Чингиз Цыбиков - Граница нормальности

— Конечно. Сван. Кто же ещё.

— Доктор Зло, — сказал я.

Тоха повернулся на каблуках и уставился на меня. Так смотрел он на меня с минуту, а потом сказал:

— Не знаю. Не уверен.

Мы начали собирать информацию.

— А вот интересно, — говорит Тоха. — Они там в Европе думают, что мы тут зимой загибаемся. Скажешь «минус тридцать», так они сразу глаза выкатывают на лоб. А вот то, что влажность у нас низкая и мороз легко переносится…

— Ты это вообще к чему мне рассказываешь? — спрашиваю я.

— Да замёрз я чего-то, — говорит Тоха.

— Ох, — сказал Салават. — Неужели минус сорок? И как вы там живёте?

— Нормально живём, — ответил за нас всех Колька. — Ты лучше у якутов спроси, как они в минус пятьдесят в своем Якутске собак выгуливают.

— Нормально мы их выгуливаем, — сказал Малыга. — Собака скулить начинает еще в подъезде, потом скачками делает свои дела и обратно… Вся прогулка — секунд двадцать.

Мы стояли на вокзале славного города Казань. Это уже был ноябрь, первые числа. Мы с якутами уезжали с полуфинала, а татары нас соответственно провожали. Все слегка под газом, якуты на радостях, мы с горя, татары на правах провожающих хозяев.

В поезде не спалось. И мы с Тохой всю ночь разговаривали.

— Ладно, — говорил Тоха. — Мы вылетели в полуфинале. Хреново. Зато теперь мы с тобой можем взяться за Свана.

Разговор с самого начала принял некий трагический оттенок. Пролёт в полуфинале все же давил на нас. Помнится, мне все мнилось, что всё рухнуло. Мысли в голове бродили такие, вот, мол, шесть лет уже по лигам долбимся, и все насмарку. Так что мне было пофиг. Сван так Сван. Поспать все равно не удастся. На верхней полке храпел Шах. Я пишу просто — «храпел», но это слово здесь не совсем подходит, ибо для настолько чудовищных звуков человечество название еще не придумало. На другой верхней полке спал Колька, но его храп, по сравнению с шаховским, был нежен и даже казался мелодичным.

И мы начали разговаривать о Сване. Про него мы уже и впрямь знали очень много.

— Да только это было всё не то, — говорит Тоха. Из-за какого-то сооружения на крыше выглядывает кошка. Недовольно смотрит на нас и уходит.

— Ну да, — соглашаюсь я. Должность, семья, сколько получает, на что тратит, дети. Детей, впрочем, не было. Банк, номер счета, зарплатный проект. Футбол по субботам, сауна после футбола, участие в кассе взаимопомощи. Семнадцать статей, кандидатская.

До хрена всякой информации.

Единственное, на что не было ответа — откуда трупы?

— Коробан подъехал, — говорит Тоха.

Дальше события понеслись вприпрыжку. В первый же вечер по приезду мы пошли посмотреть на Свана. С противоположной крыши в выцыганенный у знакомых бинокль, хороший бинокль, шестнадцатикратный. Сван ходил по квартире в халате, спокойный, уверенный.

— Всего-то десять дней его не видели, — сказал Тоха. — А как поправился.

На следующий день мы узнали, что Сван взял отпуск. Об этом нам поведал за кружкой пива коллега Свана, с которым мы специально знакомились на турбазе «Щучье озеро». Сван сказал на работе, что едет в Сочи. Через три дня мы поняли, что ни в какие Сочи Сван не поехал. Он вообще, судя по всему, не выходил из квартиры. Даже в магазин. Разносчики таскали ему два раза в день из «Пепино» пиццу, а он все так и ходил по квартире в халате, спокойный и уверенный.

На четвертый день он вышел из дома. В черном демисезонном пальто до пят.

Было шесть часов вечера, почти темно.

Он что-то чувствовал, потому что пару раз выкидывал трюк с отходящим трамваем. И оба раза мы Свана находили. Мы не профессионалы, но иногда удача весит больше, чем выучка. Так мы петляли за ним по родному городу часа два, пока не вернулись обратно к дому Свана. И тут мне пришла в голову мысль. Я не хвастаюсь — со мной действительно иногда такое случается.

— А может, есть путь попроще? — сказал я Тохе. Тоха в это время, как в плохом фильме, украдкой заглядывал за угол. Всё происходящее ему нравилось.

— Ты о чем? — спросил Тоха и передернул воображаемый затвор воображаемого пистолета.

— Мы хотели узнать правду, — сказал я.

— Так, — сказал Тоха хладнокровно.

— Та-ак, — сказал я. — Может, просто спросим?

— Свана?

— Свана.

— Бесперспективняк, — аккуратно выговаривая слога, сказал Тоха. — Не признается. Я бы не признался. Это ж трупы.

