Ирина (Айрайенн) Аронова - Синяя кровь

— Угадай, что за сволочь нас подставила? — обратилась я к эльфу.

— Так нас всё-таки подставили…, - пробормотал эльф. — Честно говоря, теряюсь в догадках. Точнее, в отсутствии оных.

Я с эмоциями поведала Эманцифаэлю всё, что увидела и услышала, плюс небольшую предысторию про Хозяина-мага. По мере продвижения рассказа эльф мрачнел всё больше. К концу у него на лице пребывало выражение, полностью соответствовавшее нашему невеселому положению — сумрачное и пугающее осознанием безнадежности.

— И он ещё хочет стать королём! — продолжила я затронувшую меня тему. — Всё и сразу!

— Я не понимаю, — произнес Эман, отвлекшись от угрюмого созерцания одной точки перед собой. — Тебя заботят эти банальные цели предателя дракона, в то время как твоё положение на данный момент оставляет желать лучшего!

— Знаешь, мне как-то всё это… сугубо и глубоко! — от души рыкнула я. — Если такая змея будет править царством, во что оно тогда превратится!!?

— Он не будет править, Инцея, — спокойно произнес Эман, деловито подстилая под себя похожий на измочаленную тряпку плащ. — Он будет на правах…как бы это выразиться поточнее…. вассала, представителя действительного правителя…

— Марионеткой, короче, — рыкнула я, думая о своём.

— Угу. В любом случае, столкновения не предотвратить: будь Горр властителем, будь маг им…. Зато надо думать, как тебя спасать!

Эман — такой зануда, нечисть его за ногу! Ну, зачем мне думать о собственной сохранности, когда под угрозой столько жизней — взрослых и детских?!..

Это самое я ему и сообщила, перемежая заковыристыми выражениями. От увлекательного процесса обогащения словесного запаса Эманцифаэля меня отвлекла тень, упавшая на пол тюремной камеры. Я обернулась, смерив беловолосого тюремщика презрительным взглядом. Насколько я могла судить, Эман в полнейшем согласии со мной разделил неприязнь.

— Добрая ночь, господа заключенные, — оскалился беловолосый.

— …! — процедила я.

— Слушай, — проговорил, посмеиваясь, тарен-рэйя, — тебе ли нарываться? Я ведь не посмотрю, что ты женщина — так мордашку разрисую, что даже этот эльфик тебя не узнает!

Позади меня свистнул рваными полами плащ, и решетка жалко скрипнула под силой налетевшего на неё Эмана.

— Ite, taren-raya! Injuria fem realis, injuria fem verbalis…. Constat ignem urere. Memento.

Не знаю, что так задело Эмана: угроза или пренебрежительное выражение "этот эльфик", — но вид у него был страшнецкий. Хотя, надо отдать должное, тарен-рэйя даже не шевельнулся. Зато слова всё-таки произвели на него впечатление — ухмылочка, как миленькая, стерлась с его физиономии.

Тюремщик отпрянул от решетки и, одарив нас мрачным взглядом, пошел дальше по коридору.

— Что ты ему сказал? — полюбопытствовала я, вопросительно приподняв бровь.

— Да так, сделал внушение, — пробормотал Эман, снова устраиваясь на полу. Я хмыкнула.

Во даёт! Всегда знала, что у эльфов с нервами непорядок, а в целом — с головой! Недаром в Великом Лесу деревья такие высокие…. И всё же это был отважный поступок — открыто "сделать внушение" врагу. Я оценила. И решила, что следует отвлечь Эмана от мрачных мыслей, в кои он так погрузился, если судить по общему виду.

— Расскажи мне об этих эльфах, — села я рядом.

— Это не эльфы, это тарен-рэйя, — пробурчал он, покосившись в мою сторону.

Я приподняла бровь, и он нехотя признал:

— Ладно, они в некотором роде тоже эльфы…. Но они — не мы!

— Да уж. Вы — зануды и параноики, а эти — недальновидные тупицы с садистскими наклонностями. Но что-то общее у вас, конечно, есть…

— Инцея, ты неисправимая ядовитая злюка и вредина, — тяжко вздохнул Эман, но зато на его лице появилось хоть что-то, похожее на улыбку.

— Ну, так как насчет тарен-рэйя? — напомнила я. — Почему они падшие эльфы?

