Сергей Федотов - Паутина

Я им и говорю, мол, написал это каждый из вас, да не по одному разу.

— А зачем?

— Чтобы в свой век вернуться и жить по-людски.

— Что ж, угадал. Проходи, гостем будешь, — решил Кос.

— А бутылку поставишь, хозяином будешь, — добавил Сим.

— А поставишь яйцо на попа, — припомнил Виш старую хохму, — Колумбом будешь.

— А можно я к вам с ютом приду? — спросил я.

— А на что тебе ют? — удивились старожилы. — Разве мало ту нас всякой дряни, чтобы еще и новую тащить?

— Хочу попробовать пытать его телепатически, — объяснил я.

— Ну, попытка не пытка, — сказал Виш, — хотя и пытка далеко не попытка.

— Так что с ютом? Можно с ним заявиться?

— Волоки, — решили старожилы.

Я и приволок. Поселился в заезжей, три дня с аппаратурой мучился, потом научился диапазон ют-ских ментальных излучений смещать в привычную часть спектра. Отладил мнемоналобник и разобрался, как делать витозаписи с помощью наших хронокаров. С их помощью мы теперь выясним подробности жизни в Ю-мире. Но о создании мембран из них не узнать, потому что в Ютландии существует строжайшее правило: компетентных в создании межпространственных проходов нельзя пускать в параллельные миры. Так что выход был один — брать языка. Я сделал очередной бросок в прошлое на поляну с Лесом Новым.

Лес рассказал мне про битву с ютроллями. Первое письменное произведение динлинов называлось «Повесть о чЮдесных полках Роевых». Тринадцать веков его переписывали, придумали буквицы и цветные картинки. Появились даже пародии, что говорит о зрелости литературы. От ютов лесичи получали бумагу, так что книгопечатание не могло не возникнуть. Часть книжек попала на Запад. Во все времена и у всех народов появляются свои путешественники, Марко Поло, Рубруки и Афанасьевы…

Петров налил другу второй стакан. На сей раз римского.

— И я решил, что именно Леснов поможет мне взять языка, — сказал Комаров, прихлебывая из запотевшего фужера. — Но нужно было, чтобы юного чародея не убили, как в прошлый раз. Переговорил с ним, он обернулся елкой с помощью такой травки — припутника. Такую трансформацию произвел, на чистую воду вывести невозможно.

Приезжают патрули. Дай, думаю, разомнусь. Поссорился с ними и отрубил пару ушей. Для смеха, сам понимаешь. Потом назад приживил. Огненным когтем. Принципиальную схему позаимствовал у Змея Горы-ныча. А горынычей в ту пору всего четверо оставалось — три самца и самка. С лесйчами они вполне мирно жили.

«Идите, — говорю патрульным, — и по начальству передайте, что я объявляю ютам войну». Прогнал их из леса. Активизировал парочку зародышей коней-киборгов. Не пешком же нам с пацаном из чащобы выбираться. С утра пустились в путь-дорожку. Не торопились. Нужно было попривыкнуть друг к другу, потренироваться. Стал я натаскивать Леса языков брать.

По идее, можно было бы и сразу в Дом ютов перенестись к левому зраку, да Леснов-то был не готов. Ему только комаров ловить было впору, а не языков брать. Мыслей ютских он не слышал, не говоря уж о том, чтобы управлять их сознанием.

— А патрули куда делись? — спросил Петров и долил в вино воды. Якобы по-гречески. Комаров улыбнулся и выплеснул греческий коктейль.

— А патрули домой пешком подались. Коней-то я у них угнал… Да, вспомнил! Как я патрулей в одно место сгонял. Прячутся в темноте, а того не понимают, что я их мысли читаю и вижу, как на ладони. Вылезайте! Нет, затаились. Ах так! Думаю: Комаров я или нет? Объявил, что я комариный князь. И на тех, кто меня не послушается, подданных своих напущу. За-зудел, соорудил комариную петлю, налетело их — вспомнить страшно! Как давай всех подряд кусать. Патрульные взвыли. «Видите? — грозно так их спрашиваю. — Кто вы такие против комариного царя? Ступайте и передайте, что богатырь Фома Беренников объявил ютам войну!»

Наутро мы с поляны выбрались на проезжий тракт. К обеду наткнулись на трактир. Прекрасно, решаю, заодно и пообедаем. Спешились, сели за стол. И вдруг врываются в трактир патрули и на моих глазах убивают чародея из бластеров.

— За что пацана убили? — спрашиваю.

— Приказ у нас.

— Покажите

Ютам со мной спорить слабо, потому что я уже наловчился в их диапазоне работать. Передали бумагу с портретом Леснова, полученным по факсу. Факсы, правда, у ютов дурацкие: портрет дырочками выбит. И текст тоже, что-то вроде азбуки Морзе. «Означенного Леса Нова, выпускника школы ютов, изловить и в Теремгард отправить. При невозможности — уничтожить».

