Андрей Егоров - Дюжина межгалактических мерзавцев

Я решил посоветоваться с капитаном. Если мы будем брать телекина, то это следует делать силами всего экипажа. Как Глуц сможет убедить их пойти против телекина? Наверное, подействует аргумент, что телекин – убийца и в любой момент может захотеть их смерти, как захотел смерти гебба, бородавочника. Я глянул на часы. Распорядок на борту никто давно уже не соблюдал. И все же, не стоило заявляться к Лео Глуцу в четыре утра, даже если возникла оперативная необходимость. Так мы называли это на службе – если требовалось отобрать у кого-то катер, изъять ценные вещи или ворваться в квартиру посреди ночи, предварительно взорвав дверь. Любой сотрудник спецслужб любит громкую канонаду, вопли ужаса и гримасы на лицах подозреваемых, даже если не сознается в этом тайном пристрастии.

Вместо посещения капитанской каюты я решил побродить по кораблю. Не то, чтобы я вдруг проникся почтением к идее суицида, просто были у меня определенные соображения. Рыбку ведь можно ловить не только на хлебный мякиш, но и на живца. А мне удалось увести изъятый кастет. Любой федеральный агент владеет простейшими навыками преступного мира. Мы должны знать, как именно они действуют, чтобы пресекать любое противоправное действие на корню.

Надев кастет на правую руку, я вышел в коридор и направился в лестнице. Свет опять подмигивал, добавляя жути и без того мрачной атмосфере. Я шел и прислушивался, стараясь различить даже слабые шорохи – они могли подсказать, где сейчас находится убийца и что он делает. Может, крадется в полумраке к очередной жертве. Или связал ее, чтобы затем спокойно начать отпиливать по кусочку. Я припал ухом к двери каюты Робинзона, но услышал за ней лишь громкий храп. Хозяин спал безмятежно, как младенец. Хотя храпящих младенцев встретишь не так уж и часто. Но мне встречались. Вернерианские младенцы храпят так, что стены трясутся. Именно поэтому в домах малютки для них отведено отдельная комната.

Я дошел до каюты Пузыря. Либо он спал бесшумно, во что я не верил, либо отсутствовал. Но зачем в четыре утра этому здоровяку бродить по кораблю? Не иначе, он что-то задумал…

На меня напали внезапно. Со спины вынырнула громоздкая туша, навалилась, и крепкие руки вцепились мне в горло.

– Конец тебе, легавый! – проревел нападавший. Я по голосу опознал Сивого.

Ловушка захлопнулась! Только мне от этого было не легче. Я попытался ударить рангуна по физиономии, но он уклонился, продолжая сжимать крепкие пальцы на моей шее. Чтобы я не сильно сопротивлялся, он пару раз приложил меня об стену. Задыхаясь, я принялся сучить ногами, лупить ими в стены, в надежде, что из ближайшей каюты кто-нибудь выйдет. И мне действительно повезло. Щелкнул замок, отъехала створка двери, и в коридор выглянул Пузырь.

К моменту его появления у меня уже стали закатываться глаза, поэтому черную физиономию я видел, словно на экране испорченного монитора – она то и дело уползала за границы зрения.

– Ты что это? – услышал я удивленный голос вернерианина.

«Только бы не испугался, позвал на помощь», – подумал я. Но вместо того, чтобы звать подмогу, Пузырь кинулся к нам и ухватил рангуна за руки, стараясь разжать смертельные тиски. Некоторое время они боролись… Я ощутил, что хватка ослабла, и с хрипом жадно втянул воздух в легкие. Вернерианин оказался даже сильнее, чем я думал. Почувствовав, что не справится с ним, если не предпримет решительных действий, Сивый, наконец, отпустил мое горло и изо всех сил треснул моего спасителя в левый глаз. Пузырь покачнулся, но на ногах устоял. Тогда рангун оттолкнул меня, сгреб красноглазого здоровяка за ворот и принялся колошматить, словно грушу. Его пудовые кулаки то и дело гулко соприкасались с головой и плечами вернерианина.

Я, тем временем, оказался на полу. Не предпринимая попыток подняться, глотая воздух широко открытым ртом, я поспешно пополз прочь. Надо было срочно позвать на помощь. Теперь, когда вражеский агент проявил себя, главной задачей было – лишить его возможности и дальше убивать и по возможности взять живым. Чтобы потом допросить и узнать, что они успели предпринять в отношении центрального штаба и командования.

Я, цепляясь за стену, встал на ноги и принялся стучать во все каюты, включая капитанскую – из горла рвался слабый хрип, неспособный пробиться сквозь пластик дверей.

Вскоре в коридоре появился лемуриец, Робинзон и сам Лео Глуц. Вместе они накинулись на Сивого и скрутили его, связав кусками проводов.

Пузырь потирал ушибы и тихонько постанывал.

– Как ты? – поинтересовался я у вернерианина. Меня действительно заботило здоровье парня. Помимо того, что он спас мне жизнь, теперь это был единственный сапиенс на борту, на которого я действительно мог положиться.

