Олег Синицын - Скалолазка и Камень Судеб

Волк долго смотрел на меня. Затем развернулся и ушел в море. Погрузился в него с головой. Только рогатый шлем еще некоторое время виднелся над поверхностью, а затем пропал и он, накрытый волной.

Больше я не видела Фенрира в снах. Льдина на дне Атлантического океана растаяла…

Кто-то толкнул меня в плечо, и я открыла глаза. Все еще лежала на песке, а надо мной стоял смуглый черноволосый мальчик. На лбу – видавшая виды водолазная маска, в мокрой корзине – целая гора моллюсков, обросших мохнатыми водорослями.

– Вы потерялись? Вы туристка? – спросил он на плохом французском.

– Нет. Я сама по себе… А ты кто?

– Меня зовут Ибра. Я живу здесь.

– Для чего тебе столько моллюсков?

– Продам их Малику, у него придорожный ресторан. Когда соберу достаточно денег, куплю игровую приставку «Сони».

– Завидная цель, – восхитилась я. – Ибра, а скажи, пожалуйста, где дорога на Эль-Хосейма?

Столб с цифрами на табличке «32» стоял на черном маслянистом шоссе. С замирающим сердцем бежала два километра по направлению к Эль-Хосейма. Мучила жажда, песок скрипел на зубах. Но удержать меня такие мелочи были не способны.

Вот наконец и нужный километр.

Я спустилась с шоссейной насыпи.

В нескольких метрах от дорожного столба с отметкой «30» среди невысокой рыжей травы нашла уложенные камни. Они образовывали низенький холмик. За годы он врос в землю, щели между камнями забились песком, превратив сооружение в монолит.

Опустилась на колени. Некоторое время стояла так, не двигаясь. Затем принялась отковыривать верхний камень. Пятиугольный булыжник приклеился к своим соседям, и мне пришлось, ломая ногти, отдирать его.

Под камнем, свернутая кольцом, лежала цепочка. Стальные звенья потускнели от пыли и времени. Я подняла ее.

На конце висела остроносая пуля. Когда очистила землю, обнаружила на бронзовом боку крохотные буквы: «I. В.»

Прикоснулась губами к потемневшему металлу:

– Вот я и нашла тебя, папа!

Поиски окончены.

Кроме одного, у меня не осталось больше вопросов. Есть только жгучее желание. Такое же, как у Чедвика.

Отомстить Левиафану!

Я сидела на могиле отца до тех пор, пока не стемнело. Только когда жажда сделалась невыносимой, пошла на свет, горевший в окнах дома метрах в восьмистах от дороги.

Дом стоял на холме. За ним вздымались горы огромного хребта Атлас, протянувшегося через Марокко, Алжир и Тунис. Половину пути я взбиралась по камням, потом наткнулась на тропинку, которая привела меня к высокому забору. Несколько раз постучала в калитку, но на стук никто не вышел.

Перелезла через забор и очутилась перед длинной стеной со множеством окон. Маленькая дверь с торца оказалась незаперта. Я вошла в нее.

Жажда так немилосердно терзала меня, что первым делом выпила всю воду из цветочной вазы. Только потом оглядела маленькую прихожую. В углу свалена садовая утварь, несколько пар обуви. Подоконники сплошь уставлены горшками с фикусами. Из комнат доносился запах стирального порошка. На стене огромное зеркало – словно экран.

Я глянула в него и обомлела. На меня смотрело усталое, бледное лицо. В грустных глазах отражались все потрясения, пережитые мною за этот несчастный сентябрь. На лбу появилась морщинка. Подняла руку и принялась разглаживать ее. Быть может, исчезнет? Ведь я же не старуха! Мне даже тридцати нет! Это просто от напряжения…

Рядом в зеркале возникло еще одно лицо.

И я вдруг подумала, что опять заснула на ходу. Как тогда, в женской комнате Шереметьево-2, когда в зеркале увидела позади себя Фенрира.

