Николай Казаков - Искатель. 2000. Выпуск №6

Старичок появился в моем редакционном кабинете ровно в десять часов. Хотя я видел его только второй раз, он мне сразу показался очень взволнованным. Он аккуратно присел на краешек стула, пригладил жиденькие седые волосы, уложенные на пробор, и положил шляпу на колени. Потом резко встал и, не выпуская шляпы из рук, прошелся по кабинету.

«Неужели так волнуется по поводу своих воспоминаний?» — успел только подумать я, как он быстро и очень отрывисто заговорил.

— Мне нужно рассказать вам нечто очень важное. И очень серьезное. Я давно слежу за вашими публикациями. Вас интересуют криминальные темы. Ведь так?

Я кивнул. Дело принимало неожиданный оборот.

— В милицию я идти не хочу. У меня нет никаких доказательств. У меня только подозрения. А вдруг эти люди невиновны? Получится, что я на них наговариваю? Я так не могу: Я сам отсидел пять лет в сталинских лагерях по ложному доносу. А вы журналист. Вы можете это расследовать в рамках своих профессиональных интересов. А потом, уже набрав фактов, и заявить в милицию. Это во-первых. Во-вторых, — он сделал долгую паузу, — если они на самом деле окажутся преступниками, то должны же быть какие-то очные ставки, опознания. А я старый, слабый человек. Я просто боюсь. Вы же сами знаете, какие сейчас царят нравы. Не они, так их дружки могут со мной расправиться, если узнают, что это именно я навел на их след. Скажу честно, я хочу умереть своей смертью. А в-третьих… Я, конечно, мог бы оставить всю информацию при себе, но совесть не позволяет мне молчать. Зло, если это на самом деле зло, должно быть наказано.

— Василий Григорьевич… — начал было я, но, казалось, он меня не слышал.

— Я сопоставил кое-какие факты. Не исключено, что я последний человек, кто видел их живыми.

— Кого «их»?

— Одного фамилия Пущин. Зовут Сергей. Второго — не знаю. Но они всегда были вместе.

— Постойте, а они что… умерли?

Он бросил на меня быстрый взгляд.

— Их убили. И сожгли. А вы разве не в курсе?

Черт! Как же я мог так лопухнуться?! Ну конечно же, Сергей Пущин — это Зубр. А второй — Шлем. Владимир Лазарев.

— А вы их… ну… то есть Пущина знали?

— Его — постольку поскольку. Но я хорошо знаю его родную тетку. Мы живем с ней на соседних улицах. Сегодня утром я ее встретил. Она мне все и рассказала. А я сопоставил факты…

— Василий Григорьевич, садитесь, успокойтесь и давайте всё по порядку!

— Да, конечно. — Он снова присел на самый краешек стула. — Но предупреждаю сразу — все выглядит очень запутанным. Потому как кроме этих двух трупов есть еще и третий труп.

— Как, разве вместе с Зубром и Шлемом… то есть с Пущиным и Лазаревым еще кого-то убили?

— Не вместе. Но, судя по всему, в тот же день.

— И кого же?

— Об этом убийстве ваша газета уже писала. Светлана Кочетова. Хозяйка коммерческой палатки.

— И вы думаете эти убийства взаимосвязаны?

— Я этого не говорил! — Он протестующе поднял руки. — Впрочем, чтобы нам окончательно не запутаться, давайте я все расскажу, а вы потом уточните, что вам будет непонятно. Хорошо?

Вместо ответа я достал диктофон, поставил его перед Василием Григорьевичем и включил.

— А вот этого, пожалуйста, не надо. Я безусловно вам полностью доверяю, иначе бы не стал затевать этот разговор, но записывать не стоит.

Мне не оставалось ничего другого, как убрать диктофон в стол.

Старичок смахнул невидимые пылинки со своих брюк и начал неторопливо и обстоятельно рассказывать:

— Каждый вечер я гуляю не менее двух часов. А каждое утро пью натощак по стакану минеральной воды. Я живу около городского парка, и с тех пор как поблизости от моего дома поставили коммерческую палатку, чтобы далеко не ходить, я воду покупаю только в ней… — Старичок откашлялся. — Я обратил внимание, что последние несколько дней — я имею в виду позапрошлую неделю — она почему-то закрывалась раньше обычного. Чтобы не остаться без воды, в ту субботу я решил купить ее сразу, в самом начале прогулки… Протянул деньги в окошко и внутри, кроме хозяйки, увидел двух молоденьких девчонок. Может, я бы и не обратил на них внимания, но накануне я видел, как они сперва вылезали, а потом садились в «Ниву», стоящую поодаль от палатки. Я купил минералку, отошел от палатки и, представляете, на прежнем месте снова увидел ту же «Ниву». Я еще удивился — перед палаткой есть удобная стоянка, а она стоит так далеко от нее! Как-то подозрительно. Выходит, кому-то не хотелось, чтобы из палатки видели их машину.

