Инесса Ципоркина - Дерьмовый меч. Дилогия

— Цу Кабздец родственник моего отца, да? А ты — Ибена-мать, его новая родственница?

— Бинго! — захлопала в ладоши сестра бога секса. — До чего же умная у меня сыновица!

Я не стала уточнять, кто это. Поостереглась. Боюсь, после разъяснений этой женщины наше генеалогическое древо никогда не будет прежним.

Поэтому пришлось сложить ручки ихтиандриком и притвориться умной, хорошей девочкой.

— А ты во всем-во всем помочь можешь? — осведомилась я.

— Во всем. Я всемогуща, — без околичностей припечатала Ибена-мать.

Да-а, а печеньки, небось, наколдовать себе не мо… А ну цыц! — шикнула я сама на себя. Знаю, кто тут дерзит великой богине. Молчи, демон, молчи.

— Это правильна-а-а… — сыто зевнула Ибена-мать. — Давай, говори, чего хочешь?

И где вы раньше были, ваша божественность, когда меня, аки сухой лист, носило по лесам и пречернолесьям? Хотя именно там повезло нам наткнуться на вашего братца, а вашему братцу — на нас. И там же, где он на нас наткнулся, бог плодородия обрел свою судьбу в лице распутнейшей семейки моих родичей, не тем словом помянутых. Получается, что выторгованный тогда же и разбитый в аду Великий Стояк мне все-таки пригодился. Не так, как предсказывали, но знаете что? В гробу я видала те предсказания. Вечно в них одно, а в жизни другое.

— Вернуть своего любовника, Мастера, тьфу, своего мужа, эльфа Розамунда. — Голос мой был тверд, но почему-то дрожал.

— Да не вопрос, — усмехнулась Ибена-мать. — Только он сейчас не один.

— Я ей все космы повыдеру, — прошипела я, забыв про королевское достоинство. Свое.

— Не ей, а ему, — усмехнулась богиня-зараза еще разок.

Сердце мое оборвалось. Они его обратили. О горе мне, горе!

— Тихо, тихо! Розамунд твой в запой ушел. Сидит в теплой компании темных эльфов, не просыхает. Но ничего такого, эльфы народ верный. И натуральный.

— Им тоже выдеру! — радостно завизжала я и кинулась в объятья Ибены-матери. — Возвращай, Ибенушка, миленька!

— Бесстрашная и безмозглая ты женщина, — вздохнула богиня, вытерла об простыню руки и щелкнула пальцами. — Крекс-пекс-фекс!

И нас разметало по углам.

На кровати, заваленные грильяжем, заляпанные кремом и вымазанные мороженым, дрыхли неразличимые тела. Штук семь, не меньше. Из кучи вертикально вверх торчало родное ухо, изрядно опухшее. Только по нему и узнала родного мужа.

— Мать моя Ибена! — вырвалось у меня. — Как же мне его протрезвить-то?

Богиня наклонилась над грудой тел и осторожно понюхала.

— Темноэльфиевка. Протрезвеет сам. Дня через три.

— Убью! — грозно пообещала я.

— У темных эльфов судьба трудная, их демон Актимэль проклял, их обижать грех, тем более, что они сами кого хошь обидят, — философски заметила Ибена-мать. — Пойдем лучше маникюр сделаем. Накрасим друг другу чего-нибудь, как девочка девочке. — И она неодобрительно посмотрела на мои облупившиеся ногти.

Так мы и сделали. А потом еще раз. И опять. И опять.

— То есть тебе было достаточно выматериться, чтобы вернуть себе мужика? — спросила Мене-Текел-Фарес, которую мы взяли в компанию третьей девочкой и все ей рассказали. При этом мой министр выглядела так, будто не могла определиться — Рождество сейчас или кого-то хоронят.

— Ага! — радостно кивнула я.

— И никаких больше проблем нет? — уточнила Менька.

— Есть! — сказала, как отрезала, моя новая родственница. Даже представить не могу, как она по всем правилам называется. Кажется, стрыня. — Демон продолжений никуда из Муркиной башки не делся.

— Так ты же всемогуща, о мать народа моего, — витиевато выразилась Мене-Текел-Фарес. — Почему бы тебе его не изгнать?

— Только по согласию пациента! — погрозила пальцем богиня. — У нас с адом свои договоренности, с его посланниками надо вести себя дипломатично!

— Выходит, пациент здесь не наше безбашенное величество, а тот самый демон? — подняла бровь Менька. Ну до чего у меня министры умные! Аж страшно. За себя. — И как нам добиться его согласия?

— Придется выяснять, чего демону продолжений по жизни не хватает, — пожала плечами богиня. — Ключевое слово тут — «согласие».

Здрассьте. Очень приятно ощущать себя столом переговоров. Хорошо хоть не полем битвы.

