Ю. Жукова - Сами мы не местные

Арон отводит взгляд и качает головой.

— Не думаю, что он простит Азамата.

— Я тоже не думаю, — с фальшивой жизнерадостностью соглашаюсь я. — Но я думаю, если он очень постарается, то Азамат простит его.

Мужики гогочут.

— Мне тут Азамат звонил, — говорит Арон, наливая мне кофе. — Сказал, что вы забрали его телефон, а теперь не берёте трубку. Я ему сказал, что у вас идёт операция, но он очень просил позвонить потом, на номер Алтонгирела.

— Ну щас, — я принимаюсь шарить по карманам свитера. Он отяжелел и обвис от напиханных в него вещей. Ага, вот и телефон.

— Азаматик, котик, что там такое? — воркую в трубку, прихлёбывая кофе.

— А, Лиза! Я просто узнать, долго ли ты там пробудешь? А то я уже соскучился! — тон у него весёлый, а язык немного заплетается. — Тут так весело, мне ужасно жаль, что ты пропускаешь! И люди интересуются, куда ты делась, всем же любопытно посмотреть…

На заднем плане там музыка, смех, треск костров. Мне резко хочется прочь из этого тоскливого дома, туда, к мужу и к веселью.

— Ну вообще-то я тут закончила, — говорю. — Так что если кто-нибудь меня отвезёт, то я могла бы и прямо сейчас вылететь.

— Отвезу, отвезу! — встревает мой пилот. Выглядит он, вроде, не очень сонным.

— Ну вот, — говорю в трубку, — доброволец есть. Так что жди.

Азамат издаёт победный клич и принимается заверять меня в своей вечной любви. Я хихикаю и, кажется, краснею. Наконец он меня отпускает, пообещав ждать с нетерпением. Мои компаньоны за столом отворачиваются и делают вид, что ничего не расслышали.

Я быстро собираю немногочисленные пожитки, ещё раз инструктирую домочадцев насчёт Аравата, и мы с Ароном грузимся в унгуц. Арон заводит волынку насчёт того, что не надо было мне при всех обсуждать болезнь Аравата, тем более, камни в почках — это так стыдно, так стыдно… Минуты через три я бесстыже отрубаюсь у Арона на плече, восприняв его бубнёж, как колыбельную.

Мы прилетаем уже на рассвете. Некоторое время кружим над городом, но потом всё-таки садимся на окраине, потому что все улицы застелены скатертями и засижены горожанами, празднующими победу. Видимо, к этому времени здесь собрались не только столичные жители и воины, но и мирное население всего остального континента, кому транспорт позволил. Я иду по улицам, лавируя среди людей и еды, в дыму от костров и жаровен, затиснутая между Ароном и пилотом, потому что моё появление вызывает у празднующих столь бурную радость, что мне как-то не по себе. Наконец мы добредаем до моста с Домом Старейшин, где сидит Азамат в окружении ближайших соратников, рядом на крылечке расположились Старейшины, а напротив них большой оркестр, наяривающий победительные марши. На левом берегу у моста пёстрая компания молодёжи обоего пола отплясывает, подпевая:

Азамат вскакивает, едва заметив меня, обнимает, подхватывает и крутит под бурное ликование окружающих. Потом наконец усаживает меня на подушки, услужливо освобождённые Убуржгуном и Энданом.

— Ну как, у тебя всё успешно? — спрашивает Азамат, прижимая меня к своему горячему боку.

— Ага, — киваю. — Теперь корми меня и развлекай. А то там были такие кислые рожи, что и еда вся прокисла.

Азамат хохочет.

— Ну, этого добра у нас хватает! Ребят…

Но мне уже несут всяких разносолов, а оркестр заводит новую плясовую.

— Чего-то у них песни не в рифму, — хихикаю.

— А это очень старые песни, — объясняет Азамат. — Они рифмуются началом строчки, а не концом. Новые-то уже все перепели, пока тебя не было. Ну да ничего, завтра заново начнут.

— А завтра опять праздновать будут? — спрашиваю, откусывая какого-то мяса. Но Азамат отвлёкся, потому что к нам пробился Арон и кинулся поздравлять брата. К тому же, оказалось, что то, что я откусила, представляет собой почти чистый перец, так что я слегка давлюсь, и слёзы из глаз брызжут.

— Э, ребят, кто Хотон-хон дал красной сажи?! — возмущается Онхновч. — Это ж не женская еда!