– Не очень, – поделился Пузырь.

– Ну, ничего. Теперь тебе ничего не угрожает. Быстро пойдешь на поправку. Не волнуйся, парень. Ты, считай, прощение правительства себе уже заслужил.

Лео Глуц смотрел на стреноженного Сивого со злостью.

– Ничего не хочешь мне сказать?

– А чего говорить, – проворчал рангун, – хотел завалить легавого. Достал он. Ходит всюду, высматривает, выспрашивает. И меня подозревал. А мне каково?

– Тащите его ко мне в каюту, – распорядился капитан, – обернулся ко мне. – Идем, расспросишь его обо всем. Можно с пристрастием.

Когда Сивого втащили внутрь, и мы оказались наедине с капитаном я, потирая шею, спросил:

– А почему телекин не отреагировал на нападение?

– Откуда я знаю? – огрызнулся Глуц. – Этот тип себе на уме. Может, был занят или вообще – спал.

– Это нехорошо, – сказал я. – Вы же понимаете, капитан, если никто не будет поддерживать на корабле порядок…

– Думаю, он реагирует только в том случае, если опасность угрожает лично мне, – перебил Глуц. – И вообще, поменьше думай о таких вещах. Скажи-ка лучше, что ты собираешься делать с этим куском дерьма? Сразу сбросишь его в мусоропровод или хочешь сначала допросить? Слышишь ты! – выкрикнул капитан. – Лучше сразу колись во всем. Иначе отправишься в космос. И плакали тогда мои денежки, которые я у тебя выиграл.

– Конечно, его стоит допросить, – сказал я. – Мы должны узнать, что происходит в центральном штабе. Он наверняка в курсе, что затеяли его сообщники.

Глуц пнул рангуна под ребра, и он обиженно взревел.

– За что, капитан?

– Гляди-ка, – Глуц хмыкнул, – еще спрашивает. Ты зачем бородавочника убил? И потом… – Замялся он. – Как ты его убил, если все время был в кают-компании?

– Никого я не убивал! – рыкнул Сивый. – Только легавого хотел завалить. Да и то не получилось. Отпустите, а?

– Врет, – уверенно сказал я.

– Ясное дело, врет, – откликнулся Глуц. – Ну-ка, Сивый, поведай нам, что вы задумали со своими соплеменниками? Почему у нас прервалась связь с центром? Что, вообще, черт тебя побери, происходит?

– Откуда я знаю, – рангун задергался всем телом, – ничего не происходит. Да я серьезно говорю, капитан. Хотел легавого завалить. А так, я не при делах.

– Ничего, он у нас расколется, – пообещал я. – Под пытками все говорят правду.

– Ну, это без меня, – сказал Глуц. – Я, пожалуй, выйду, пообщаюсь с экипажем, а ты над ним как следует потрудись.

– Я не виноват, капитан, – заорал рангун, – честное слово, не виноват!

– Знаю, слышали, наверное, тебя заставили, – заметил я. – Говори, кто заставил, когда, что они еще от тебя хотели… – Я вынул из кармана кастет, который успел подобрать в коридоре, надел на пальцы.

– Ну, я пошел, – сказал Лео Глуц, похлопал меня одобрительно по плечу и вышел в коридор…

Первый вопль убийцы и диверсанта он мог слышать сразу после того, как за ним закрылась створка двери. Дальше я начал работать над рангуном всерьез – с особой тщательностью и жесткостью, с уголовниками иначе нельзя. Я последовательно задавал одни и те же вопросы, не забывая о том, чтобы время от времени лупить лохматого здоровяка кастетом по всем уязвимым точкам, коих на теле рангуна имелось в избытке. Вскоре он уже говорил расторопнее заправского юмориста – тараторил так, словно спешил всю биографию изложить перед тем, как отправится в мир иной. Допрос шел, как в лучшие годы, я даже получал определенное удовольствие от собственного профессионализма. Только вот беда. После нескольких часов он так и не рассказал самого главного, словно рангуний заговор в действительности не существовал. Он долго упорствовал, не желая сознаваться, что это он убил несколько сапиенсов, но после пары особенно жестких ударов в область печени, все же, сообщил, что это он расправлялся с экипажем. В этот момент я ему уже не верил. Для любого преступника, находящегося под прессом федерального правосудия, существует переломный момент, когда он уже готов взять на себя любые злодеяния, лишь бы прекратилась пытка.

Оставив мохнатый кусок мяса на окровавленном полу, я уселся в кресло и задумался. Нельзя было сбрасывать со счетов версию, что он, все же, совершил все, в чем сознался, и умело притворяется невиновным. Его подготовка вполне могла включать возможность подобного пристрастного допроса. Рангуны наверняка хорошо осведомлены о методах федеральной службы. Спустя всего десять минут я уже принял решение – Сивого нужно ликвидировать. Если это не он – то убийства повторятся. Если же это он, то, убрав его сейчас, я смогу обезопасить всех, кто находится на борту, и успешно выполнить возложенную на нас миссию.