Евгения Изюмова - "13 подвигов Ерофея"

- Не могу! - решительно заявил Гермес. - Мы к тебе по делу. Говори, Ерофей, а то я в гневе чего-нибудь да ляпну, и дело испорчу.

Ерофей обстоятельно всё объяснил Аполлону. Тот слушал-слушал и наконец воскликнул:

- И как я, неразумный, сам раньше до этого не додумался, чтобы критского быка приманить? Он в моём стаде очень бы сгодился. Но тут уж ничего не поделаешь, слово Зевса, родителя моего, для меня - закон, и я вам не буду строить козни. В знак уважения к отцу своему я сам отберу лучшую из лучших моих коров и вручу вам. И даже не заставлю тебя, Гермес, играть.

- Нет уж! - заартачился Гермес. - Я, может быть, впервые в своей жизни хочу честно что-то заработать, а ты мне отказываешь в том. Нечестно!

- Ну, воля твоя, - согласился Аполлон.

По правде сказать, он очень любил игру своего беспутного младшего брата, да и самого тоже любил, только не хотел этого показывать для пользы воспитания.

И Гермес грянул такую развесёлую мелодию, что ноги у Ерофея сами пошли в пляс. Он и подпрыгивал, и вприсядку пускался, и такие кренделя ногами выписывал, что сам удивлялся, как не запутался в них.

- О! - вымолвил поражённый Аполлон да так и остался с открытым «певческим» ртом. А под конец даже прослезился. - Ну, потешили вы меня, ну потешили… Да я вам сейчас такую коровку приведу! - и он рысцой ринулся из дома.

Гермес тут же встал с места и упругим шагом прошёлся по залу. Ерофей, заметив его хищный взгляд, брошенный на золотой лук Аполлона, прошипел сквозь зубы:

- Герка, по носу схлопочешь!

Гермес тут же сел, потому что весьма дорожил своей внешностью, а Ерофей все-таки, когда ударил его первый раз, попал в цель. Метил, правда, в зубы, а угодил по носу, который, естественно, распух, слегка изменив лицо бога-плута не в лучшую сторону.

Корова, которую привёл Аполлон, была крутобокая, очень упитанная и красивая. Её шерсть отливала медью в лучах солнца, на лбу сияла белоснежная «звездочка», у самых копыт - белые «чулки». Благодарные Гермес и Ерофей повторили свой «концертный» номер, чем окончательно растрогали Аполлона.

- Видишь, и ты хорошим быть можешь, - назидательно сказал он Гермесу: - Вот нашёл хорошего друга, и держись за него, учись у него, а с Дионисом не водись.

Ерофей тоже расчувствовался и сказал Аполлону:

- Мы вам потом теленочка от вашей коровы привезём, вот и у вас порода улучшится.

- Ай-яй-яй! - восхитился Аполлон. - До чего же у тебя мудрый друг, Гермес, я вот до этого тоже не додумался. Премного буду благодарен, если так мне удружите.

- Удружим, - пообещал Гермес и подлез под корову. Кряхтя, поднатужился, вскинул корову на плечи и пропал из глаз.

- Вот шельмец! - восхитился Аполлон. - У меня так никогда не получается.

- На то он и быстрее мысли! - горделиво заметил Ерофей, словно это его похвалили. - Талант!

Через несколько минут Гермес появился вновь, и они, выпив на прощание с Аполлоном по чаше нектара, покинули его.

- Теперь будем ждать, когда этот сумасшедший бычара понесётся обратно, - сказал Гермес, когда они, вернувшись к палатке, уселись поудобнее у костра, поужинали кашей и запили её котелком молока. Неподалеку залегла и корова. Она оказалась на редкость ласковой и спокойной. Пока они терзали её вымя, терпеливо стояла на месте, пережевывая траву. «Надо же! - подумал Ерофей. - А бабушкина Ночка давным-давно бы уж врезала хвостом или копытом». Они вымыли корову в ручье и даже придумали имя - Зорька за её золотистую масть.

- Слушай, а вдруг бык нас здесь стопчет? - опасливо спросил Ерофей. - Мало ли, где взбредёт ему шататься?

- Не, - успокоил его приятель. - Он же привык землю пахать, потому возвратится прямо по краю прежней борозды. Вот увидишь!

На следующий день они, основательно подкрепившись, свернули лагерь и двинулись к тому месту, где впервые увидели быка. Корова шла не спеша за ними, а если и отбивалась в сторону, то Гермес тут же подзывал её, играя на свирели. К вечеру они достигли огромной, метров десять в ширину просеки - здесь недавно промчался бык.

Гермес выгнал Зорьку на просеку, кинул перед ней внушительную охапку свежей травы, а сам вернулся к Ерофею, который, позеленев, прятался в кустах. Вскоре послышался гул - это мчалось, словно поезд-экспресс, рогатое страшилище.

Бык был великолепен. Он летел, не глядя вперед, опустив голову, выставив рога, которыми готов был сокрушить любое препятствие на пути.

- Во, гигант! Превосходный бугай! - восхищённо зашептал Гермес.

- Обратит ли он внимание на Зорьку? - обеспокоился Ерофей. - Прёт - ничего вокруг себя не видит.

- Обратит! Она же истинная красавица в своём племени, да будь я быком, я бы… - глаза Гермеса засверкали, он даже вскочил, почувствовав себя, наверное, на миг быком.

