Юлия Зябрева - АнтиСУМЕРКИ. Блог вампира

       Но вторая мысль была о том, что ни фига не правильно -- умирать вообще, а от руки горячо любимого человека -- так и тем более!

       Эта вторая мысль, такая жгучая, такая обидная, не дала мне наслаждаться тишиной и покоем, заставила вернуться в мир звуков.

       -- Сайга! -- восхищённо восклицал... Мэйсон? Ну да.

       -- Карабин "Сайга"! -- вторил ему Борода.

       -- Карабин "Сайга", калибр семь и шестьдесят две, -- меланхоличный голос, кажется, принадлежал тому вампиру, который всё просил, чтоб ему дали показать мне настоящую боль.

       Ой блин, и зачем только я о ней вспомнила!

       Она тут же решила вернуться и полоснула огненными когтями по груди, замешав ощущения и звуки в бешено вращающийся калейдоскоп.

       Я застонала, и мамин голос перекрыл всё:

       -- А ну, тихо! Наденька в себя приходит.

       Стоп. В кого я прихожу? Я разве не умерла?

       -- Нет, малыш, ты и не могла умереть, -- сказал папа, и оказалось, что он сидит на земле, моя голова лежит у него на коленях, а последний вопрос я вообще задала вслух.

       Тело ощущалось очень зыбко и как-то непрочно.

       Грудь болела просто зверски.

       Вращение калейдоскопа замедлялось, и вскоре я смогла открыть глаза и увидеть склонённые ко мне встревоженные лица -- мамы, Эдика, тёти Вали, Волков, Веры и даже кроличью морду Фила, который снова не смог перекинуться обратно.

       -- Сейчас станет легче, -- погладила мою чёлку мама. -- Сейчас, минутку, и всё будет хорошо.

       Я попробовала ещё раз пошевелиться, и поняла, что мне, действительно, уже стало лучше.

       Значит, скоро вообще полегчает.

       Папа помог мне сесть, и тут же на землю рядом со мной опустился Эдик. Он стоял на коленях, протягивая ко мне руки, и не решался прикоснуться. И я видела, что по его щекам текут слёзы.

       -- Наденька... ты простишь меня? Пожалуйста! Я больше не буду!

       -- А больше и не надо! -- ехидно прокомментировал Косичкобородец, и я не увидела, но услышала, как мама от всей души отвесила ему подзатыльник.

       -- Уже простила, -- шёпотом сообщила я Эдику, и он, наконец, решился взять меня за руку.

       Чуть потревоженная движением, боль в груди снова вцепилась в меня, и я стиснула зубы покрепче. Склонила голову, пытаясь разглядеть рану, но увидела только чёрно-бурое пятно. Подняла руку, попробовала коснуться точки, в которой сконцентрировалась боль, но пальцы провалились в черноту... меня передёрнуло.

       Н-да. Интересно, "семь и шестьдесят две" -- это в каких единицах измерения?

       Судя по тому, как глубоко мои пальцы вошли в рану, явно в сантиметрах!

       -- Зачем... -- прошептала я, -- зачем ты взял ружьё?

       Эдик понял, о чём я его спрашиваю, но решил уточнить:

       -- Это... это карабин...

       -- Хорошо... зачем ты взял карабин? Только не надо про его марку и калибр, скажи, зачем, и всё...

       -- Я... -- даже моё теневое ночное зрение, смазывающее цвета, не помешало увидеть, как сильно покраснел Эдик. -- Я хотел, как лучше. Я же слышал, что тут творилось, и подумал, что одна ты с ними не справишься. Взял из машины карабин и пошёл... тебе на помощь.

       -- А вообще, вы оба были здесь абсолютно лишними, -- мягко проговорила мама, присаживаясь рядом со мной.

       Мерзлихин сразу же постарался вклиниться между нею и папой. Она игриво стрельнула глазами и свела идеальные брови к переносице:

       -- Сейчас Наденьке станет легче, и мы пойдём собираться. Я забираю её с собой! В Москве не бегают по улицам идиоты с карабинами, не досаждают никакие бородатые придурки... кто знает, может быть, я даже успею вынуть из петли Серёжу! Мне от него пришли уже пятнадцать смс-ок.

       -- В Москве, -- примиряющим тоном сказал папа, -- полно придурков с обрезами, пневматикой, газовыми пистолетами, просто баллончиками, всякими финками, кастетами и так далее, и так далее. В Москве в любое время суток можно нарваться на обкуренных, обколотых, пьяных неадекватов. В Москве прямо у подъезда может сбить купивший вчера права водитель. В общем, спокойно в Москве... езжай, Карина, но я уверен, что Наде больше нравится здесь. Верно?

       -- Верно... -- шепнула я.

       -- Это всего лишь потому, что она влюбилась в какого-то мальчика! -- в голосе мамы прорезались угрожающие нотки, и я вступилась за Эдика:

       -- И вовсе не в какого-то! В нормального, хорошего мальчика!

