Михаил Успенский - Там, где нас нет

Индрику такое обхождение не понравилось, он пошел задним ходом, а потом вернулся на прежний отвесный путь. В стене же колодца образовалась дыра, и туда потянулся воздух.

Хвост Индрика согнулся и указал в сторону дыры — дескать, слезай, приехали.

Дыра получилась небольшая, но человеку пролезть впору, даже и богатырю.

— Постой, — сказал Жихарь и добавил с упреком: — Такой здоровый, а уже утомился! Может, нам туда и не надобно.

Он достал ваджру, выбрал на зверином заду место поровнее и проверил. Все правильно — черенок показывал на дыру.

К счастью, первым ринулся в дыру не глупый человек, а умудренный петух.

Будимир, не найдя опоры под ногами, вострепетал крыльями и завис в воздухе, добавив жару в перья.

Жихарь сунул голову в дыру. Сколько петушиного света хватало, простиралась черная бездна, только прямо под носом тянулся по стене открывшейся громадной пещеры неширокий приступочек — в две ступни, не более.

Делать нечего, пришлось лезть, помогая друг другу. Когда все трое оказались на карнизе, Жихарь опять сунулся в дыру, только с другой стороны.

— Прощай, Индрик-зверь, в расчете я с вашим родом: одного загубил, зато другого, можно сказать, самолично взлелеял!

Индрик ласково шлепнул его по щеке кисточкой хвоста и пошел прежним путем вниз, к неведомой цели.

— Заделать бы эту дыру, пока Дикая Охота не примчалась, — сказал Жихарь. — Но тут не до хорошего, лишь бы удержаться. Будимир, лети ко мне, ты небось устал…

Потом еще раз пришлось свериться по ложке, в какую сторону идти, да и способ передвижения вызвал споры: лицом к скале ходить или спиной? Решили спиной.

— Вот, значит, каковы Адские Вертепы, куда не ступала нога живого человека!

— торжественно провозгласил Принц, боком переступая по узенькой полке.

— Подземное царство Диюй состоит из десяти судилищ, каждое из которых имеет шестнадцать залов для наказаний. В первом судилище располагается камера восполнения священных текстов…

Жихарь подумал и решил, что разговоры Бедного Монаха будут хотя бы отвлекать от того, что внизу. «Только бы не усыпил он меня опять…»

— Во втором судилище душу встречают мохнатая собака Чжэн-нин и Красноголовый Чи-фа. Сюда отправляются души мужчин и женщин, вступавших в недозволенную связь, души воров, дурных лекарей и обманщиков…

«Вот куда меня и законопатят, — прикинул Жихарь. — Это надо же — на земле тюрьма, под землей тюрьма… Небось эти сволочи и на небесах тюрьму изладят, и тогда вовсе некуда будет податься…»

— В залах третьего судилища, именуемого Хэй-шен — черная веревка, грешникам перевязывают веревкой горло, руки и ноги, клещами сжимают печень, строгают сердце… В это судилище попадают те, кто думал, что император не заботится о подданных…

«Смотри-ка, и здесь мне местечко уготовано, — отметил Жихарь. — Я ведь всегда всякое начальство сволочил. Так что же теперь — разорваться мне, что ли?»

Свет от Будимира шел уже не золотой, а вполнакала, красный. В его лучах и самих странников можно было принять за уроженцев Адских Вертепов.

— В четвертое судилище направляются неплательщики налогов, те, кто крадет камни из мостовой и масло из фонарей…

«Масла не крал, а налогов сроду не платил. Хотя ведь и мостовую случалось разворошить, так не зря же говорится, что булыжник — оружие богатыря-то…»

— Стой, — сказал Жихарь. — Довольно народ расстраивать.

— …те, кто писал дурные книги и рисовал неприличные картины, — произнес Лю Седьмой и замолк.

— Слышите, внизу что-то шуршит? Внизу не только шуршало, но и скрипело, скрежетало, даже чавкало внизу.

— Найдется, чем покормить Будимира? У Бедного Монаха в рукаве да не нашлось бы! Красный Петух охотно защелкал сухим горохом. Снизу доносился похожий щелк.

— Наелась, пташка? Тогда полетай да посвети нам как следует. Кто там водится?

Будимир сильно оттолкнулся от Жихаревой руки, взмахнул крыльями и осветил бездну маленьким солнышком.

Не больно глубокой предстала бездна. Все дно ее шевелилось, вспучивалось и опускалось, как живое.

— Будимир, кто это? — прошептал Жихарь.

Петух бесстрашным соколом ринулся вниз, кого-то там ухватил и вернулся к хозяину.