— Ой, извините… — доносится откуда-то у него из-за плеча. Мне передают кувшин с водой. Правда, к тому времени, как он меня достигает, я уже немного отошла от первого шока, и распробовала адское блюдо. Перец, конечно, зверский, но, чёрт, вкусно!

— Ничего, — говорю, придвигая поближе лоханку с кроваво-красными колбасками. — Пойдёт.

Народ принимается улюлюкать и аплодировать, заключать пари, сколько колбасок я осилю. Азамат крадёт у меня колбаску и наливает в маленькую пиалу чего-то из бутылки.

— Ваще-то мне лучше… — начинаю я, но он перебивает.

— Не отказывайся, это особое вино для беременных, у нас все его пьют, и повитухи прямо рекомендуют, оно очень полезное! Хоть пиалушку выпей, а то красную сажу без вина вообще есть нельзя!

Ну ладно, немножко можно.

Беременное вино оказывается шипучим, сладким и вообще без признаков алкоголя, хотя настроение моё существенно улучшается. В мою честь произносят тосты, Азамат держит меня за плечи — или держится за меня, он-то выпил прилично. Вокруг мельтешение, все танцуют, музыка, песни, хохот, блеск стекла, огня и мясного жира…

Я просыпаюсь в какое-то странное время суток. Вроде утро, да не утро, вокруг тускло, прохладно, на мне стопка одеял толщиной в метр, рядом Азамат посапывает. Вылезать из-под одеял совершенно не хочется.

Чуть-чуть поворочавшись, принимаюсь оглядываться. А, так мы в шатре. И сейчас, видимо, дело к вечеру, потому и освещение такое. Ну что ж, логично. Проблема только в том, что я не помню, как я здесь оказалась, но, в принципе, это можно реконструировать.

Под боком шевелится Азамат, протирая глаза. Потом потягивается и вылезает из-под одеял.

— Не замёрзла? — спрашивает, поёживаясь.

— Пока нет, — хмыкаю. — Слушай, я это несчастное платье уже вторые сутки не снимаю. Где бы помыться и во что бы переодеться, а?

— Ну, переодеться тебе вчера надарили, — он кивает в сторону кучи разноцветного барахла под стеной шатра. — Даже мне вчера кое-чего подарили, правда, по-моему, не всё по размеру подойдёт. А помыться — сейчас к Арону пойдём, мы тут близко от его дома.

Я усилием воли заставляю себя выбраться из-под тёплых одеял и выкапываю в куче вещей что-нибудь наименее отягчённое драгоценными камнями и наиболее носибельное. Азамат прихватывает мои вещи вместе со своими под мышку, и мы идём к Арону.

Арон сидит дома один и плачет.

— Да ладно уж тебе так сокрушаться, — утешает его Азамат, который, видимо, знает, в чём дело. Я только холодею и таращусь.

— Что стряслось?

— Да он всё дом наш жалеет, — поясняет Азамат. — Он за ним столько лет присматривал, а тут раз — и всё сгорело.

— А-а, — облегчённо выдыхаю я. — Ну, это, конечно, очень грустно. Я бы тоже расстроилась. Собственно, я и так расстроилась, только времени на это не было. Но зато мы все живы и здоровы.

— Вот и я говорю, — поддакивает Азамат. — Мы легко отделались, в семье ведь никто не пострадал. А дом новый построим, это не штука.

— Да понимаю, — всхлипывает Арон, роняя слёзы в бороду. — Но уж очень жалко…

Я ухожу мыться, оставив Азамата успокаивать братишку.

Боже, какое счастье — вымыться и переодеться в чистое! Хорошо и то, что дамы, одарившие меня шитыми нарядами, не забыли и про бельё, хотя на мой вкус оно всё чересчур кружевное и малофункциональное. Но, наверное, дарить можно только такое.

За лёгким завтраком мы слушаем доносящиеся из-за окна песни и вопли.

— Это так теперь и будет? — спрашиваю.

— Ещё сегодняшнюю ночь и завтрашнюю будут праздновать, — говорит Азамат. — Так положено. Сегодня, кстати, должны были съехаться лучшие певцы и сказители, так что у тебя будет шанс послушать песни о создании мира в самом лучшем исполнении.

— А их записывать можно? — спрашиваю.

— Ну, вообще, у каждого уважающего себя сказителя есть студийные записи, — пожимает плечами Азамат. — С другой стороны, на празднике часто получается выразительнее и вдохновеннее. Так что, если хочешь, пиши.