Тоха снова выглянул за угол, высунулся до пояса: «Куда он делся? А-а! Домой зашел». И всунулся обратно.

А мы пошли в бар согреться. Через час мы были уже вполне горячие восточные мужчины. И решили перед сном еще раз глянуть на Свана. Как он там в своей квартире.

И сразу же наткнулись на него. Десяти шагов пройти не успели.

— А-а, — сказал Тоха. — Привет, Слава.

— Здравствуйте, Вячеслав, — сказал я. — Вам не холодно? В такую-то погоду в таком-то пальто.

И фраза эта подействовала странным образом. Сван неожиданно ударил меня в лицо, пнул Тоху и побежал.

— Ты как?

Я был в порядке. Это просто особенность моего организма. Если мне попадают в нос, то у меня обязательно течет кровь. Сколько раз я из-за этого казался пострадавшей в драке стороной — и не сосчитать. В общем, Тоха мне сунул свой платок, чем, помнится, сильно меня поразил (платок?! у него?!), и мы побежали за Сваном.

Сван бежал ботанически неловко, но целенаправленно. Мы бежали следом, испытывая значительные трудности. Совет: когда затеете погоню за кем-либо, делайте это трезвыми. Нетрезвое состояние сильно увеличивает пройденный путь. Неожиданно Сван прибавил ходу и кинулся к дому, на мой взгляд, точно такому же, как и остальные.

— А я понял, — говорит Тоха.

— Ну объясни, — говорю я.

— А вокруг этого дома деревьев почти нет.

Я молчу, переваривая полученную информацию.

— А чьи это там шаги на лестнице? — говорит Тоха, прислушиваясь.

— А это нас арестовывать идут, — отвечаю я механически.

По подъездной лестнице летели вверх, хватаясь судорожно за перила, собирая извёстку со стен и спотыкаясь о ступеньки.

— Счас, — хрипел я. — Припрём его на пятом этаже.

Фигушки. На пятом этаже нас ждал распахнутый люк, и мы полезли туда. Я лез первым, даже не думая, что могу получить каблуком по башке. Храбрый, глупый, юморной — это всё я.

Залязгали подкованые каблуки по лестнице, ведущей на крышу.

— Как удобно, — говорю я. — Счас нам помогут спуститься.

— И даже куда-нибудь отвезут, — откликается Тоха.

Когда мы вылезли на крышу, то сразу увидели Свана. Он стоял на самом краю. Неторопливо скинул пальто и бросил его под ноги. Крылья. Огромные, нелепые, страшные. Сван тряхнул ими раз, другой.

— Сван! — крикнул Тоха.

Сван, не оборачиваясь, шагнул вперед.

И исчез.

А мы остались на крыше.

Попивая коньяк, трепясь и глядя на звезды, которые почему-то стали чуть ближе, чем ранее.

Утро, наверное.

«… задержаны на крыше здания по ул. Тобольской, 17. Будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения, громко кричали и кидали вниз бутылки, что и послужило причиной вызова наряда. При задержании сопротивления не оказали…

…Также на крыше было обнаружено пальто черного цвета, 50-го размера, не принадлежащее никому из задержанных…

…нарядом была осмотрена территория вокруг дома № 17 по ул. Тобольской. Трупов и следов падения не обнаружено».

Когда тебе девять лет, лето — это хорошо. Лето, впрочем, и в тридцать лет — хорошо, и в сорок.

Но уже не так, как в девять.

Вот только если все твои друзья разъехались, и ты остался в городе один, лето теряет половину своей прелести. Что толку в том, что у тебя полно времени для того, чтобы купаться, играть в футбол, просто трепаться о чём-нибудь, если делать это не с кем?

Зато есть дед.

С дедом Никите, конечно же, повезло. Не каждому достается такой хороший дед, какой был у Никиты. Во-первых, Тимофей Николаич был моряком. Не капитаном, конечно, но штурман — это тоже неплохо. У штурмана тоже есть китель, фуражка и возможность привезти из дальних стран кучу всяких интересных вещей для будущего внука. Во-вторых, дед-штурман знал кучу разных историй. Правда, Тимофей Николаич мог прервать рассказ на самом интересном месте и сказать: «Остальное, когда вырастешь!» или «Эх, мал ты еще такие истории слушать!» или «Эх, хорошо с тобой Никитка, одна беда — не пьёшь ты!». В-третьих, у деда, как вам уже, наверное, ясно, в доме была куча разных предметов морского назначения. Кроме упоминавшихся уже фуражки и кителя это были, прежде всего, традиционный бинокль, не менее традиционный компас, бутылка из-под кубинского рома и большой складной нож. Складной нож — это, конечно, не кортик, но Тимофей Николаич утверждал, что нож был куплен им в Амстердаме на настоящие голландские гульдены и бывал с ним во всех плаваниях. Надо ли кому-то объяснять, какая это ценная вещь — хороший остро наточенный складной нож? По-моему, никому это объяснять не надо.