Богатырь взял добычу и рассмотрел как следует.

— Ага! — воскликнул он. — Так вот где они зимуют! А я-то голову ломаю!

Летом, бывало, наловишь их полную рубаху, потом сваришь и отправляешься в дозор. Щелкаешь их всю ночь, чтобы не заснуть…

— Да кто же это, сэр Джихар? — не выдержал Принц.

— Это вот кто: сапожник не сапожник, портной не портной, держит во рту щетину, в руках ножницы.

Грядущий король глубоко задумался.

— Если он не сапожник и не портной, сэр Джихар, то он, без сомнения, либо коновал, либо скупщик краденого.

— Думай лучше, простота: идет в баню черен, а выходит — красен…

— Ха-ха, да тут и ребенок догадается! Это арап, которого до крови исхлестали вениками!

— Сам ты арап, братка. Держи! С этими словами Жихарь сунул под нос побратиму небольшого рака.

— Значит, где-то тут и вода быть должна. Идем дальше.

Шли еще довольно долго. Лю Седьмой рассуждал:

— Видимо, у Небесной Канцелярии возникла необходимость учредить еще одно, одиннадцатое судилище. Сюда, вне всякого сомнения, попадают те, кто при жизни сгущал краски, распространял заведомо ложные…

Рак тем временем изловчился и клешней ухватил Яр-Тура за королевский нос.

Принц охнул, а Жихарь от неожиданности уронил пленника.

— Не хотелось бы мне последовать за ним. — Принц озабоченно щупал нос.

— Ну, не отстриг же он его тебе напрочь, не убивайся. Вот и тропа книзу пошла…

Скальная полочка действительно пошла книзу и в конце концов привела на ровное место. Раки сюда выползали редко, держались кучей, грели друг друга.

— Привал! — распорядился Жихарь. Он вытащил из общей кучи нескольких усатых бедолаг и предложил Будимиру приготовить какую-никакую закуску. Скоро все трое со вкусом и удовольствием обсасывали скорлупки.

— Это сколько же пива понадобится! — возмечтал Жихарь, поглядев на несметную силу раков. Потом приложился к жбану, хотя рисовое вино, конечно, не пиво.

— Эти удивительные черные крабы хотя и значительно исхудали, но все же радуют желудок, — сказал Лю Седьмой. — Но, даже будучи сытыми, как мы проникнем за эти ворота? К тому же они наверняка заперты изнутри.

— Какие ворота? — Жихарь чуть не подавился клешней и вдруг увидел — какие.

Ворота уходили вверх на добрый десяток человеческих ростов, каждая створка казалась цельной железной плитой, а щель между створками едва обозначалась.

— Слышите? — вскочил Принц. — Погоня приближается!

По рачьей зимовке понесло холодом.

— Может быть, сила сэра Святогора… — начал Яр-Тур.

Жихарь нетерпеливо махнул рукой и перебрал в уме все свои возможности.

— Бедный Монах, — сказал он, — ты умеешь быстро заживлять раны? Лю Седьмой кивнул.

— Когда палач распилил Вэнь Чаня на две половинки, мне, несовершенному, удалось воссоединить их…

Всякому вору ведомо: если нанести себе рану на правой ладони, да вложить туда стебелек разрыв-травы, да подождать, пока зарастет, — тогда можно смело гулять по чужим кладовым или даже наведаться в царскую казну. Отныне ни один замок, ни один засов не выдержат прикосновения воровской руки.

Лю Седьмой и тут оказался мастером: на Жихаревой ладони остался лишь тонкий рубец.

Не дожидаясь, пока и он исчезнет, богатырь бросился к воротам и ударил завороженным кулаком точно между створок.

— Быстрее, быстрее, — поторапливал он товарищей, едва лишь открылась щель настолько, чтобы пролезть петуху.

— Остановитесь, обманщики! — Визгливый голос Дикой Охотницы заметался под сводами рачьей пещеры.

— Хороша баба, да уж больно холодна, — вздохнул Жихарь, последним протискиваясь в щель. Створки были толстенные, рассчитанные, видать, на вечность.

Он еще раз вздохнул, когда после повторного удара ворота вернулись в прежнее положение. Каждый, кто использует разрыв-траву, должен помнить, что бить рукой следует лишь единожды: ударишь в другой раз — все восстановится и срастется. На этом уже не один богатырь погорел, не говоря о ворах.

Толстые были ворота, но все равно из-за них доносились грозные голоса ледяных великанов. Дикая Охота проклинала, умоляла, твердила колдовские слова, грозила, колотила в глухое железо, но потом, прислушавшись, Жихарь стал различать крики боли, испуганное ржание коней, визг собак.