— В «Ниве» кто-то был?

— В том-то и дело, что оба дня в машине их поджидали два парня… Так вот. Я всегда гуляю вокруг парка, и когда сделал очередной круг и снова подошел к палатке, то увидел рядом с ней машину. Я ее и раньше видел. И знал. На ней Сергей Пущин приезжал к своей тетке. Даже меня как-то на ней подвозил до центра. Не успел я подойти поближе, как вижу: Пущин и его приятель в сопровождении тех молоденьких девчат садятся в машину, дают по газам и уезжают. И сразу за ними тронулась «Нива»…— Старичок перевел дыхание. — А сегодня я встречаю тетку Пущина, она вся в слезах, так, мол, и так, убили нашего Сереженьку. Как, говорит, пропал в прошлую субботу, так только через неделю труп-то и нашли. И мало того, что застрелили, так еще и подожгли. Вместе с приятелем. Ужас какой-то!… А я все сопоставил, думаю, ну и дела! И их я видел вечером в субботу, и хозяйку палатки. — И закончил, покачав головой: — Уж больно все подозрительно!…

Директор детского дома выглядел очень молодо и походил на переросшего юнца из неблагополучной семьи, где отец с матерью пьют и ему не забывают наливать.

Но это было неправдой. Во-первых, потому что своих родителей Михаил Романович Щуплов даже и не помнил — с шести месяцев он воспитывался в организации, директором которой и стал после окончания педагогического института, нескольких лет работы в детской колонии и защиты кандидатской диссертации. Во-вторых, потому что никогда не пил. Даже когда был воспитанником детдома, что вызывало у окружающих подростков искреннее непонимание.

— Вас интересует мое мнение о Сизове? — Он жестом предложил Мишину кресло и сам сел в соседнее. — Сложный был паренек. С характером. Одно время очень близко сошелся с одной нехорошей компанией. Пили, травку покуривали, гадостью всякой дышали. Потом он от этих дружков резко отошел. Перестал пить. Начал заниматься спортом. Серьезней стал относиться к учебе.

— С чего бы это вдруг?

— Я это связываю с его братом.

— Так у него всё-таки был брат? — удивился Мишин.

— Почему же был?! Он у него и остался. В тюрьме, правда, сейчас сидит.

— Брат — родной?

— Нет. По большому счету, он ему даже и не брат, а какой-то дальний родственник по отцовской линии. Но они друг друга называли братьями. Я не видел в этом ничего плохого.

— А в тюрьму за что он попал?

— Они вместе отмечали какой-то праздник. Я уж точно и не помню какой. Дело было зимой. Выпили. Брат решил подвезти его до детдома на своей машине. И сбил пешехода. Насмерть. Его судили и дали очень много, потому что у него уже была условная судимость. На Володю это произвело сильное впечатление.

— Не помните, когда это случилось?

— Да уж года два назад, если не больше.

— А у брата семья была?

— Наверное. — Щуплов развел руками. — Мне об этом ничего не известно… У нас существует такая практика, что если у воспитанника есть хоть какие-то родственники и они проявляют желание время от времени, на выходные или на праздники, забирать его к себе, то мы не имеем ничего против. За Сизовым всегда приезжал только этот брат. Один.

— Вы его видели?

— Несколько раз.

Мишин открыл папку и достал из нее фотографию.

— Это он?

Щуплов взял снимок и быстро его вернул.

— Он… — и задумчиво добавил: — Вот видите, выходит, и семья у него есть.

— А его фамилию, адрес, вы не припомните?

— Думаете, его исчезновение как-то связано с братом?

— Уж лучше хоть какая-то версия, чем никакой. Больше пока искать негде…

— Так, так, так… Знаете, адрес, может, и сохранился у воспитателей его группы… — И Щуплов назвал Мишину фамилии воспитателей Сизова и кабинеты, где их можно найти.

Мишину повезло. Одна из воспитательниц долго рылась в стенном шкафу в маленькой захламленной комнатке за учебным классом, пока не достала какой-то пыльный журнал. Полистала его, несколько раз чихнув, и продиктовала Максиму фамилию, имя, отчество — Кочетов Валентин Андреевич — и адрес.

…Максим еще раз нажал на кнопку звонка и в этот момент услышал у себя за спиной:

— Звони — хоть обзвонись, а никто тебе не откроет!