Юлия Славачевская - Замуж за Черного Властелина, или Мужики везде одинаковы

— Он отец, и это его право. Не сомневаюсь, что за свою дочь я буду переживать не меньше, а может, и больше его. Ты же подаришь мне дочь? — Муж поднял мой подбородок и заглянул в глаза.

— Э-э-э… для этого нужно кое-что предпринять, — поведала я ему, покраснев слегка.

— Обязательно предпримем, — усмехнулся мужчина. — Только не сегодня: не хочу любить жену под присмотром бдительных родственников. Оно, знаешь ли, как-то не стимулирует, когда за стеной прислушиваются твои родители, а в коридоре разгуливает ватага братьев, готовых ворваться на любой шорох. Я так долго тебя ждал, что, думаю, смогу подождать еще несколько дней.

Положа руку на сердце мне такая постановка вопроса не очень понравилась, но, признав его правоту, я кивнула, лишь мстительно заметив:

— На супружеский долг набежала пеня, и я собираюсь стребовать ее по максимуму.

— Не беспокойся, отработаю сполна, — заверил Кондрад и поцеловал. Вот зараза! Еще и дразнится! Поэтому, решив слегка повредничать и заодно расставить все точки, заявила:

— Мне тут нужно тебе кое в чем признаться. Я… — замялась немного, но, собравшись с духом, выпалила: — В общем, я не девственница!

И очень удивилась ответу:

— Я знаю.

— Да? И давно? — сощурила я глаза и начала злиться, вместо того чтобы испытать облегчение. И дождалась честного ответа:

— Давно, практически сразу понял. Ты слишком спокойно относилась к этой стороне отношений, как будто знала, чего ожидать, и совсем не боялась.

— Ах ты! Тогда какого черта ты морочил мне голову и постоянно сбегал?

Кондрад ответил вопросом на вопрос, проигнорировав мою злость:

— Ты много обо мне знаешь?

— Только то, что рассказала Ниала, — растерянно ответила я, не понимая, к чему он клонит. — А что?

— Чтобы ответить на твой вопрос, мне следует вернуться в свое прошлое и рассказать все с самого начала, — объяснил муж. — Но, забегая вперед, могу сказать, что я неправильно понял предостережение богов и поторопился.

Он откинулся на спинку диванчика и начал свой рассказ:

— Как ты уже знаешь со слов Ниалы, мое детство не было безоблачным. Мама умерла, не выдержав позора, когда мне было всего пять лет, и я смутно ее помню. А отца я приучился ненавидеть с младенчества.

— Это из-за того, что он сделал с твоей мамой? Она болела?

— Да, из-за этого тоже. Нет, мама не болела физически. Просто для нее была невыносима мысль о позоре. Она практически не выходила из своей комнаты, переживая свое грехопадение раз за разом, хотя ее никто в этом не упрекал. Все отлично понимали, что девушка была не в состоянии оказать сопротивление герцогу, бывшему ее сюзереном и имевшему громадную власть и влияние. Впрочем, мы никогда не были с ней особо близки…

— Почему? Ты же ее сын!

— Ты думаешь, для нее это имело значение? Я служил ей вечным напоминанием о ее бесчестье, тем более что с каждым годом я все больше походил на отца. Она никогда не занималась со мной и не уделяла мне время и внимание. Конечно, как всякому ребенку, мне хотелось любви, тепла и ласки. Но моя память сохранила только ее глаза, излучающие холодность, равнодушие и отвращение. А потом она умерла и оставила меня совсем одного.

— У тебя не было других родственников? — влезла я с вопросом.

— Нет. И после ее кончины Стефану пришлось взять меня к себе. Но не из жалости и не из отцовских чувств, как думали многие. В его душе вообще отродясь не бывало жалости, сочувствия, доброты и любви. Зато его интересовали мои плодородные земли, приносившие существенный доход и граничащие с его владениями. Прибрав их к рукам, Стефан обогатился и расширил сферу влияния. На меня ему было откровенно наплевать, и он предпочел бы, чтобы я умер и не отягощал его жизнь своим присутствием. Скорей всего, так бы и случилось, если бы не Ниала, принявшая меня под свое крылышко и отдавшая всю нерастраченную любовь.

Тут Кондрад отвлекся и спросил:

— Ты никогда не задавалась вопросом, почему я так трепетно отношусь к Ниале? Отчего матушке единственной дозволено мною командовать?

Никогда этого не замечала, но, может быть, оно так и было, а я чудовищно невнимательна. Поэтому на всякий случай отрицательно помотала головой. И он продолжал:

— Именно она, заменившая мне мать, по-настоящему заботилась и волновалась о никому не нужном мальчишке, жившем в хлеву и питавшемся объедками. Именно она всегда защищала маленького бастарда, которого многие норовили пнуть, ударить и обидеть в угоду Стефану. И она единственная вопреки всему не позволила мне озлобиться и превратиться в кровожадное чудовище, мечтающее отомстить всем и каждому за свои унижения.