Какой ужас! Опять я его не уберег. Возвращаюсь и начинаю с чародеем знакомиться заново. На этот раз деремся с патрулями, не позволяю я пацана пристрелить. Разобрались со стражниками, поехали в столицу. По пути я парня приемам «Цунами» обучаю… А в Холмграде чародея прямо за княжеским столом отравили. В распроматушку! Саша, поверь, мне худо стало. Ну кто бы мог подумать?

— Думать, Юра, всегда нужно, — научил друга Петров. Комарову стало стыдно.

— Я и подумал, — сказал он. — Только после. Понял, что зря я ютам войну объявлял. Вот и нарвался. И решил, что лучше я про ютов анекдоты рассказывать буду. И предстанут они в истинном свете, когда народ смеяться начнет. После двух неудачных попыток пройти с Лесом путь от поляны на берегу Трубы до реки Ое я догадался, что следует ютам отдать дубль чародея. Создал дубликат, который мысли Леса мог транслировать. Прискакали патрули.

— Отдай пацана, — говорят, — а тебя мы отпустим.

— Да берите, не жалко.

Они дубля веревкой к седлу привязали и поволокли в свою паутину. В проходе тот разложился на элементы, но это уже никого не волновало. Приказ выполнен, а дальше хоть трава не расти.

В трактире сей раз обошлось без драки. С дюжин-ником мы вообще чуть ли не друзьями заделались. Я анекдоты травлю, лесичи под столы валятся.

Приезжаем в столицу, а слава о Фоме Беренни-кове впереди бежит. Сам князь наслышан, что Фома — веселый человек. Даже разрешение на обед чуть ли не сами прислали. Я во время пирушки спел им одну старинную балладу. Им всем очень даже понравилась. Князь чуть ли не в друзья стал набиваться.

— Ты чародей? — спрашивает.

— А кто? — отвечаю вопросом на вопрос.

— Понял, — говорит князь. — Давай медовухи дернем.

Отвел нам с Лесом покои в своем тереме. А ночью кто-то в трубу свалился. Вытаскиваю я из печки юную ведьмочку. Лес на нее глянул, чувствую — пропал парень. Влюбился, ничего уж тут не поделаешь. Да и не нужно. Влюбленный человек — святой человек.

Девушку звали Надежкйна, по-ихнему — Надя Ёжкина. Говорит, что мечтает побывать на слете на Лысой сопке. Умоляет меня и Леса помочь. Парень на меня насел: давай, Кам!

Да заради Батюшки! Пусть он с девчонкой пообщается. Моя задача — научить, чтобы не погиб по-глупому. А если во время задания у него хорошее настроение будет, то кому плохо?

Слетали мы на шабаш, развеялись, отдохнули. С рассветом на княжий двор вернулись. Я у Кед Роя пропуск в зону двузракой паутины на всякий случай взял. Поехали мы в Драчевку, на пути Колотилово, откуда Надя родом. Лес себя ведет, как будто вправду женился.

Переночевали у Ёжкиных. Утром Лес с Надей распрощались, поехали мы в гости к старожилам. По пути на ютскую засаду напоролись. То-то я обрадовался. Как же нам без юта тренироваться? А тут на ловца и зверь бежит. Взял в плен Болвана, пригодится, думаю.

— А почему болвана? — спросил Петров. — Не мог никого поумней выбрать?

— Не в том дело, — сказал. Комаров. — У них тот же самый способ имена давать, что и у динлинов. Звали его Болл Ван. Мир параллельный, там из-за рельефа местности нашего разделения на две языковых ветви не случилось. Зато расы разделились на земную и подземную. Вот и смешались европейский Болл с китайским Ваном. Хотя Ван — все равно тот же Иван…

Приезжаем мы в Драчевку втроем. Старожилы меня, естественно, первый раз в глаза видят. Устроили экзамен. Чем более нелепые задания, тем более абсурдные способы решения я им демонстрирую. Старожилы крякают и затылки чешут. Посмеялись вместе, потом они мне с «младшим братом» — Лесом — выдали временную прописку. Это у них такой забавный обряд. Поселили в заезжей, вечером банкет устроили. А с утра мы с Лесом за тренировки взялись.

Прошел день, другой. В Драчевке жизнь спокойная, никто не лезет, не мешает. Только чувствую, что парень мой какой-то вялый, спит на ходу. В чем дело? В сознание к нему лезть неприлично. Сам на себя обозлился: неужели не смогу о причине догадаться?

Петров расхохотался:

— А хочешь, Юра, я тебе прямо так, сразу причину назову?

Вот теперь Комаров обиделся. Но не сильно.

— Почему же ты, Саша, со мной в поиск не пошел?

— А кто думать будет, Юра?

— Ладно, — сказал Комаров, не найдя резонов для спора. — Правильно ты догадался. Как там у Пушкина? «Ни он, ни ты, а баба виновата».