Наталья Резанова - Кругом одни принцессы

— Первый раз в жизни хотел бы, чтоб женщина оказалась права, — командор мрачнел всё больше. — Потому как вампира можно убить осиновым колом, оборотня — серебром, дракона — добрым мечом… но как убить призрака?

И я оказалась права. На следующий день, когда солнце было в зените, к воротам крепости Балдино подъехал одинокий всадник со штандартом парламентера. И это был отнюдь не призрачный гонец, наподобие того, что вручил мне роковое послание. Несмотря на то, что конь у него был такой же. Или почти. Словно из одной конюшни с моим Мраком. Доспехи его подозрительно напоминали те, что вчера в бою носил Секвестр Тальони. И всё же это был не кондотьер — другой рост, другая манера сидеть в седле.

— Как бы этот тип не подстроил нам какой-нибудь подвох, — сказал фон Штепсель, объявившийся на стене в окружении старших орденских братьев. Доктора видно не было.

— Всё возможно. Поэтому позвольте, командор, мне выехать за ворота и встретить его, — предложила я.

— Уместно ли это? Женщину — на переговоры?

— Именно сейчас — уместно. У вас каждый брат на счету, даже мирской.

Упомянутые братья промолчали, даже дон Херес, обычно встававший на защиту дам. Молчал и Лонгдринк — правда, получив паек, он, скорее всего, спал на ходу.

Мне вывели Мрака. Я поднялась в седло и выехала за негостеприимные стены Балдино. Если б я хотела сбежать, момент был бы подходящий. Возможно, поэтому рыцари-гидранты отправили меня прочь. Но я и не собиралась этого делать. И не потому предложила себя в переговорщики. Равно как не потому, что меня особенно беспокоила безопасность орденских братьев. Просто я хотела проверить свои предположения.

Посланец гордо восседал в седле, несмотря на то, что на него были нацелены стрелы орденских лучников. И его можно понять — немильскому доспеху стрелы вреда не причинят, а по коням в рыцарском сообществе стрелять не принято. К тому же статус парламентера…

— Я, посланец великого Неназываемого мага, — загудел голос из-под забрала, — имею послание к коменданту крепости, а также к его советнику. И требую, чтоб меня пропустили в Балдино!

— Открой личико, Зайдниц, — посоветовала я. — Думал, опустил наличник, и тебя не узнают? Да и Неназываемого твоего мы знаем отлично, сколько бы Анофелес за призраками не прятался!

— Подумаешь, призраки… — Фон Зайдниц поднял забрало и ухмыльнулся. — Сумел бы кто другой такую армию собрать! Не пьет, не жрет… грабить-то по привычке грабит, но пользоваться награбленным не может. Стало быть, вся добыча кому пойдет? Магу, и нам, живым помощникам.

— Вот почему ты к ним переметнулся…

— А тебе и завидно. Небось, локти кусаешь, что тебя не позвали.

— Ну уж нет. Я с дохлыми мужиками не общаюсь, предпочитаю живых. Так что гони сюда свое письмо и проваливай к своим призракам.

— И не подумаю! Мне четко было сказано — письмо командору или этому… как его… Калигари. Так что прочь с дороги и пусти меня в крепость.

— Ты совсем тупой или частями? Едва ты ступишь в крепость, тебе в лучшем случае башку снесут, а о худшем не будем говорить. В орденах не жалуют перебежчиков, пусть даже мирских братьев, а не посвященных.

— А кто им скажет, что я перебежчик? Так рыцари и поверят дурной бабе или ученому сморчку.

— Ну почему же, там еще дон Херес есть. Невольник чести.

Самоуверенность фон Зайдница стала таять.

— Меня нельзя трогать! Переговорщик свят! Рыцарский кодекс…

— За что я люблю всяческие своды законов и кодексы — так это за примечания. И в разделе примечаний к рыцарскому кодексу сказано: «По отношению к простолюдину, предателю, либо иноверцу никакие клятвы, обязательства и законы не соблюдаются».

Фон Зайдниц побледнел. Разумеется, он знал этот параграф, но никогда не предполагал, что может попасть под его действие. Он достал из-под латного нагрудника смятый пергамент и передал мне.

— Забирай. И передай там своим гидрантам, пусть делают то, что велит Неназываемый маг. Потому как у вас скоро голод начнется, а его армия может стоять до бесконечности!

— Ага. Его армии пропитания не нужно, а вот таким как ты… Как только припасы Мордальона подчистите, ваш Афедрон других слуг найдет…

— Анофелес! — взвизгнул он.

— А мне так всё равно, — я повернула коня прочь.

Но пусть мне удалось уесть фон Зайдница (не будет имя доктора коверкать), в его словах была правда. Даже если Армия Теней станет штурмовать Балдино, у нее перед гарнизоном крепости огромное преимущество. Остается уповать на то, что управляет призраками живой человек, у которого нет вечности в запасе. И ему что-то нужно от командора и доктора. Что-то, имеющееся лишь в Балдино.