       -- Надя, поверь, мальчиков в твоей жизни будет ещё миллион!

       -- Мне не нужен миллион, мне нужен Эдик!

       -- В общем, так. Сейчас мы идём домой, а утром уезжаем, понятно?

       -- Понятно, -- отступилась я.

       Всё равно до утра ещё надо было дожить.

       Мне стремительно становилось лучше, и я вполне могла дойти до дома сама, вот только папа решил отнести меня на руках. Эдик бы с удовольствием взял эту функцию на себя, но он всё ещё хромал и боялся, что упадёт вместе со мной.

       Позади нас шли мама и Акакий.

       -- Карина, позволь мне быть рядом с тобой.

       -- Не позволю.

       -- Карина, разреши мне хотя бы просто...

       -- Не разрешу.

       -- Но ты же ещё не дослушала!

       -- И слушать не желаю.

       -- Карина, ты нужна мне больше жизни.

       -- Враньё.

       -- Карина!..

       -- Акакий!..

       -- Карина! Я...

       -- Акакий, ты чуть не довёл меня до нервного срыва. Ты уже довёл до нервного срыва мою дочку. И, между прочим, это по твоей вине у неё в груди дыра!

       -- Её уже почти нет, а глотнёт крови -- и вовсе затянется!

       -- Но сейчас она -- есть, и виноват -- ты.

       -- Я не стрелял в неё!

       -- А Эдик стрелял -- в тебя! Значит, ты виноват в том, что он подстрелил Надю.

       Я перестала вслушиваться в их беседу и поймала на звук сбивчивое дыхание своего любимого.

       Он был так близко -- и в то же время так далеко! Я не могла обнять его, поцеловать... да, обнимала папу и никто не мешал целовать его, но это же всё не то, совершенно.

       И настораживало то, что мама серьёзно вознамерилась уехать из Фролищ и меня забрать.

       О, ещё неделю назад я бы всё отдала за то, чтобы она приняла такое решение! Но теперь, когда я больше всего желала остаться во Фролищах если не навсегда, то до тех пор, пока здесь живёт Эдик... Нет. Я не смогу уехать в Москву.

       Я вцеплюсь в свой дом, в свою комнату руками и ногами, зубами ухвачусь и -- никуда не поеду! Да, в прошлый раз моё нежелание куда-либо ехать не спасло от поездки, но ведь теперь же всё иначе. Теперь не идёт речи о моих прихотях, а только о том, что без Эдика я умру.

       Оказалось, что меня нелегко завалить даже из ружья... хорошо, из карабина, по мне -- так никакой разницы. Но никакого ружья не нужно, чтоб я умерла от тоски без любимого человека.

       -- Побриться. Постричься. Помыться. Переодеться, -- строго перечисляла мама то, что должен был сделать Косичкобородый монстр. -- И вот когда ты придёшь ко мне чистый, бритый, стриженный, в нормальной одежде, тогда я посмотрю, стоит ли мне вообще с тобой о чём либо разговаривать. Если же нет, пеняй на себя. Я уже сказала.

       А зря я перестала слушать, о чём они говорят! Теперь не буду знать, что такого сказал Акакий, что мама решила дать ему шанс.

       Возле самого дома нам с Эдиком удалось уговорить папу, чтобы он позволил мне идти самостоятельно.

       Первые шаги дались трудно, зато окончательно улетучилось ощущение нереальности тела. Даже удалось понять, что лёгкая дрожь в мышцах никак не связана с ранением: просто я давно уже столько много не бегала, сколько за этот долгий-долгий день.

       По телу от головы до пят и обратно прокатывались волны усталости, но я довольно-таки бодро добралась до своей комнаты на втором этаже. Даже не воспользовалась ни одним из предложений помощи, поступивших поочерёдно от мамы, папы, Эдика, тёти Вали и даже "сладкой парочки". Когда Фил успел снова стать человеком, я так и не углядела.

       Двигалась я всё легче. Собрать полотенца, мочалки и комплект свежей одежды оказалось значительно проще, чем ожидалось. А принять душ -- вообще легче лёгкого.

       Сделав воду погорячее, я старательно смывала с себя все переживания, накопившиеся за день -- и правда, каким долгим он получился! Даже не верится! Смывала сгустки крови с груди. У меня раньше никогда не было таких тяжёлых телесных повреждений, поэтому скорость заживления раны не переставала удивлять. Кожа выравнивалась прямо на глазах!

       Любимый гель для душа, "зелёный чай", пах сегодня особенно приятно. Я сняла душ со стойки, прикрыла глаза... и внезапно вспомнила, что так пахнет вовсе не мой гель для душа, а Эдик!

       Похоже, я уже полностью пришла в норму, потому что в следующую секунду пинком открывала в дверь, одновременно закручиваясь в широкое полотенце.