Кондрад замолчал и прикрыл глаза, полностью отдавшись во власть воспоминаний. Мне, с рождения окруженной любовью и заботой близких, было непонятно, как можно так обращаться с ни в чем не повинным ребенком, и было ужасно больно за Кондрада. Сжав его руку в ладонях, я тихо сказала:

— Может быть, не стоит ворошить прошлое?

Мужчина открыл затуманенные воспоминаниями глаза и, невесело усмехнувшись, спросил:

— Жалеешь?

Я отрицательно покачала головой:

— Сочувствую.

Меня крепко прижали к себе и тихо сказали:

— Спасибо тебе за то, что ты есть — маленькое, храброе, справедливое сердечко. Но я хочу объясниться сегодня и не оставлять никаких недоговоренностей и недомолвок на будущее. Не хочу разрушить ими нашу жизнь, так что прости за столь грустное и тоскливое повествование, но я все же закончу.

— Я, собственно, за тебя переживаю, — сказала я, растекаясь от ласки.

— Переживу как-нибудь, — заверил меня муж. — Когда подрос, то стал много времени проводить на тренировочной площадке, наблюдая за воинами. Заметив мое любопытство, Ниала отвела меня к Гайру, согласившемуся меня тренировать. С того дня моя жизнь начала обретать смысл: всю свою злость, ярость и обиду я вкладывал в обучение. Тренировки заполнили всю мою жизнь и спасали от тоски. А потом…

Поднявшись с диванчика, он подошел к окну и долго смотрел на падающий снег. Я не беспокоила его, давая собраться с мыслями. Немного погодя он, не оборачиваясь, начал говорить:

— Знаешь, я далеко не сентиментальный человек. Для меня не существует каких-то бережно хранимых воспоминаний. Но ту часть моей жизни забыть сложно. Когда в ней появилась Киара… Юная, тоненькая белокурая девочка с большими, доверчиво смотрящими на мир синими глазами. Я видел, как меняется ее взгляд, становясь из доверчивого забитым и запуганным. Мне казалось, мы с ней родственные души, лишние в этом замке. Через некоторое время мы сблизились. Сблизились настолько, что я не мог себе представить жизни без нее. Чистая, платоническая юношеская любовь.

Вдруг Кондрад резко развернулся ко мне, продолжая говорить:

— Мы даже не помышляли о плотских утехах, нам просто было хорошо и уютно вместе. Но Стефан решил, что это адюльтер, и, однажды застав нас вместе, безжалостно наказал Киару, обвиняя, в супружеской измене и выказывая свою жестокую натуру, а меня приказал отвести на конюшню, где позднее спустил с меня шкуру. Он избивал меня так, как будто хотел убить, запороть насмерть. И если бы не повисшие на его руках Гайр с ребятами, кто знает, чем бы все закончилось. После этого он распорядился бросить меня умирать без помощи в темницу. Почему он все же позднее прислал лекаря, неизвестно никому, кроме него. Но лекарь оказался беспомощным… или хотел казаться таковым. А впрочем… — Он остановился, о чем-то задумавшись.

— Скорей всего, я излишне подозрителен. Стефан располосовал мою спину практически до костей, и, впадая в беспамятство, я понимал, что скорей всего умру. Уже из последних сил взмолился, обращаясь к своему покровителю, богу войны. И он откликнулся на мой зов. Боги ничего не дают даром — мы заключили соглашение. Он оставил мне жизнь и даровал удачу в военном деле, но забрал возможность любить и быть счастливым, объясняя, что чувства лишь вредят полководцу. Я же обещал увеличить количество его храмов. Тогда мне казалось, что жизнь в обмен на любовь — нормальная сделка, не понимая, на что себя обрекаю в будущем. Неудивительно! Что я знал о любви, будучи практически всеми отвергнутым? Ничего, кроме того, что она приносит боль и одиночество. Так что обмен мне показался честным. Провалявшись три недели, я быстро поправился, и Стефан предложил мне покинуть замок и пройти обучение в армии. Естественно, я с радостью согласился уехать от ненавистного мне герцога.

Кондрад опять замолчал, переводя дух, а я воспользовалась возникшей паузой и спросила:

— Может, ты хочешь пить?

— Не отказался бы от бокала вина, если можно, — улыбнулся муж и добавил: — Вот только боюсь, ты снова буянить начнешь.

Смутившись, я послала ему грозный взгляд и отправилась на кухню. Пока варила себе кофе, на кухню выполз Егор и с подозрением на меня уставился: