Виталий Бабенко - До следующего раза (сборник)

Между прочим, наши инженеры давно головы ломают, как с этим пространственным движением совладать. Кто-то предложил запустить вспомогательные хронодвижки и одновременно, не теряя достигнутого темпорального ускорения, помалу отрабатывать тормозными хронофрикционами назад. Сказано — сделано. А толку мало: наша строптивая Машина лишь в сторону научилась сворачивать, так что последнее время мы колесим по всему городу, и где окажемся завтра — никто не ведает. Весь усиленный отряд хроноштурманов — а с ними полтораста стажеров-демократов — работает над предвычислением курса пространственного передвижения, но пока это дело у них ладится с трудом.

Вот и два дня назад я тоже присутствовал на очередном заседании: в части «разное» должны были мою «персоналку» обсуждать, паять мне аморальное поведение, но в бурных дебатах о моей скромной персоне позабыли.

Ну и крик же стоял!

— Это что, — орали одни, — мы тридцать лет так и будем родной город перепахивать?! Да что город — родную страну!!!

— Тридцать лет в этом самоходном каземате торчать? — вопили другие. — Дождетесь: вылезем из Машины — еще судить нас будут за нанесенные убытки.

— Нет! Никогда!!! — перекрикивали их третьи. — Доведем начатое дело до конца! Нам народ Время доверил! Имеем ли мы право с полдороги сворачивать? Вперед — в Завтра!!!

Так ни о чем и не договорились. Лишь взяли с хроноштурманов слово в сжатые сроки добиться полной ясности в вопросе пространственного движения. И правильно! Если уж бороздить просторы родного края, то надо держать штурвал твердой рукой и вести Машину Времени вперед по намеченному курсу.

Сегодняшние, самые новейшие новости и вовсе странные. За завтраком и обедом не досчитались сотни две человек. Объявили всеинститутский розыск. Выходники с фонариками все уголки облазили — ни малейшего следа. Я так думаю: драпанули эти антиобщественные товарищи через черный люк. Изучили секрет замка — и драпанули…

Зиночка каждый вечер плачет белугой и собирает чемодан. Говорит, не хочет свои лучшие годы приносить в жертву этому аду. Так и сказала: аду! Вот злонравная! А ведь в свое время отличную характеристику предъявила!..

— Дура! — я ей говорю. — Ну куда ты пойдешь? Город раскурочен. От твоего дома, может, кирпичика не осталось. Потом — на скорости придется спрыгивать из черного люка, еще ноги переломаешь. Оставайся лучше здесь. Мы с тобой новую жизнь строим, вместе летим в прекрасное Завтра.

Молчит Зинаида, не отвечает, только глаза бегают и руки дрожат.

«Ладно, — думаю, — черт с тобой. Ты со мной так, и я с тобой так. Вот доложу завтра о таких настроениях Командиру Выходников, он на тебя быстро укорот найдет. А я, пожалуй, к жене вернусь. От этих адюльтеров одни только неприятности».

Перед сном услышал по сети мгновенного оповещения вечернюю информацию. То-то час назад сильный толчок был. Это мы, оказывается, на железнодорожный вокзал впотьмах налетели. Естественно, развалили его к чертовой матери!..

— Вот видишь, — говорю Зинаиде, — теперь и вовсе нет смысла бежать. Даже на поезде не уедешь. Не судьба, стало быть…

Опять ничего не ответила Зинка, на другой бок повернулась и снова заревела, дура…

Нет, решено: завтра возвращаюсь к жене.

Наконец-то! Сегодня силы и доводы разума восторжествовали над косным упрямством, и Директор отдал приказ на торможение. Маршевый двигатель будет в полночь остановлен, закрутятся-завертятся главные хронотормозные фрикционы, и эта проклятая Машина Времени, на которой мы торчим уже два года, начнет постепенно замедлять темпоральный ход. На Большой Земле прошло что-то около трех лет, тормозить мы будем столько же, Земля за это время продвинется по оси времени вряд ли больше, чем на два года, таким образом, мы сравняемся со всей планетой, ликвидируем временной отрыв и выйдем, наконец-то выйдем в светлый мир Будущего.

Людям, далеким от науки вообще и проблем хронокииетической теории в частности, может показаться странным и непонятным: там пять лет — и у нас пять лет. Где же разница? Разница — в том колоссальном скачке, в тех могучих потенциях, в том удивительном темпоральном ускорении, которого мы достигли, в том невероятном прорыве в Завтра, который мы совершили.