- Сиди ты! - повис на плечах приятеля Ерофей. - Ты хоть и бугай, да Федот всё ж не тот!

Бык остановился так резко перед безмятежно щипавшей траву коровой, что его задние ноги взметнулись вверх, и он едва не потерял равновесие. Зорька ласково и протяжно замычала, отчего бык, остолбенев, врос окончательно в землю и… лизнул огромным алым языком Зорьку прямо в нежно-розовый нос.

- Му-у-у! - ответила радостно Зорька, наверное, сказала быку: «Ну и дурень же ты - мотаешься туда-сюда, злишься. Давай лучше вместе жить». И важно зашагала по просеке к уцелевшему ярко-зеленому кусту, а бык…

Бык покорно поплёлся за ней.

В честь столь блистательной победы Ерофея и Гермеса над критским быком Зевс закатил грандиозный пир. Вообще-то Ерофей подозревал, что Зевс просто нашёл причину для пира. Как рассказывал Гермес, родитель его был не только юбочник, но и весьма заядлый кутила. Так что Гера, женщина серьёзная и добродетельная (одновременно с тем и коварная), частенько закатывала супругу своему грозному не только сцены ревности, но и отчитывала его за попойки, во время которых Зевс забывал о своей ответственности за мир, и на земле из-за этого творилось нечто невообразимое - землетрясения, наводнения, а разводы преобладали над браками.

На пиру все наперебой славили Ерофея с Гермесом. Впрочем, и было за что.

Все обитатели Олимпа высыпали из дворца поглядеть на торжественную процессию, которая медленно двигалась вверх по Олимпу. Впереди шёл Ерофей, выпятив грудь, рядом - Гермес, наигрывая весёлый мотивчик на свирели. Следом шествовала Зорька. За ней тащился понурый Арес - так друзья решили назвать быка-разрушителя назло богу-воителю. Но бык теперь совсем не был похож на злобное чудовище, а был покорен, как телёнок. «Шерше ля фам, - заключил Ерофей свой рассказ об укрощении быка. - То есть, при любом случае ищите женщину». При последних его словах глаза Геры подозрительно блеснули, когда она посмотрела на своего могучего супруга.

На пиру в честь Ерофея было поднято столько заздравных чаш, что Ерофей им счёт потерял, дойдя вскоре до состояния, когда не только море - океан по колено. Он помнил, как пустился в пляс под весёлую игру Гермеса, а вот дальше - темень непроглядная. И кто приволок Ерофея в его спальню - неведомо.

Ерофей спал самым настоящим богатырским сном, когда к нему явился Гермес. Он с трудом растолкал приятеля и передал ему высочайшее повеление Геры сей же миг явиться в покои Зевса и разбудить его, что для Ерофея было невыполнимо. Парень голову от подушки оторвать не мог, не то, чтобы идти куда-то.

Мысли Ерофея тяжело и неповоротливо ворочались, как глыбы в камнедробилке, пока Гермес - весь помятый, заспанный и несчастный - втолковывал ему, что явился обиженный Посейдон и требует аудиенции у Зевса, который совсем ни в зуб ногой и дрыхнет беспробудно. Наконец среди мысленных глыб проскользнул маленький перл, и Ерофей попросил Гермеса достать из рюкзака походную аптечку, где среди прочих лекарств находился и пузырёк с нашатырным спиртом.

- Что есть - «аптечка»? - как всегда осведомился Гермес, услышав незнакомое слово.

- Ну, сумочка такая с красным крестом… - простонал Ерофей в ответ, но видя, что объяснения бесполезны, сполз с постели, стеная, добрался до рюкзака, достал столь нужный ему пузырёк и велел Гермесу принести чашу чистой воды. Тот мгновенно всё исполнил, и Ерофей, накапав несколько капель нашатыря в воду, хлобыстнул мерзкое белёсое пойло одним махом. В голове немного прояснилось, но хмель всё же цепко держал в своих лапах забубенную головушку Ерофея.

- Тащи воду в тазике! - приказал Ерофей.

Гермес притащил таз для омовения с тёплой водой, думая, что Ерофей желает умыться.

- Да холодной мне надо! И побольше. Впрочем, я сам пойду в сад, а ты найди какую-нибудь бадью.

Ерофей еле выплелся к священному источнику, где резвились шаловливые нимфы-подростки. Они кокетливо посматривали на голого Ерофея сквозь водяные струйки, но Ерофей даже не засмущался - столь велико было его обалдение от выпитого накануне нектара. Вскоре Гермес приволок огромный медный котел - он уже знал, что Ерофей называл «бадьёй» - набрал воды из источника и поставил котёл перед Ерофеем, заинтригованно наблюдая за действиями приятеля. А тот сунул взлохмаченную голову в котёл, поболтал ею в воде, вынырнул, отфыркался, однако, и это не принесло большого облегчения. И тогда Ерофей, содрогнувшись, приказал Гермесу вылить на него воду из котла. Ледяной водопад мгновенно просветлил ум Ерофея и взбодрил вялое тело. Он завизжал отчаянно на весь сад и, взбрыкнув, как жеребёнок, помчался во дворец под хохот Гермеса, мимоходом щёлкнув какую-то нимфу по любопытному носу, который она высунула из ручья.