенками гигантского сердца, которое сокращалось с неспешной равномерностью. Прямо передо мной тьма переходила в кровавое зарево. Посланец… Он был уже близко, хотя я все еще мог разглядеть лишь его силуэт. Но и того было достаточно, чтобы осознать его нечеловеческую суть. Огромная приземистая туша, увенчанная каким-то горбом — были ли то сложенные крылья демона? — размахивая четырьмя руками, ковыляла ко мне, издавая невнятные возгласы невыносимым ноющим голосом…

— Господин капитан! Господин капитан! Проснитесь!

— Уф-ф-ф. — Я вынырнул из удушливого кошмара. — Андрэ… ты меня только что спас!

— Че, правда? — обрадовался король. — Так это мне запросто! Этак я вас хоть каждую ночь спасать буду! Тока вы в следующий раз кричите погромче, а то ж я случайно проснулся — вот… пирог какой-то шутник в рот засунул. Не иначе Архимед! Я чуть не подавился! Открываю глаза, а вы прям мечетесь так по кровати и стонете жутко! А так бы я, конечно, ни в жисть не проснулся.

— А… я стонал?

— Не то слово! Будто черти из вас жилы тянут!

— Понятно. — Я содрогнулся от этого живописного образа и вновь свернулся на постели. — Спасибо, Андрэ. Не знаю, можно ли умереть во сне? Точнее, от сна. Нет, тоже неправильно. Во сне, будучи убит сном… А, ты уже спишь? Счастливчик.

Засыпать я больше не рискнул, да в общем-то и не хотелось уже. Что, прямо скажем, неудивительно. Если теперь каждую ночь мой сон будет превращаться в подобный кошмар, надолго меня не хватит. Впрочем, судя по тому, что во сне посланец дьявола почти добрался до меня, следовало ожидать его скорого появления и в реальности.

— Хосе Альфонсо? — Да?

— Ты так и не раскроешь мне моего будущего?

— А смысл? — непривычно серьезно спросил призрак. — Ты же сам задался целью поменять его. Вот и меняй. Зачем тебе знать, каким оно могло бы стать? Представь, каким его хочешь видеть ты, и делай его в соответствии со своим представлением.

— Надо же, — хмыкнул я. — Когда ты перестаешь рифмовать свои «розы-слезы» и «любовь-кровь», то начинаешь говорить довольно мудрые вещи.

— Конрад! — возмущенно завопил призрак. — Даже когда я был еще живым и даже очень молодым поэтом, я не опускался до банальностей! Неужели ты думаешь, сочиняй я такие бездарные стихи, я был бы столь знаменит, что меня привечали знатнейшие вельможи?!

— Пожалуй, верю! Вот писал бы ты по-настоящему бездарные стихи, так тебя, пожалуй, сделали бы придворным поэтом!

По комнате прошелестел призрачный смех.