— Читайте! — командор брезгливо швырнул пергамент доктору. — Он ведь вам пишет, мудрый наставник ваш.

Злость фон Штепселя была вдвойне объяснима. Мало того, что маг-предатель выдвигал какие-то требования, так он еще отписал не командору, а шпаку-докторишке, пусть и носившему звание военного советника. Рыцарская душа была уязвлена.

На мэтра было жалко смотреть. И не потому только, что на него пал гнев фон Штепселя. Он пришел на совет бледный, с воспаленными веками и дрожащими руками. Бессонная ночь явно не прибавила ему здоровья.

Он взял пергамент и взломал печать. Вперился в строки, написанные уже знакомым мне почерком. Когда он поднял глаза, в них стоял неприкрытый ужас.

— Он обещает снять осаду в обмен на гримуар Логистиллы.

— Это ловушка! — мгновенно отозвался фон Штепсель. — Войны не ведутся из-за никчемных книжонок.

— Это может быть ловушкой, — тихо отозвался доктор Халигали. — Но не потому, что книга ничего не стоит. Я не хочу даже представлять, что произойдет, если книга попадет в руки Анофелеса… Это слишком страшно. О, если б книга убивала, как мы ошибочно предположили вначале! Я бы сам отнес ее Анофелесу, хоть и грех говорить такое про собственного учителя, даже предавшегося злу.

— Так расскажите же нам, что такого вы вычитали в гримуаре, — не выдержала я.

— Да, расскажите! Только… — командор покосился на меня, — нет ли здесь лишних ушей? Не понимаю, почему я разрешаю вам — одной сестре среди братьев — присутствовать на военном совете. Но когда речь идет о строго секретных сведениях…

— Да пожалуйста, — я пожала плечами, — могу уйти.

— Нет, останьтесь! — вскричал доктор. — Командор, сестра Этель первой догадалась, что гримуар играет ключевую роль в событиях, и благодаря ей он попал к нам раньше письма Анофелеса.

— Ладно, — фон Штепсель махнул рукой. — Но как он узнал, что книга у нас?

— А он и не знал. Он пишет: «Гримуар должен быть где-то в крепости, ищите, от этого зависят ваши жизни и жизни ваших людей».

— Ясно. То есть — полный мрак. Итак, что вы прочли в книге?

Доктор тяжело вздохнул.

— Книга написана самой Логистиллой, и только приписка принадлежит Малагису. Я не всё понял… лишь в общих чертах. Бытует выражение «Нить жизни». Так вот, Логистилла установила, что субстанционная основа души человеческой действительно проявляется в виде нити. Когда физическая жизнь человека прекращается, эта нить прерывается, но не исчезает. Будучи некроманткой, Логистилла научилась добывать эти нити, привязанные к душам мертвых, а будучи женщиной, она научилась их прясть, и вязать из них. В экспериментальном порядке она связала полотнище, названное Дорогой Скатертью, которое могло бы обеспечить выход умершим в мир живых. Причем выбирала она нити, привязанные к душам воинов, как наиболее крепкие. Но потом она осознала, сколько зла может причинить сей артефакт…

— Еще бы! Так я и знал — всё зло от баб!

— Погодите, командор… и решила спрятать его в недостижимом месте. Более же недостижимого места, чем Тот-еще-Свет, не существует… На этом ее записи заканчиваются и есть лишь приписка Малагиса, что он собирается применить изобретенное им заклинание. Вы понимаете меня? Он был так одержим идеей найти Дорогу Скатертью, что не пожалел собственной жизни. Он убил свое тело заклинанием, способным перенести его на Тот-еще-Свет!

— Я знаю способы попроще, — проворчал фон Штепсель. — Но из всего, что вы тут наговорили, доктор, никак нельзя понять, что нужно делать с книгой.

— Как — что? — сказала я. — Отдать ее Анофелесу.

Тут они заорали хором, обвиняя меня: один — в предательстве и трусости, продажности, а другой — в преступном легкомыслии.

Я молчала, выжидая, пока они выговорятся и устанут. Наконец доктор и командор исчерпали поток обвинений и уставились на меня.

— Позвольте мне, господа, рассказать, почему я пришла к такому выводу. Начнем с Малагиса. Вы правы, доктор — он зациклился на идее добыть Дорогу Скатертью и отправился за ней на Тот-еще-Свет. Кстати, я совершенно не уверена, что он собирался при этом умирать. Может, заклинание не так сработало, может, у мага просто не выдержало сердце. Так или иначе, он умер, но и за гробом остался верен той же идее и продолжал искать Дорогу Скатертью — для того, кто находится за гранью жизни, время значения не имеет. И в прошлом году он ее нашел. Призраки, чьи нити были вплетены в Дорогу Скатертью, вырвались на волю… тогда и началась ваша странная война.