Александр Рудазов - Арифмоман

Через ворота Эйхгорна провели почти без задержки. Старший егерь перебросился парой слов с пожилым привратником, получил ленивый кивок и поволок пленника теперь уже по городской улочке. Была она крайне узка и извилиста, трехэтажные дома нависали с обеих сторон, практически закрывая небо.

Зевак здесь уже почти не было, на Эйхгорна никто особо не глазел. Только какие-то кумушки на соседних балконах при виде него зашептались, а потом залились дурацким смехом. И то пялились они скорее не на Эйхгорна, а на молодого егеря — тот при их виде сразу приосанился и выпятил грудь, точно глухарь на току.

Идя по городу, Эйхгорн окончательно убедился, что это не фестиваль, не музей, не киносъемка, а самая что ни на есть реальность. Вокруг не было ничего постановочного. Здания, костюмы, булыжники в мостовой — все настоящее. Люди не играют роли, а живут.

Куда же забросила его эта червоточина?

Тем временем Эйхгорна уже доставили к месту назначения. Оное оказалось во дворце, только не с главного входа, а сбоку, в небольшом флигеле. Сам дворец отсюда почти не просматривался. Эйхгорна ввели в неприметную дверь, над которой висело что-то вроде герба — большой круглый щит и два скрещенных меча.

Внутри был обычный полицейский участок, только в средневековом антураже. Местные стражи порядка, числом четверо, носили медные доспехи, отдаленно похожие на древнеримские, вооружены были короткими шпагами, и все, кроме одного прыщавого парнишки, щеголяли длиннющими усищами.

— А эдил-то не явился еще? — спросил старший егерь, поручкавшись с седым стражником.

— Да дрыхнет, обычное дело… — махнул рукой тот.

— Опять до ночи в трактире сидел?

— А то как же… Теперь до обеда не явится. А это что у тебя за птица?

— Обычный человек! — гордо возвестил егерь. — Сам признался!

Стражники сразу подобрались, глядя на Эйхгорна с удвоенным интересом. Тот в ответ смотрел взглядом снулой рыбы. Эйхгорн понимал, что не знает чего-то, для других очевидного, поэтому решил помалкивать, пока не разберется в ситуации.

Впрочем, его никто ни о чем и не спрашивал. Егеря распрощались, сняв с Эйхгорна свой аркан, а двое стражников бегло его обыскали. Зажигалка и диктофон не вызвали у них интереса, а остальные вещи лежали во внутренних карманах — туда стражники почему-то не заглянули. Также они внимательно осмотрели пояс, явно ища оружие, но из оного у Эйхгорна был только нож в рюкзаке.

Потом его взяли под локотки и повлекли вниз по лестнице. Там располагалось очень аутентичное подземелье на девять камер — Эйхгорн машинально их сосчитал. Пять пустовали, в шестой, с распахнутой дверью, пьяно храпел толстый стражник без доспехов, в седьмой жевал соломинку приличного вида господин, в восьмой пригорюнилась размалеванная девица очевидной профессии, а в девятой сидел парень в заплатанной одежде, с синяком под глазом.

Эйхгорна втолкнули в угловую. Камеры располагались группами по три, от прохода и друг от друга отделялись не стенами, а решетками, так что узники были как на ладони. Из обстановки — только кучи прелой соломы, да мятые медные горшки. Судя по характерному запаху — местный вариант параши.

— Тут пока побудешь, — махнул рукой стражник. — Эдил придет, разберется.

Гремя ключами, он замкнул дверь. Тем временем его напарник не без труда растолкал толстяка, спящего в камере напротив. Тот спросонья гундел и махал кулаками, но в конце концов соизволил подняться и вывалиться наружу. Двое других стражников тоже вышли, и в подземелье стало тихо.

— Чьи дела, браток? — тут же прошипели из соседней камеры.

Эйхгорн вяло повернул голову. На него пристально таращился парень с фингалом.

— Чьи дела, спрашиваю! — чуть повысил голос он.

— Какие еще дела? — переспросил Эйхгорн.

— А-а, я-то уж решил… — сразу потерял интерес узник.

Ну вот опять. Одна фраза — и Эйхгорн сразу выдал в себе чужестранца, ничегошеньки не знающего о местной культуре. И он, хоть убей, не мог понять, что же он такого сказал.

— Так если ты Пролазе не киваешь, за что тебя сцапали? — все же спросил сосед.

Эйхгорн задумчиво поглядел на него. Он вновь ни черта не понял. Но источников информации здесь было немного, так что он решил попробовать выжать что-нибудь из этого.

— Тебя самого-то за что взяли? — спросил он.

— Э, слышь, халат, я первый спросил!

— Ты мне не хами, — хмуро сказал Эйхгорн. — Я тебе в отцы гожусь.

— Не-а, не годишься, — противно хихикнул парень. — Мне такой отец на кир не сдался.

