Ю. Жукова - Замуж с осложнениями

Азамат выходит второй раз и примерно так же легко укладывает прошлогоднего финалиста. Ко мне уже присоединилась добрая половина болельщиков — поняли, кто в курятнике петух, я смотрю. Папаша делает вид, что его происходящее никак не касается. Ничего, погоди, скоро коснётся.

После третьего боя Азамат даже не уходит в шатёр. Стоит на поле, маску снял, медленно поворачивается, окидывая взглядом трибуны.

Ведущий откашливается, а Унгуц вдруг покатывается со смеху:

— У него уже язык отсох твоего мужа объявлять!

— Желает ли кто-нибудь, — с расстановкой начинает ведущий, — вызвать на бой…

И дальше следуют все титулы с самого начала плюс упоминание о трёх свежих победах. Самое ужасное — это что по окончании тирады никто не вызывается, и Унгуц совсем заходится от смеха, потому что ведущий вынужден повторить вопрос три раза, если никто не вызовется.

После второго на поле всё-таки выходит какой-то дядя, вот этот точно крупнее Азамата, самый настоящий Исполин.

— Ишь ты, — комментирует Унгуц, — кто пожаловал. Он ещё до Азамата Непобедимым был, только улетел наёмничать надолго. Интересно, интересно…

Целитель снова поворачивается к нам:

— Они ведь никогда не бились, правда же?

— Не-ет, — отвечает Унгуц, — Они на год разминулись.

Несчастный ведущий наконец прорубается сквозь бесконечные титулы обоих борцов и объявляет начало боя. Сперва оба стоят неподвижно, осматривают друг друга то так, то этак. Потом внезапно в центре поля возникает смерч, Алтонгирел от греха в сторонку отходит. Старейшина Унгуц следи жадными глазами, он-то, наверное, различает, что там происходит. Трибуны притихли, какое уж тут болеть.

Мутное пятно внезапно разделяется, Азамат отъезжает назад, поднимая из-под ног тучи пыли. Однако быстро тут земля просохла на солнышке. Могучий противник расставляет ноги пошире, и через секунду я уже опять ничего не различаю, а тут ещё от мамы приходит ответ, что она всё отправила, но жаждет объяснений. Подождёт.

Второй раз клубок расцепляется, когда старший Исполин слегка запутывается в ногах, но удерживается и не падает. Азамат, мне кажется, запыхался, но я прямо отсюда чувствую, как ему нравится сам процесс. Старейшина закусил кончик бороды и машинально пожёвывает.

Что происходит дальше, я не совсем понимаю, то ли на Старейшину отвлеклась, то ли ещё что, но Азамат, видимо, напал неожиданно не только для меня — и великан-противник загремел на обе лопатки в пыль.

Боже, что тут началось. Народ ринулся с трибун на поле с дикими воплями, Азамат затерялся где-то в толпе. Смотрю на Старейшину в ужасе, он только похохатывает:

— Не бойся, не разорвут. Это, деточка, признание. Ты сиди, они ещё четверть часа его поздравлять будут, а потом ещё благословение, призы, всякое прочее… можешь сходить поесть, в общем. К мужу тебе всё равно не пробиться, а в шатёр и нельзя женщинам.

Мне несколько обидно, что не могу сразу пойти Азамата поздравить, но с другой стороны… а куда это папаша линяет? Нет уж, погодите-ка.

— Я сейчас, — бросаю Старейшине и мчусь наверх, а потом на почту. Ключ от ящика Азамат мне отдал вместе со всеми личными вещами, теперь только имя отыскать… ага, вот он, А-за-ма-т, четыре буковки. В ящике меня дожидается фирменная упаковочная коробочка с почты, что около маминого дома, вся такая в ирисах. Бормол все в ней. Перебираю их ещё раз напоследок. Рыба с драконьей мордой, женщина за пяльцами, воин с мечом, кошка, ветка туберозы, мешочек, распираемый изнутри монетами. Как я любила играть с этими фигурками. Думала, что получила их от хорошего человека. Кирилл как-то раз в приступе демагогии стал меня убеждать, что невозможно совершить такое доброе дело, чтобы никому от него не стало хуже. А я ещё приводила в пример, вот, я же совершила…

Всё это проносится у меня в голове мимолётом, когда я уже бегу наружу. К счастью, дорогой свёкор ходит медленно, я перехватываю его в самой толпе на краю трибуны — и становлюсь на дороге.

— Здравствуй, — говорю, когда он поднимает голову посмотреть, кто это ему пройти мешает. Он хмурится, оглядывает меня.

— Ты ещё кто?

Я молча протягиваю ему горсть бормол, а когда он не берёт их, просто хватаю его руку и вываливаю фигурки ему на ладонь. Он смотрит на них озадаченно, перекатывает между пальцами. Вокруг нас образуется небольшая толпа зевак: как же, грозная землянка встретила отрёкшегося отца свежего Исполина!

