Илья Варшавский - Под ногами Земля (Сборник фантастики)

В это время распахнулась дверь и в комнату, прихрамывая, вошла высокая женщина со стандартным профилем богини. На плече у нее сидела старая, похожая на Альберта Эйнштейна сорока.

— Здравствуй, Рафик! — сказала небожительница. — У тебя есть чем приколотить каблук?

— Рррафик! — насмешливо фыркнула сорока. — Прриколотить! Каварррдак, — доверительно добавила она, взглянув на Стригайло умными влажными глазами, — форррменный каварррдак!

— Подожди, я сейчас приду, — сказал Пешно. Сорока взмахнула крыльями и перелетела на шкаф.

— Крррасота!

На арене известный комик отрабатывал падения с ударом головой о барьер. На его затылке был укреплен микрофон, и гулкие хлопки разносились динамиком по пустому помещению.

— Ну? — сказал Пешно.

Стригайло вытянул руки и ухватился за трапецию, висящую под куполом.

Рыжеволосый, прищурив один глаз, поглядел вверх.

— Так, теперь подтянитесь.

— Капитан, капитан, подтянитесь! — пропел комик. — А что, Рафа, такая подача с ковра работает, а?

Пешно молча кивнул головой.

Однако подтянуться «капитану» не удалось. Руки растягивались, как резиновые.

Комик, разочарованно крякнув, снова начал тяпать головой о барьер.

— Да… — Рафаил Цезаревич пожевал губами. — А номер у вас отработан?

— Нет, но я думал…

Из-за кулис выскочила маленькая белая собачка и, тявкнув несколько раз на Стригайло, умчалась обратно.

Пешно размышлял, запустив пальцы в шевелюру.

Откуда-то издалека донесся торжествующий рев осла.

Ярким светом вспыхнул купол цирка. Взволнованно запела фанфара.

— Идея! — В глазах Пешно горел огонь вдохновения. — Мы на вас наденем фрак и цилиндр. Рука империализма. А в финале народы полуколониальных и зависимых стран отрубают эту руку и под марш проносят по арене.

— Как отрубают? — упавшим голосом спросил Стригайло.

— Очень просто. Топорами или этими, как их… томагавками. Такой вариант проходит наверняка, а голый техницизм репертуарная комиссия нам не пропустит.

— Но дело в том… что она у меня не отрубается. Она… в общем… живая.

— Совсем не отрубается?

— Совсем.

— Так что вы предлагаете?

— Видите ли… я думал… может быть, подавать снизу гимнастам разные принадлежности. Это наверное… будет работать.

— Цирковое представление, — произнес лекторским голосом Пешно, — должно воспитывать зрителя, а не играть на нездоровом любопытстве к физическим изъянам. К сожалению, я не могу больше тратить на вас время, Меня ждут. До свидания.

— Ну что ж, до свидания, — вздохнул Стригайло.

Стоя на мосту, он вглядывался в мутные, лениво текущие воды Фонтанки.

Внезапно у него возникло желание…

Дочитав до этого места, иной не в меру ретивый критик отложит книгу и начнет накачивать чернила в поршневую авторучку.

«Да, — скажет он, — ни для кого не секрет, что у нас еще бытуют отрицательные явления, поскольку они являются результатом пережитков в сознании людей. Но разве, наряду с выдуманным автором „Хипхоппроектом“, нет замечательных коллективов, действительно создающих новую технику? Как же автор сумел их просмотреть?! Сатира сатирой, но где положительный герой?

Стригайло?! Почему же тогда автор потенциально обедняет его духовный мир, принижая до уровня чувств и поступков „маленького человека“, а не раскрывает характер Мария Феоктистовича в борьбе с бюрократизмом и очковтирательством?

Не представляют ли собой потуги автора жалкое эпигонство, поскольку и сама тема не нова? Достаточно вспомнить хотя бы известный рассказ Кафки, где человек превращается в насекомое.

Нет, — скажет такой критик, — путь, которым идет автор, это не широкая дорога к светлому будущему, а извилистая тропка, уводящая читателя неизвестно куда!»

Подождите, уважаемые критики! Не вострите раньше времени свои перья. Все вам будет, а насекомых никаких не предвидится. Имейте терпенье читать до конца.

Автор, верный принципу художественной правдивости, не может скрыть, что действительно в голове бедного Стригайло не раз появлялась мысль о самоубийстве. Он перестал стричься, отрастил бороду и перебивался случайными заработками на торговых складах и базах, где уровень механизации еще не достиг запланированного на последний год семилетки.

Как всякий слабовольный человек, попавший в беду, он быстро пристрастился к алкоголю.