Эйхгорн посмотрел на него снулым взглядом. Еще один идиот. Почему-то Эйхгорна везде окружают идиоты. Иногда просто опускаются руки.

— Не хочешь говорить — не говори, — пожал плечами он.

— Да не, чего уж, — снова хихикнул парень. — Я индивид честный, тайн не имею. За браконьерство меня сцапали.

— За браконьерство?.. — удивился Эйхгорн.

— Ага. Оленя на корольковском двору в монахи постриг. Теперь в барабан бить будут, дело известное. Мне уж не впервой, вся спина в полосочку. Теперь ты мойся, за что тут.

— Не знаю, — неохотно сказал Эйхгорн.

— Э, халат, договорились же!

— Я в самом деле не знаю. Просто так взяли и арестовали.

— Не, халат, гутанишь. Совсем просто так даже корольковская стража не пыхтит. Что-то да есть.

— Нет ничего, — раздраженно ответил Эйхгорн. — Они меня спрашивают — ты кто, я отвечаю — никто, обычный человек…

— Э-э-эй!.. — выпучил глаза сосед. — Ты чо, халат?! Ты вправду обычный человек?! Не гутанишь?!

— Так. Чего я не понимаю? — сдался Эйхгорн. — Что такое «обычный человек»? Что я не так сказал?

Парень с фингалом еще пару минут хекал и фыркал, явно считая, что Эйхгорн придуривается. Но когда наконец поверил, то расплылся в улыбке и снисходительно сказал:

— Ну ты и дурачина, халат… Музыку не знаешь, что ли?

— Музыку?..

— Музыку, музыку. По-воробьиному чирикаешь?

— Феня, что ли? — дошло до Эйхгорна.

— Чего?..

— Не ботаю я по фене… в смысле, музыки не знаю.

— Ну так и что? Кто такие «обычные люди», все знают, это и без музыки ясно.

— А я вот не знаю. Кто это?

— Вестимо кто. Борота.

— А это что такое?

— И этого не знаешь?.. — недоверчиво протянул узник. — Борота, халат, это такие людишки, что всякими злыднями на жизнь промышляют. С купцов дань сбирают незаконную, непотребных девок разводят, картежные дома содержат, травкой дурманной торгуют…

— Мафия, что ли?

— Такого слова не слышал. Борота. Все, кто в ней состоит, деньгу всякими злыднями промышляют и самому главному в бороте подчиняются — его у нас Дедулей кличут. Так что ты, халат, усвой наперед — «обычным человеком» называться не моги. Вишь, как стража на дыбки-то сразу поднялась. Наш королек у себя людей Дедули видеть не может.

Найдя в Эйхгорне благодарного слушателя, парень — назвался он Вигальхом — охотно выложил все, что когда-либо слышал о бороте. Как оказалось, в королевстве Парибул ее отродясь не водилось, но слухов ходило много, и боялись эту бороту нешуточно.

Порядок у этих местных мафиози оказался строгий, почти военный. Нижнее звено называлось внучками и внучками — рядовые исполнители, шестерки. Над ними стояли сынки и дочки — бандиты посерьезнее, десятники. Еще выше были папаши и мамаши — уже реальные авторитеты. Ну а всю семью возглавлял Дедуля или Бабуля — большой босс, пахан. Борота делилась на множество кланов, каждый из которых имел своего Дедулю.

Рассказывали также о некоем Короле Ночи, таинственном пахане паханов, который вроде бы правил всей Обычной Семьей в мире. Но это, скорее всего, были просто байки — ничего конкретного об этом типе никто не знал.

Поняв, за кого его принимают, Эйхгорн несколько помрачнел. Вокруг Средневековье, расследование никто проводить не станет. Просто устроят допрос с пристрастием, сунут пальцы в тиски — и через несколько минут Эйхгорн признается, что состоит в Братстве Сатурна, живет в Новой Швабии и лично ответственен за убийство Листьева, развал СССР и вымирание динозавров.

Хотя, может, не сунут? В Средневековье тоже порядки в разных странах были очень разные — где-то пожестче, где-то помягче. Эйхгорн стал выпытывать у соседа по заключению, какая система принята в королевстве Парибул — и тот охотно поделился.

Оказалось, что темница здесь в качестве меры наказания не используется. Только как «аквариум». Об этом Эйхгорн, впрочем, уже и сам догадался — для долговременного заключения эти закутки подходили плохо, да и узников было всего ничего.

Вообще же наказания бывают разные. За мелкие преступления обычно дают палок («бьют в барабан») или привязывают на денек-другой к позорному столбу. За воровство отрезают ухо. Поджигателям выкалывают один глаз. Насильников кастрируют. Убийц клеймят и ссылают на вечную каторгу. Причем куда-то за границу — своей каторги в Парибуле нет, королевство очень маленькое.