Терри Пратчетт - Пирамиды

Плоть его жаждала умиротворенного покоя там, за рекой. Оказаться там и больше никогда, никогда не возвращаться… Но сколько раз он обещал себе это.

– В отсутствие царя его обязанности исполняет верховный жрец, не так ли, Диос? – уточнил Куми.

Да. Именно так и записано. А записанное однажды заново не перепишешь. Он сам вывел эти слова на папирусе. Очень-очень давно.

Диос понурил голову. Это куда хуже, чем водопровод, хуже и быть не может. И все же, все же… там, за рекой…

– Что ж, хорошо, – кивнул он. – Но у меня есть одна, последняя просьба.

– Да? – звучно вопросил Куми, в его голосе уже зазвучали новые, верховножреческие нотки.

– Я бы хотел быть похороненным… – начал Диос, но ропот, поднявшийся среди жрецов, которым был виден другой берег реки, прервал его.

Все взоры разом обратились к далекому, чернильно-черному берегу.

Легионы царей Джелибейби двигались по нему походным маршем.

Несмотря на ковыляющую походку, они двигались довольно быстро. Взводы, батальоны шли один за другим. Молот Джерна был уже не нужен.

– Неплохая разминка, – заметил царь, глядя, как с полдюжины предков срывают высохшими руками печать со входа. – Ну-ка, навались.

Некоторые из наиболее древних приходили в совершенное неистовство и бросались в атаку на пирамиды, раскидывая в стороны плиты. Царь не винил их. Как ужасно умереть и, зная, что ты мертв, быть отрезанным от мира, запертым в кромешной тьме!

«Они никогда не запихнут меня в эту штуковину», – поклялся он себе.

И вот, как приливная волна, они докатились до следующей пирамиды. Это было маленькое, приземистое, полузанесенное песком сооружение, и плиты, из которых оно было сложено, вряд ли можно было назвать шедевром каменного искусства; скорее они представляли собой грубо обтесанные валуны. Совершенно очевидно, что пирамида была построена задолго до того, как царство помешалось на пирамидах. И все же это была не просто груда камней.

Над дверью виднелись глубоко вырезанные, угловатые иероглифы царства Ур: «МЕНЯ ПОСТРОИЛ КУФТ. НОМЕР ОДИН».

Предки обступили пирамиду.

– О боги, – произнес царь. – Пожалуй, так мы зайдем слишком далеко…

– Номер один, – прошептал Диль. – Первая пирамида во всем царстве. До нее здесь были одни гиппопотамы и крокодилы. Из глубины этой пирамиды семьдесят столетий глядят на нас. Она древнее, чем все древности мира…

– Да, да, все так, – согласился Теппицимон. – Но не надо слишком уж увлекаться. Он был обычным человеком, как любой из нас.

– «И тогда Куфт, погонщик верблюдов, взглянул на долину…» – начал Диль.

– Черезъ семь тысячъ летъ опять, небось, возжелаетъ взглянуть, – заявил Ашкурментеп со стариковской прямотой.

– Но даже в таком случае, – возразил царь, – не кажется ли вам, что это слишком…

– Все мертвые равны, – изрек Ашкурментеп. – Эй ты, юноша. Кликни-ка его.

– Кто, я? – спросил Джерн. – Но он же был Пер…

– Все улажено, – успокоил Теппицимон. – Действуй. Публика уже нервничает. Он, полагаю, тоже.

Зажмурившись, Джерн размахнулся. Но не успел молот обрушиться на дверную печать, как Диль метнулся вперед, и Джерн с превеликим трудом, едва удержавшись на ногах, сумел избежать того, чтобы молот не размозжил череп его учителя.

– Дверь не заперта! – воскликнул Диль. – Глядите – печать болтается!

Теппицимон проковылял к двери и дернул. Дверь легко распахнулась. Тогда царь внимательно оглядел каменный приступок. Он едва виднелся, занесенный песком, но все же было заметно, что кто-то постоянно и аккуратно расчищает ведущую к пирамиде дорожку. И сам камень был стерт чьими-то ступнями.

Исходя из самой природы вещей, для пирамиды это было нечто ненормальное. Вся суть заключалась в том, что, раз попав внутрь, вы уже не можете выйти наружу.

Разглядывая стертый приступок, мумии поскрипывали, обмениваясь удивленными восклицаниями. Одна из самых древних, буквально разваливающихся на куски, издала победный звук, каким жук-точильщик приветствует падение подточенного им дерева.

– Что он там проскрипел? – спросил Теппицимон.

– Онъ сказалъ, зашибись, молъ, – перевел Ашкурментеп.

Покойный царь кивнул:

– Хочу взглянуть. Вы, живые, пойдете со мной.

Диль как-то сразу спал с лица.

– Ну давай, давай, приятель. – Теппицимон толкнул дверь. – Смотри, я же не боюсь. Волю в кулак! Всем немного не по себе.