Однажды вечером, сидя в скверике, он завел разговор с одним симпатичным старичком пенсионного возраста, втайне надеясь скорешиться с ним на «маленькою». Слово за слово, и неизвестно как получилось, что Стригайло открыл незнакомому человеку свою тайну, тщательно оберегаемую от людей.

На его счастье, симпатичный старичок оказался лучшим изобретателем в своем микрорайоне. Будучи на пенсии, он не терял связь с коллективом мастерской «Метбытремонт», где проработал сорок лет.

Старичок проявил самое теплое участие, отвел Мария Феоктистовича к себе домой, накормил и уложил спать, пообещав к следующему утру что-нибудь придумать.

Действительно, не успел Стригайло на другой день проглотить вкусный завтрак, заботливо оставленный ему старичком, как тот явился, неся шарнирные протезы для рук, ног и шеи, собственноручно изготовленные им из самоновейших полимеров.

Шарниры были устроены таким образом, что ограничивали возможность членов Стригайло удлиняться сверх нормы, принятой в приличном обществе.

С этого дня бессовестная кокетка Фортуна вновь начала расточать ласки Марию Феоктистовичу.

Вот уже шесть лет, как он работает в проектной организации «Бумхлопмашина» и считается там одним из лучших конструкторов.

У него прелестная жена и двое очаровательных детей.

И только иногда по воскресеньям, когда детишкам удается уговорить папу показать, какая бывает шея у жирафа, Стригайло снимает шарниры и касается головой потолка. Однако, поскольку он живет в отдельной квартире, эти забавы являются его личным делом и никого не шокируют.

Дочь и сын обожают Мария Феоктистовича и очень жалеют, что родители запрещают им рассказывать в детском садике, какой у них замечательный папа.

Что же касается «Хипхоппроекта», то после статьи в газете, написанной симпатичным старичком, там произошло много изменений в системе подбора кадров и в методах руководства, а также значительно повысился уровень наглядной агитации.

И вообще все это произошло во времена давно минувшие.

Вот так-то, товарищи критики! 

Его собственный путь в литературе, в рамках отмеренной ему жизни, был обидно коротким. В 1964 году Лениздат выпустил его первую книгу «Молекулярное кафе», в 1974 году мастера не стало. Всего несколько небольших книг рассказов успел он опубликовать при жизни. Теперь они издаются и переиздаются во многих странах и будут переиздаваться, потому что Илья Варшавский — это особое явление в нашей научной фантастике.

Уже самые первые, опубликованные им в 1962 году, рассказы (Роби: Рассказ-шутка // Наука и жизнь. 1962. № 4. С. 102–107; Дневник: Юмореска // Звезда. 1962. № 7. С. 216–217.) привлекли внимание читателей, а рассказ «Индекс Е-81», напечатанный в том же году в журнале «Техника-молодежи» (Индекс Е-81: Научно-фант. рассказ // Техника — молодежи. 1962. № 7. С. 22–24.), получил премию на международном конкурсе писателей-фантастов социалистических стран.

В 1963 году в сборнике «Новая сигнальная» (Москва, издательство «Знание») была опубликована подборка из шести рассказов И. Варшавского. Четыре из них — «Ловушка», «Возвращение», «Сиреневая планета», «Внук» вошли в раздел «Космос» этой книги. В послесловии к сборнику Е. Брандис и В. Дмитревский писали:

«Несмотря на свою литературную молодость, И. Варшавский — писатель, имеющий отчетливо выраженную авторскую индивидуальность. Проявляется она прежде всего в афористичности изложения и иронических интонациях.

Каждый рассказ — своеобразная логическая конструкция, доказывающая или отвергающая ту или иную гипотезу. Варшавский очень скуп в выборе изобразительных средств, лаконичен, избегает стилистических украшений. Беря за основу какой-нибудь научный тезис, он доводит его до логического конца со всеми последствиями, которые могут показаться даже абсурдными… В любой новелле И. Варшавского эффект достигается неожиданной концовкой или заключительной ударной фразой, на которой, собственно, и держится весь замысел»

Высоко оценил первые рассказы И. Варшавского Станислав Лем. Он познакомился с ними в один из приездов в Москву в самом начале 1960-х годов и сказал, что Варшавский в своих новеллах сумел сконцентрировать в лапидарной форме все основные проблемы и даже сюжеты научной фантастики того времени. В устах Лема, очень скупого на похвалы, это прозвучало как признание вступающего в литературу нового автора.

Следует подчеркнуть, что И. Варшавский пришел в фантастику в годы стремительного становления и взлета жанра и сразу был признан.