Алексей Лютый - Семь бед – один ответ

Следом за воспоминаниями о блохах в моей голове появились еще два новых слова: «АХТАРМЕРЗ ГВАРНАРЫТУС!» Я ужаснулся. Это что же такое получается? Если какой-то Ахтармерз спасает меня от блох, значит, именно он и есть мой хозяин?.. Да вы с ума сошли, если так решили! Вам бы самим хозяина с таким именем, я бы посмотрел, с какими глазами вы в приличном обществе показаться бы смогли. Нет уж, увольте. Человека, которого так зовут, держите от собак подальше. Иначе любой нормальный пес со стыда умрет.

И тут я вспомнил, что Ахтармерз – не человек, а трехглавый многофункциональный огнемет. Да и не хозяин он мой, а просто случайный попутчик… Ага! Если у меня был попутчик, значит, я куда-то шел. А раз он «был», значит я уже на месте!.. Или «был» в этом случае означает, что я его потерял?

Почему-то от такой мысли мне стало страшно грустно. Не знаю, чем была вызвана эта тоска, но мне захотелось выть на Луну, словно бездомной шавке. Я чувствовал, что во время моего путешествия случилось что-то непоправимое. Такое, от чего слабые духом кобели под машины кидаются. На несколько мгновений я задумался, стоит пытаться вспомнить дальше или лучше сразу найти подходящую машину, но тут над моей головой что-то громко запикало, и вдруг загремела такая музыка, от которой хочется вскочить и принять стойку, подобающую торжественному моменту. Музыка была до боли знакомой, но ее название ускользало от меня. Я напряг мозг изо всей силы, пытаясь его вспомнить, и вдруг, как обухом по голове, – граждане дорогие, да это же Гимн России!

Е-Е-Е-Е-ЕСТЬ! ВСПО-О-О-МНИЛ!

И куда тут девались и провалы в памяти, немощь в мышцах и сонливость. Я вскочил и обернулся вокруг своей оси, не веря собственным глазам. Но окружающая действительность не давала повода усомниться! Вот они, и родной холодильник, и милая сердцу газовая плита, и мойка, заваленная грязной посудой. Я был на кухне нашей собственной однокомнатной квартиры, и даже моя верная помятая алюминиевая миска, до краев заполненная настоящим синтетическим собачьим кормом, была на месте. И половик на месте! А вон и приметное пятно, которое я на этом половике совсем несмышленым щенком оставил, а Рабинович оттереть не смог. Все здесь. Все на месте. А значит, я дома. Дома, мать твою!.. А где хозяин?

– Мурзик, заткни пасть на хрен! – раздался из комнаты знакомый голос. – Время шесть часов, а ты орешь, будто на работу проспали. И какого черта я опять вчера забыл выключить это проклятое ра…

Неожиданно Сеня заткнулся, а я стремглав помчался к нему. Мой Рабинович сидел на диване, оторопело осматриваясь по сторонам. Не останавливая прыжка, я ударил его лапами в грудь и, повалив обратно, принялся облизывать… Запомни, Сеня, это случилось первый и последний раз. Больше таких телячьих нежностей от меня не дождешься. Цени момент!

Однако Рабинович даже не заметил, что я впервые с того времени, как дорос до намордника, позволил себе проявить искренние чувства. Рассеянно утеревшись рукой, Сеня столкнул меня с груди и встал, ошалело глядя по сторонам. А потом принялся бегать по комнате и орать как сумасшедший. Он хватал руками разные вещи, нежно прижимал их к груди, а старенький телевизор даже поцеловал. Я носился по комнате вместе с ним, но вот, когда очередь целоваться дошла до зеркала, Рабинович вдруг остановился. Замер и я. Да и было с чего! Редкой щетины, заполонившей Сенину физиономию к тому моменту, когда мы встретились со старухой Изергиль, не было и в помине.

Рабинович бросился к своей форме, еще недавно сильно потрепанной, помятой и перемазанной пятнами жира от неосторожного принятия пищи, и оторопел окончательно. Эти доспехи милиционера, перенесшие с нами столько горестей, невзгод и лишений, сверкали абсолютной чистотой, были отутюжены, отглажены и преспокойно висели на спинке стула, будто и не шатались среди времен и миров. Я оторопело обнюхал форму, пытаясь уловить хоть отголоски запахов дыма, скотного двора и жареной свинины, которой она пропиталась за время нашего путешествия, но мундир пах только стиральным порошком, сигаретами и водкой. Это что еще за беспредел?! Неужели мы и не ходили никуда? Неужели это странное путешествие нам только приснилось? Что же это, групповая галлюцинация?

Похоже, Сеню тоже посетили подобные мысли, и он принялся метаться по комнате в поисках заветной котомки, которая была на его плечах во время встречи с Изергилью. Этот проклятый вещмешок никак не хотел попадаться на глаза, и Рабинович начал ругаться сначала потихоньку, а затем все громче и громче. Причем в первую очередь он орал не оттого, что не находил никаких доказательств нашего нелегкого путешествия, а потому, что драгоценные камни, накопленные им с таким большим трудом, оказались лишь миражом, и теперь снова придется влачить нищенскую жизнь рядового милиционера. Прощайте, Канары!

Невольно я принялся помогать Сене в его поисках, хотя и не для того, чтобы помочь обогащению хозяина. Мне в первую очередь хотелось найти доказательства того, что я не сошел с ума. Мы с Рабиновичем перерыли весь дом, но ничего даже отдаленно похожего на котомку с самоцветами нигде не нашли. Я обреченно гавкнул и пошел на кухню, чтобы хоть поесть от разочарования. Сеня поплелся за мной следом. И поскольку Рабинович полез в холодильник, видимо, он тоже решил позавтракать. Но вместо этого истошно заорал и отпрыгнул от морозильной камеры, держа в руках ЭТУ ПРОКЛЯТУЮ ВСЕМИ БОГАМИ, И ОДИНОМ В ТОМ ЧИСЛЕ, КОТОМКУ!

Я радостно подпрыгнул и (каюсь, сделал это второй раз!) кинулся на грудь Рабиновичу. В этот раз Сеня не увернулся, а прижал меня к себе, потрепав за ушами. А затем бросился в гостиную, схватил телефон и набрал знакомый номер.

– Ванечка, дорогуша, ты еще спишь? – елейным голоском поинтересовался он в трубку, а затем заорал: – Одевайся быстро, урод, и марш ко мне! Я сейчас Попа подниму. Нам возвращение как следует отметить нужно. – Похоже, Жомов еще не до конца проснулся, и мой Сеня заорал вдвое громче: – Какая на хрен работа? Ты хоть сооображаешь, где мы сейчас находимся?.. Ну, слава тебе, господи, проснулся! Все. Одевайся и беги ко мне. Через пятнадцать минут жду…

А вы говорите, чудес на свете не бывает!..