Я печально вздохнула. Пока мой свежеспасенный муженек без всякой надежды на трогательное воссоединение нас дрых и храпел, аж стены тряслись, в душе моей возникло нехорошее брожение. Теперь, под покровительством всемогущей богини, которой на любые проблемы пое… положить, меня так и тянуло… развеяться. Исполнить парочку предсказаний. Решить проблемы всех и каждого. Сместить затраханного ректора с поста, пусть уже займется любимым делом, которого лишен столько лет. Закончить за Гаттера обучение в этом дурацком заведении, пусть парень получит диплом, в жизни министра корочка пригодится. Устроить судьбу моих братьев-недотеп — не может же Прозак прозаковать, то есть прозябать здесь на роли вечного жиголо? Вернуть Деанусу возлюбленного Сэмми, всех поженить и благословить. Это была какая-то неконтролируемая тяга к хеппи-энду!

Притом, что мой собственный хеппи-энд парадоксальным образом казался недостижимым. До пробуждения мужа оставалось всего ничего, но я, похоже… боялась долгожданного момента. И была готова отсрочить его, рванув за приключениями хоть по морю, хоть посуху. Благо и корабль мой был на приколе, и команда была по приколу, и меч, давно сидевший без крови, непрерывно бухтел, будто протрезвевший потерпевший.

Поведение артефакта наводило на нехорошие размышления. Что, если Розамунд мой тоже, того-с, тайный алкоголик? По эльфам с их неувядаемой красотой и юностью вовек не поймешь, кто они на самом деле. Вон у Шамбла Д‘Ора все пороки налицо, то есть на лице — и его все презирают. За водочку, селедочку и говнофоточку. А будь он красавец, весь в кубиках пресса и кудрях до талии — обожали бы и за пороки. Обожают же все моего второго братца? Да начни он студенток плеткой пороть, они и тогда его залюбят, как миленькие! Хм. А откуда я знаю, что он их не порет?

Я застонала и спрятала лицо в фейспалм. Поздно спохватилась, твое величество. Поздно.

В соседней комнате послышалась возня, отборный эльфийский мат, грозное требование:

— Рассолу мне! — И двери в смежную спальню отворились медленно и печально, точно двери темницы. Моя раскосоухая судьба стояла в проеме, почесывая голую, грязную, волосатую грудь.

Это было ужасно. Пискнув, я закрыла глаза и повалилась без чувств прямо на колени Ибены-матери.

— А все ты! — надрывалось у меня над ухом что-то знакомое. Что-то, вызывающее в памяти последние мгновения пребывания в Мудротеево и самое начало приключений на земле предков. Проще говоря, оно рычало, как конвейер с тефтельками — и одновременно храпело, как Громудила, сраженный очередным приступом нарколепсии. — Я тебе говор-р-рил, р-р-разбуди меня пор-р-раньше?! Говор-р-рил?!

— Да я и будил! Будил! — отрыкивался другой голос, незнакомый. — Мы все будили! Когда ты вырубил третьего, мы решили дать тебе поспать!

— Мерлиновым сном? Тысяча лет в дупле — и никаких проблем, никаких претендентов на трон?!

— Спятил, что ли? Какой трон, чье дупло, где ты, где Мерлин?!!

— Сейчас мой трон окажется в твоем дупле, братец, чтоб ты знал, как мальчишники после свадьбы устраивать!!!

— А-а-а-а… о-о-о-о… ум-м-м-м… — продемонстрировала я самый действенный общеженский прием под названием «Вы что, не видите — я умираю?»

Прием подействовал, ко мне немедля кинулись и зашептали на ухо:

— Мурмундия, дорогая, ты очнулась? Ты меня слышишь, дорогая Мурмундия?

Словом, моя агония не осталась незамеченной и с полпинка вытеснила со сцены братский скандал. А мне только того и было надо: я немедля заступила на скандальную вахту. Скандал сдал — скандал принял!

В следующие полчаса мы с моим прекрасным Розамундом орали друг на друга, точно два петуха, не поделивших один курятник.

— Я искала тебя, жизнью рисковала, а ты дрых в дупле?

— Не дрых я ни в каком дупле, это фигуральное выражение! Я был в плену!

— В фигуральном плену? Ужравшись в дупло темноэльфиевкой?

— Это общеэльфийская традиция — мальчишник после свадьбы! А еще мы должны были отметить государственный магический праздник!

— Какой праздник? Праздник дефлорации меня? Так ты его прое… просра… пролетел, как фанера над Парижем, муженек!

— Над каким Парижем? Я не ездил ни в какой Париж! Просто каждый год мы с друзьями…

— Ходите в баню?

— Ну да, а откуда ты знаешь?

— Видела я, как вы ходите в баню!

— Как видела? Когда? Кого? И ты смеешь утверждать, что тебя все еще требуется дефлорировать?

— Смею! Кто хочешь подтвердит — и Ибена-мать, и ее братец, бог секса!