— Потому что много-много лет назад, когда Перворожденные эльфы ещё жили в древних лесах…, - его голос вдруг растерял недовольные нотки и стал певучим, — мудрость и знание стали теряться, и великие предки решили отделить будущее от прошлого, уйти в небытие и дать рассвет Новым эльфам…

— Эман! Ты не можешь выражаться яснее? Все эти метафоры и эпитеты, знаешь ли…

— Яснее? Что ж…. Давным-давно появились первые признаки расслоения эльфов. Точнее их деградации. Эльфы частично отделились от природы, с которой они были единое целое. Так зародились Новые эльфы, ставшие ближе к людям по образу сознания. Перворожденные эльфы, как я сказал, ушли в прошлое. Настало время Новых эльфов. Но среди Новых появились такие эльфы, которые ещё больше отделились от природы. Они не признавали идеал, совершенство всего сущего и были сосредоточены на себе, развивая в себе связь с тьмой. Они воспевали то, что противостояло свету, боль была им отрадой, а оружие было прекрасней цветка. Мы не могли терпеть их больше, и они были изгнаны, получив название «тарен-рэйя» на древнеэльфийском. Довольна?

— Потрясающе! — отреагировала я с иронией.

Мда. В стаде не без паршивой овцы….

— Хочешь, я расскажу тебе, как появились эльфы? — кажется, Эман воодушевился произведенным впечатлением.

— Нет, благодарю покорно! Я тебе сама могу рассказать: давным-давно, во времена первых дней и ночей, когда воздух был пуст, природа выразила своё сознание в виде существа, названного эльфом…

— Рэйя, — мечтательно произнес Эман. — Инцея, твоя версия не так уж далека от истины!

— В самом деле? Я в восторге.

По моему голосу, однако, нельзя было сказать о восхищенных чувствах.

Я покосилась на эльфа. Он сидел, нахохлившись, и без эмоций глядел вперед — явно о чём-то размышлял. Может, вспоминал своего Перворожденного прапрапра-и-так-далее-дедушку, скачущего среди ветвей древнего леса. А может, мечтал о тёплой постельке в дупле эльфийского дерева Аэр-аэдес. Или тоскливо раздумывал о своей горькой участи делить камеру с такой нахалкой и грубиянкой, как я.

Я тоже повернула своё лицо к решетке и задумалась.

Вот бы сюда эмановы кинжалы…. Или, в крайнем случае, мою сумку. Хотя, если посудить, случай крайнее некуда, а ни того, ни другого у нас нет. Приходится куковать в бездействии. Была бы камера сложена из камня, можно было бы потихонечку её разбирать. По камушку так…. Тихонечко. Но камера сама по себе есть ничто иное как пещера с одним входом, именуемым также выходом. По правде говоря, ближайшее будущее никак не хотело давать мне повода думать о нём хорошо.

Столь грустные мысли просто вынудили меня излить душу в неприличных словах. Когда поток эпитетов иссяк, а на ум уже не приходило достойных выражений, Эман тоже присоединился ко мне, выдав бормотанием нечто отрешенно-задумчивое на эльфийском. После этого в камере воцарилась тишина.

— Не хочешь попрощаться с жизнью, дракон? — издевательски протянул маг и, резко развернувшись на месте, уставился мне в глаза. Я сплюнула кровавой слюной ему под ноги.

Была бы моя воля, с жизнью попрощался бы он, ничтожество! Взять в заложники маленького дракончика — вот его способ заставить меня перевоплотиться. У меня не хватает достаточно веского эпитета, чтобы охарактеризовать этого колдунишку!

— Тогда умрет он, невинный маленький дракон…, - с наигранной грустью проговорил он.

— У тебя не душа, а прах! — рявкнула я, дернувшись от стены, к которой меня привязали цепью (предварительно проведя "разъяснительную беседу"). Маленькое существо, безвольно лежа на спине прямо на голом каменном полу, слабо приоткрыло веки и тут же закашлялось. Я чуть не зарыдала.

Такой молодой и так страдает! За что?!

Беловолосый эльф, хищно скалясь, приложил нож к горлу мальчика, явственно донося до меня, что пощады не будет. И тут меня прорвало.

— Ты прогнил внутри и скоро будешь гнить снаружи!!! ПОДАВИСЬ!!! — заорала я. Одновременно вокруг с диким ревом заплясал огонь, превращая меня в саму себя.

— Превосходно, замечательно, — поцокал языком колдун, глядя на меня снизу вверх. Я, не долго думая, жахнула в него огнем. Разумеется, он это ожидал и был уже подготовлен, так как огонь плавно обогнул его, создав на пару мгновений эффектную пылающую сферу.

Так, так, так…. Что мы видим! Кокон обтекаемости!

Маг, как только огонь опал, воспарил к моему носу и, «ласково» улыбнувшись, произнес:

— Ты знаешь, меня ещё никто ни разу не водил за нос. По крайней мере, так долго, как ты. Четыре раза, можно подумать! Но всё возвращается на свои места. И камень будет мой.

— Чер-рез мой-х тр-р-руп, неудач-шная шутка-с прир-роды!

Но колдун был в самом разблагодушнейшем состоянии, и мои слова никоим образом не задели его жалкую горстку душевного пепла. Наоборот, по его открытой (и оттого ещё более мерзкой) ухмылке я предугадала ответный выпад: