Гарри Гаррисон - Билл, герой Галактики, на планете зомби-вампиров

Пес Рыгай всей своей тяжестью прислонился к здоровой ноге Билла и издал неприличный звук. Билл машинально погладил его вонючую голову, но тут же отдернул руку и вытер пальцы о штанину.

– А я? – спросил Мордобой. – Ты про меня забыл.

– Как раз пришла твоя очередь, приятель, – вкрадчиво сказал Билл. – Ты-то что натворил на самом деле?

– Да ноги оттяпал полисмену, – ухмыльнулся Мордобой. – Вот этим топором.

Билл с трудом проглотил слюну и робко улыбнулся.

– Правда, у меня была уважительная причина, – широко улыбнулся Мордобой, вскинув топор на плечо.

– Ну конечно, – с облегчением сказал Билл.

– Достал он меня совсем, – улыбнулся Мордобой еще шире. – И к тому же у него был такой паскудный вонючий пес.

Билл ткнул ложкой в остатки тушеной окры у себя на тарелке. Она уже остыла и консистенцией напоминала перезрелый сельдерей, который сначала подержали в ядерном реакторе, а потом оставили гнить на солнце.

Вот уже пять недель он сидел на окре, и конца этому видно не было. Сейчас он был бы рад даже гнусной баланде, которой их кормили в казарме, – все-таки разнообразие. Немного утешало его лишь одно: ступня наконец начала отрастать. Плохо только, что отрастала она как-то странно. Цвет у нее был не розовый, как полагается, а серый. К тому же на ней не видно было ни малейших признаков пальцев – просто серый комок чуть меньше кулака размером. Но она, по крайней мере, уже достаточно выросла, чтобы на нее можно было кое-как ступать, и Билл отложил костыли – он надеялся, что навсегда. Пусть понемногу растет дальше. Чего у солдата сколько угодно – так это времени.

– Ну и как команда, рядовой? – спросил капитан Блайт, жадно пожирая свиную отбивную.

– Все в порядке, сэр, – солгал Билл.

Он уже твердо усвоил, что не следует раскачивать лодку. Только на прошлой неделе он робко сообщил капитану, что, по мнению команды, давно пора внести какие-нибудь изменения в меню. Кончилось это полным фиаско: Билл был на три дня оставлен без пончика с джемом, а команде пришлось целый день поститься. Моральное состояние от этого ни у кого лучше не стало.

Сказать по правде, команда становилась угрюмой, злобной, раздражительной и сварливой. Это по четным дням. А по нечетным она была упрямой, ворчливой и мрачной. Даже в самые благоприятные моменты то один, то другой начинал капризничать. А Билл, оказавшись между двух огней, проклинал собственное невезение, окру и преступное прошлое подопечных.

Остаток раскисшей окры Билл спрятал в карман. У его новой собаки оказалось, пожалуй, единственное достоинство: Рыгай любил окру, просто души в ней не чаял, при виде ее начинал скулить и пускать слюни самым отвратительным образом. Если не считать Кристиансона и Кейна, пес был единственным существом на борту, которое могло вынести эту гадость. Кристиансон, конечно, мог съесть все, что угодно, а что касается андроида, то никто не знал, имеется ли у него вообще орган вкуса, а если да, то насколько на него можно положиться.

Меньше всего Биллу требовалась собака, но отделаться от Рыгая ему было не суждено – по крайней мере, в этом рейсе. Никто, кроме него, не желал иметь с собакой никакого дела. Ее спасало только одно – у нее хватало инстинкта самосохранения на то, чтобы оставаться на той половине каюты, которая досталась Биллу. Мордобой часами сидел, поглаживая свой топор и не сводя злобного взгляда с жалкого пса. Исключительно овощная диета ничуть не способствовала улучшению его настроения.

– Тли, – сказал Кейн, когда начали раздавать пончики. – И еще маленькие зеленые гусеницы. Прошу прощения, капитан.

– Не может быть! – взревел капитан. – Опять?

– Это естественный процесс в таком закрытом помещении, как у нас на корабле, – сказал Кейн. – Здесь нет хищников, которые бы их истребляли.

– У меня полный корабль хищников, – возразил Блайт, протягивая руку за вторым пончиком. – Билл, соберите снова бригаду для борьбы с вредителями.

– А что, если попробовать перец? – предложил Билл. – Дома, на ферме, мы уничтожали вредителей смесью мыла с перцем. Это легче, чем собирать их поодиночке. Мы всегда так делали, когда я был молодой…

– Никому не нужны эти ваши дурацкие деревенские воспоминания, – презрительно сказал Блайт. – Легче! Кто сказал, что это должно быть легче? Заключенным никакие послабления не положены. Есть преступление, должно быть и наказание.

– Это экологически безопасно – чистая органика, – продолжал Билл с надеждой: он опасался, что команда просто повесит его за ноги, если он снова попытается заставить их собирать козявок вручную.

– Я не желаю, чтобы мои растения опрыскивали перцем, – заявил капитан. – Это испортит их тонкий и нежный вкус.