– Надо чем-то посветить, – запротестовал Диль.

Стоявшие в первых рядах мумии резко попятились, увидев, как Джерн несмело достает из кармана огниво.

– Но ведь надо еще что-то пожечь, – не сдавался Диль.

Мумии, взволнованно ропща, отступили еще на шаг.

– Внутри есть факелы, – севшим голосом напомнил Теппицимон. – Только держи их подальше от меня.

Это была маленькая пирамида, без лабиринта и без ловушек. Каменный коридор вел вверх. Дрожа, каждый момент ожидая появления безумных чудовищ, бальзамировщики последовали за царем в маленькую квадратную комнатку, где пахло песком. Потолок был черным от копоти.

В комнате не было никакого саркофага, никакого футляра для мумии, никаких безымянных или имеющих прозвища чудищ. В центре лежала высокая каменная плита, а на ней подушка и одеяло.

И то и другое выглядели вполне новыми. Обескураживающее зрелище.

Джерн огляделся.

– А ничего… – протянул он. – Уютненько.

– О нет, – простонал Диль.

– Эй, хозяин-царь, взгляни-ка сюда! – воскликнул Джерн, подходя к одной из стен. – Похоже, кто-то тут что-то царапал. Видите черточки?

– И на этой стене тоже, – указал царь. – И на полу. Кто-то вел счет. Видишь, каждые десять палочек перечеркнуты? Кто-то что-то считал. Долго считал.

– А что считал? – спросил Джерн, выглядывая из-за царского плеча.

– Странно, очень странно, – пробормотал царь, наклоняясь. – Тут внизу какие-то надписи.

– Сможете их прочесть? – поинтересовался Джерн, выказывая совершенно неуместный, с точки зрения Диля, энтузиазм.

– Нет. Какой-то очень древний диалект. Не разберу ни единого иероглифа, – признался Теппицимон. – Вряд ли сегодня найдется кто-нибудь, кто сможет это прочесть.

– Стыдно, – укорил Джерн.

– Согласен, – вздохнул царь. Все трое застыли в мрачном молчании.

– Может, попросить кого-нибудь из мертвяков? – предложил Джерн.

– M-м, Джерн… – промямлил Диль, потихоньку пятясь.

Царь хлопнул подмастерье по спине, так что тот пошатнулся.

– Чертовски умная вещь! – воскликнул он. – Сейчас приведем кого-нибудь из дальних предков. Но… – Вид у царя стал разочарованным. – Нет, не годится. Никто же их не поймет…

– Ничего страшного, царь, – ответил Джерн, наслаждаясь непривычной свободой мысли, – разумное существо всегда поймет другого, надо только найти общий язык.

– Джерн! – окликнул Диль, вытаращив глаза.

– Светлая голова. Молодчина! – произнес царь.

– Джерн!

Подмастерье и царь удивленно посмотрели на Диля.

– Учитель, с вами все в порядке? – осведомился Джерн. – Вы прямо побелели весь.

– Ф… – только и смог произнести охваченный ужасом Диль.

– Ф – что, учитель?

– Ф… посмотри на ф…

– Ему надо прилечь, – озаботился царь. – Знаю я эти тонкие аристократические натуры. Комок нервов.

Диль перевел дыхание.

– Чертов факел, Джерн, – заорал он.

Взгляды всех троих устремились на факел. Беззвучно, превращая алую головню в солому, факел горел в обратную сторону.

И вновь Древнее Царство раскинулось перед Теппиком – совершенно нереальное зрелище.

Теппик посмотрел на верблюда, который, погрузив морду в придорожный источник, издавал звук соломинки, втягивающей последнюю каплю со дна стакана с молочным коктейлем[28].

Верблюдок выглядел вполне реально. Пожалуй, вряд ли найдется более весомый и зримый символ реальности, чем верблюд. Но все окружающее казалось непрочным, шатким, словно не могло решить вопрос, быть ему или не быть.

Все – за исключением Великой Пирамиды. Она тяжело припала к земле, непреложная, как булавка, которой энтомолог пришпиливает бабочку к картонке. Лишь у нее одной был исключительно весомый, осязаемый вид, словно она впитала в себя всю весомость и осязаемость окружающего.

Можно ли убить пирамиду? И что произойдет, если тебе это удастся? «А не встанет ли все разом на свои места? – подумал Теппик. – Может, тогда вернется Древнее Царство с его замкнутым круговоротом времени?»

Пару минут он наблюдал за богами, размышляя, какого черта они здесь делают и насколько это его сейчас не волнует. Боги выглядели не более реальными, чем земля, по которой они бродили, занимаясь какими-то своими, непостижимыми для человека делами. Теппик почувствовал, что уже не в силах удивляться. Появись перед ним семь тучных коров, он вряд ли удостоил бы их взгляда.