За прошедшее время я крупно продвинулся в плане общественного положения. Малая котельная забыта навсегда, теперь я — главный сторож черного люка. Ни одна душа мимо меня не проскочит. Были попытки, но я их пресек — сил-то еще хватает. Повысили меня после случая с Зинаидой Хмелевой. Есть здесь одна такая, проныра, работала в регенерационной лаборатории. Пыталась меня когда-то окрутить, даже подбивала на неблаговидный побег. Я об ее замыслах решительно доложил, гражданку Хмелеву застукали во время попытки откупорить черный ход, — и все сложилось наилучшим образом. Преступную Хмелеву судили и после трехмесячного заключения в четырнадцатом чулане пятого этажа перевели в судомойки на кухне.

Вот стою я теперь на дежурстве у черного люка, временами наблюдаю в иллюминатор за внешним миром. Интересно, черт возьми! Когда мы проезжаем городки и деревни, — движения у людей замедленные, вялые какие-то. Как-то неуклюже вздымают руки, как-то с затяжкой кривят лица. Все понятно: у нас-то темпоральное ускорение! А так, обычно, в иллюминаторе — поля, холмы, речушки… Когда в лес въезжаем на приличной скорости зверье прыскает во все стороны, деревья по сторонам валятся. Вот уж треск-то стоит, наверное!..

Географические ориентиры мы давно потеряли. Но это и не главное. Ведь движемся! Мчимся во Времени и Пространстве! Куда-то приедем…

Приехали. Финиш. Тонкий свист хронотормозных фрикционов стих.

Стоим на берегу какого-то моря. Жара. Вокруг — пустынно. Ни души. За моей спиной — учащенное дыхание тысяч людей.

В Институт врывается соленый, пахнущий йодом воздух.

Тысячеустое «Ура!!!»

Я выбегаю наружу и целую белый раскаленный песок.

Здравствуй, Будущее!..

Смерть Семена Павловича Лихова началась с того, что, собирая грибы, он раскровянил себе палец.

Как-то в июле, на заре, Лихов прихватил ведерко, ножик и ушел с дачи, чтобы успеть набрать подосиновиков и опередить основную массу грибников. А подосиновиков в том году уродилось — прорва. И вот, наклоняясь за очередной красной шапочкой, Семен Павлович напоролся на осиновый сук. Надо же — проклятый дрючок! — изрядный лоскут кожи с большого пальца свез. Лихов тихонько выругался и засунул палец в рот. Что делать? До ближайшей аптеки далеко — да и что в аптеке нынче купишь? — бактерицидного пластыря в кармане нет, выход один: подорожник.

Семен Павлович огляделся, увидел примерно похожий листок и сорвал. Странный листок — вроде бы формой подорожничий, а цвета — ярко-синего.

«Шут с ним!» — подумал Лихов и приложил листок к пальцу, для верности ниткой обмотал. Боль вскоре утихла. Лихов вновь принялся срезать грибы и к тому времени, как семья его на даче проснулась, собрал целое ведро.

Только был то не подорожник. Черт его знает, что это было, — теперь уже не установить. К какому семейству-роду отнести — непонятно. Может, прилетело семечко на микрометеорите и не сумело — или не захотело? — сгореть в верхних слоях атмосферы; может, проросло из пучин земли, откуда-нибудь из юрского периода, — все может быть, хотя не со всем наука и согласится.

К обеду Семен Павлович и вовсе забыл о ранении, а как вспомнил, решил посмотреть — велик ли урон пальцу. Снял синий подорожник, глянул — что за новость? Ранка уже затянулась, только не обычной корочкой, а какой-то прозрачной пленкой. Если поднести палец к глазам, можно увидеть, как там кровь в жилке пульсирует, красная плоть блестит, — забавно.

«Ну прозрачная дырка — и ладно, — решил Семен Павлович, — главное, не болит и кровь не идет».

А на следующий день прозрачное «окошко» стало заметно больше — с пятак величиной. Семен Павлович забеспокоился, но ничего домашним не сказал. И лишь через неделю, когда кожа на всем пальце остекленела, стало ему всерьез не по себе.

Зрелище было не для слабых духом. С пальца словно кожу содрали начисто: в жилах кровь толчками ходит, соединительная ткань проступает, ногтевой корень выглядывает. И ведь не болит ни чуточки — будто так и надо. Наконец Лихов решил посоветоваться с женой.

— Фу, гадость какая! — перекосилась Вероника Сергеевна. — Шел бы ты, Сеня, лучше к врачу — вдруг у тебя СПИД?

Лихов совсем перепугался — хотя откуда СПИД, никаких случайных связей у него отродясь не было, — завязал палец бинтом и направился в поликлинику.

— Вот это да! Нет, конечно, не СПИД. Какой там СПИД! Феноменально! — завопил дерматолог, дергая за палец так, словно хотел тут же оторвать его и засунуть в банку с формалином. — Где это вы такое подцепили? Тридцать лет работаю, а подобный случай — впервые.