Билл решил оставить при себе очевидное возражение: сам капитан окры никогда и в рот не брал, а значит, не мог иметь никакого представления о ее вкусе. Она могла бы стать куда более съедобной, если бы как следует сдобрить ее перцем. Даже мыло пришлось бы тут только кстати.

Билл оказался прав в своих предчувствиях: команда пришла в ярость, когда он сообщил, что предстоит аврал по защите растений от козявок. На этот раз его спасло только то, что капитан предупредил: те, кто откажется, будут до конца рейса подвергнуты одиночному заключению, кормить их станут соком окры, щедро разведенным водой, а срок наказания будет вдобавок удвоен.

– Нельзя ли хоть свет убавлять, пока мы тут работаем? – спросил Ухуру, обнаженный до пояса и покрытый потом.

– Я говорил с Кейном, – ответил Билл. – Он не против, но капитан сказал, что изменение светового цикла погубит весь эксперимент.

– У меня спина болит, – простонала Киса, нагибаясь над грядкой с окрой, чтобы дотянуться до вредителей, укрывшихся посередине. – И если хотите знать, я на стороне букашек. Пускай бы ели себе эту зеленую мерзость сколько угодно.

– Скажи спасибо, что на окру не напали трипсы, – заметил Билл. – Или белые мушки. Они такие крохотные, что пришлось бы снимать их с листьев пинцетом.

– Ну, тли тоже не с собаку размером, – сказал не то Ларри, не то Моу, не то Кэрли. – Очень трудно снимать ее с листа, чтобы его не сломать.

– Не вздумайте повредить растения! – заорал Билл, вспомнив, как один сломанный стебель обошелся им в пятьдесят кругов бегом вокруг палубы «Б» в полной выкладке.

– Да бросьте вы жаловаться, – сказал Мордобой ухмыляясь. – Мне давить козявок по душе. Почти так же занятно, как проламывать черепа. Жаль только, гусеницы такие маленькие, очень трудно им, гадам, лапки отрывать.

– Нам велено их давить, а не мучить, – заметила Рэмбетта.

– Кому что нравится, – ответил Мордобой, держа в руке гусеницу и сладострастно глядя, как она корчится. – Интересно, каковы они на вкус.

– Фу! – сказала Киса. – Как можно есть козявок?

– А это чистый белок, – вставил Кэрли, а может быть, Ларри. – Они, должно быть, повкуснее окры.

Впрочем, возможно, это был Моу.

Мордобой, довольно посмеиваясь, принялся сгребать в кучу раздавленных козявок с оторванными ногами. Билл содрогнулся.

– Нет, так мы войну не выиграем, – сказала Рэмбетта, кидая в ведро очередную тлю. – Хотела бы я знать, какое отношение имеет эта охота на козявок к избавлению Вселенной от проклятых чинджеров.

– Точно, – поддержал ее Ухуру, поймав гусеницу. – Иногда я подумываю, что, пожалуй, не стоило устраивать этот взрыв. Чтобы мне, боевому ветерану, собирать с листьев козявок! Нам следовало бы драться, а не прохлаждаться в садике.

– Ну, не знаю, – сказал Билл. – Может быть, эти чинджеры не так уж и плохи.

– Ты что, шутишь? – возмутилась Киса. – Это же чудовища. Кровожадные машины для убийства. Они едят детишек на завтрак. Сырыми. Ты уж не струсил ли?

– Я просто подумал – может быть, нам стоило бы попробовать их понять, – сказал Билл. – Знаете, вступить с ними в диалог или что-нибудь в этом роде.

– В бой надо с ними вступить, вот что, и выпотрошить их как следует, – прорычал Мордобой. – Хороший чинджер – это дохлый чинджер.

– А вы хоть одного видели? – после некоторого колебания спросил Билл. – Что, если они не такие противные, как мы думаем?

– А мне не нужно их разглядывать, чтобы знать, какие они мерзавцы, – сказал Ухуру. – Истреблять их на расстоянии меня вполне устраивает. Я всегда говорю: бей первым, пока тебе не попало.

– Я знаю о них все, что мне нужно, из учебных фильмов, – сказала Киса. – Всю эту мерзость надо перебить.

Билл вздохнул. Ясно было, что пропагандистская машина хорошо поработала, промывая им мозги. Впрочем, они в этом не виноваты: он сам думал так же до того, как встретился с чинджером лицом к лицу. А может быть, и до сих пор думал так же.

Они продолжали работать под палящими лампами до тех пор, пока один за другим не попадали на землю со стонами изнеможения.

– Перекур, – сказал Билл. – Десять минут.

Он и сам был не прочь перекурить. Мешки с удобрением, сложенные штабелем в дальнем углу отсека, отбрасывали заманчивую тень. Билл доковылял до них и со вздохом облегчения плюхнулся на землю, в холодок. Он прикрыл глаза и уже начал погружаться в дремоту, когда на него навалилось чье-то тяжелое и горячее тело, и что-то мокрое прижалось к его губам. Отплевываясь, он вывернулся, поднял глаза и оказался лицом к лицу со склонившейся над ним раздосадованной Рэмбеттой.