В этот раз я не спала. Рядом со мной стояла женщина. Ничего необычного в ее внешности не было. Кроме того, что…

Ее лицо было копией моего лица! Только в углах рта морщинки. И под глазами. И на лбу… Я, наверное, стану такой лет через тридцать…

С улицы донесся пронзительный крик морской чайки. От запаха стирального порошка защипало в ноздрях и в глазах. Я моргнула, но женщина в зеркале не исчезла. Она обратила на меня взгляд.

Это не сон. И не галлюцинация, вызванная жуткой усталостью.

– Мама!

Я бросилась к ней. Крепко сжала.

Да, это она! Моя мамочка. Живая! Я узнаю ее тепло. То самое, которое помню с детства. Которое так часто снилось мне.

Она нерешительно дотронулась до моих волос.

– Аленушка? Доченька?

– Да, это я!

Слезы, которые я глотала, были почему-то сладкими, как вино причастия. Сбылось… Самое заветное желание, которое казалось невозможным. Моя мечта, которая, я думала, никогда не осуществится в этой жизни…

– Где же ты, Аленушка? – со страданием произнесла она. – Если бы ты слышала меня. Если бы ты знала, как я тоскую по тебе!

– Мама, я здесь! – Я подняла на нее глаза.

– Извините, кто вы? – раздался голос за моей спиной.

Я обернулась. В дверях стояла пожилая чернокожая женщина.

– Кто вы? – переспросила она. – Посторонним сюда нельзя.

– Куда нельзя? – Я по-прежнему сжимала маму в объятиях, словно опасаясь, что ее отнимут.

– Сюда… Вы не знаете, где очутились?

– Нет, – растерянно ответила я. – Это не важно. Потому что я – ее дочь.

Женщина замолчала. Очевидно вдруг заметила необычайное сходство между нами. Но мне на это наплевать.

– Мама, ты ведь узнаешь меня?

Она даже не прореагировала.

– Простите, – сказала темнокожая женщина. – Она никого не узнает. Так было с самого начала, когда она попала в наш приют для душевнобольных… Она всех называет Аленой.

– Ее нашли на берегу неподалеку. В июне тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Море вынесло тело на берег. Она была еле жива и ничего не помнила. Ни своего имени, ни того, что случилось. Лишь повторяла имя… Ваше имя. Мы искали родственников, но никто не заявлял о пропаже жены или матери. К тому же было весьма трудно установить ее гражданство. Она свободно владеет несколькими языками, поэтому мы до сих пор не знаем, откуда она…

– Я могу с ней поговорить?

– Ее состояние близко к аутизму. Она не отвечает на вопросы, не реагирует на окружающие события. Находится в плену собственных грез. Все эти девятнадцать лет она произносит только одно имя… Алена.

– И больше ничего? – спросила я, нервно кусая костяшку указательного пальца.

– Еще кошмары, – поведала темнокожая управляющая. – В первые годы они особенно мучили бедную женщину. Нам удалось избавить ее от них, но они изредка возвращаются.

– Что за кошмары?

– Во сне она говорит о страшном крушении большого корабля. О неистовой буре. О черном человеке.

Я едва не прокусила палец.

– Мы пыталась найти какие-нибудь следы этой истории. Но, похоже, события выдуманные. Летом тысяча девятьсот восемьдесят пятого года возле берегов Марокко подобных крушений не происходило… – Она ненадолго замолчала. – Вы очень похожи на нее. Как вы нашли ее? Вас действительно зовут Алена?

– Да.

Моя мама стояла возле зеркала, смотрела в него и чертила в воздухе узоры. Губы что-то шептали. Я неотрывно следила за ней, прижавшись к стене. Меня бил озноб, кости ломило. Голову заполнили старые вопросы.

Куда же исчез «Бельмонд»? Огромное судно не может пойти ко дну, не оставив следов… Что произошло на нем? Что погубило два десятка оперативников ЦРУ, заставило Бейкера мучиться кошмарами, а мою мать свело с ума? И мой отец был убит там.

Не ведаю, что случилось. Знаю только, что во всем повинен мой старый знакомый. Тот, который прячет бездну под черной водолазкой.

Ярославль

Июль —ноябрь 2003 г.