На лице Аравата отражается узнавание и он поднимает взгляд и тут же весь озаряется той самой родной улыбкой, которую в такой точности унаследовал от него Азамат, мне даже больно становится где-то внутри.

— Это ты та девочка! — восклицает он совершенно Азаматовым голосом, и я не знаю, чего мне стоит не заплакать. Он протягивает мне обратно свои бормол, они соблазнительно светятся на солнце рыжеватым деревом.

— Я жена Азамата, — говорю я медленно и чётко, и каждое слово падает, как камень мне же на ногу. — Мне не нужны твои подарки. Ты недостоин своего сына.

Вона какое слово вспомнила, когда припекло. Ну всё, не стоит дожидаться, пока он сообразит, что мне ответить. Разворачиваюсь и ухожу сквозь расступившуюся толпу. Тишина, не знаю, когда успевшая повиснуть, прорывается шепотком. Я могу быть уверена, что завтра весь Муданг будет в курсе моего жеста. Спускаюсь вниз к полю, где толпа начинает потихоньку отхлынывать от шатра. Ноги у меня довольно деревянные.

Старейшина Унгуц сразу замечает моё далеко не радостное настроение и аж привстаёт.

— Что ты сделала?

— Я сделала ваш бормол по-настоящему первым в коллекции, — отвечаю легко.

Он опускается обратно на сиденье со вздохом.

— Ты знаешь… — произносит он после паузы. — Арават не такой уж плохой человек…

— Вы одобряете, что он отрёкся от Азамата? — рявкаю я. Мало мне сегодня было разочарований в людях!

— Нет, конечно, — пожимает он плечами. — И всё же он сделал много хорошего в жизни.

— Ну так я его жизни и не лишаю, — выдавливаю я со слезами в горле. — Просто подумала, будет иронично, что именно я не в восторге от его решения.

— Лиза, — окликает меня подошедший Тирбиш. — Так это правда, что вы и есть та девочка, про которую…

Я кратко обнимаю его, потому что он такой хороший и наивный, потом вытираю слёзы и иду к шатру ждать Азамата. Старейшина Унгуц бормочет мне в спину, что мой бутон начал раскрываться слишком быстро.

Азамат выпадает из шатра раскрасневшийся, да ещё в мамином свитере, от него пахнет фруктовым вином, а в руках корзина со всевозможными сластями. Он демонстрирует чудеса эквилибристики, умудряясь обнять меня и не просыпать сласти. Я, как всегда после стрессов, особенно липуча, и отпускать его не собираюсь, только хом навешиваю обратно. Рядом с ним мне становится сразу намного легче, а то даже мелькала мысль где-то в глубине подсознания, что вдруг он мне станет меньше нравиться теперь, когда я соотнесла его лицо с воспоминанием о его отце. Но нет, слава богу, на том тёплом восторженном чувстве, которое у меня появляется от его улыбки, выходки его папаши не сказались.

— Я слышал, как ты всех перекричала, — говорит он. — Спасибо тебе. Это такая редкость, чтобы женщина на играх активно за кого-то болела…

— Надеюсь, это не против приличий? — усмехаюсь. — А то с меня станется. Но ты и сам всех здорово на свою сторону перетянул, ишь как этого большого дядю сделал!

Азамат смеётся в голос.

— Да они тут на планете расслабились, я смотрю. Я ведь далеко не всё могу, что мог бы… то есть, ты понимаешь, — он немного путается в словах. Как же быстро на муданжцев спиртное действует, жуть. — С такими борцами куда нам джингошей скинуть, эххх.

Мужики вокруг опускают головы, кто понимает на всеобщем.

— Азамат-ахмад, — окликает его подошедший Тирбиш, — а что бы вам не поучить нас, как на корабле бывало? После сегодня-то, я думаю, найдутся желающие.

Его предложение встречают дружным одобрительным гомоном, какой-то тучный мужик у меня за спиной предлагает одно из своих полей отвести под занятие, благо оно так хорошо укрыто между скал, что никто их там не увидит. Подошедший Эцаган тоже загорается идеей продолжить тренировки под руководством капитана и предлагает взять на себя организационную сторону. Я высматриваю у шатра ведущего, подманиваю его поближе и уговариваю составить список желающих принять участие. Если у Азамата ещё и были какие-то возражения, то их смело толпой.

— Лиза, да тут целый полк, — шепчет он мне, глядя, как всё больше мужчин, оповещённых о возможности поучиться у "самого Байч-Хараха" стекаются обратно на поле, чтобы записаться.

— Ну подели их на группы, — пожимаю плечами. — И пусть более сильные тренируют более слабых, а ты сиди в кресле да оценивай. Потом, наверняка сейчас многие на энтузиазме запишутся, а потом отпадут.