Екатерина Федорова - Способ побега

Он помотал головой, отгоняя невеселые мысли. Ткнул (не слишком удачно, потому что попал не сразу) кодовым ключом в круглый выступ на двери. И только потом заметил, что зеленый огонек на квадратике домофона не горит — с исчезновением людей из многих домов исчезло и электричество. Так что Тимофей просто протянул руку и открыл жалобно скрипнувшую железную створку. Затем начал устало подниматься по гулким, пустым и ужасающе тихим пролетам на свой пятый этаж. Правда, перед этим он для очистки совести все же заглянул на площадку к лифту и потыкал подрагивающим пальцем в заветную кнопочку. И тут же удивился, зачем это сделал — если электричества нет, то уж нет. Наверное, сила привычки. Сытого урчания электромотора в ответ не послышалось — лифт, как и следовало ожидать, тоже отбесточен.

Возле двери своей квартиры Тимофей отловил в одном из карманов куртки завалявшийся там ключ и вставил в скважину.

Родной очаг встретил хозяина мерзостью запустения. Хотя здесь, по земному календарю, со дня его отлета прошло не больше суток — все же странным образом квартира казалась заброшенной уже долгое время. Не вытертая пыль лезла в глаза густыми серыми островками на книгах, столе и комоде, в кухне полупустой пакет из-под несвежего кефира и сигаретные окурки, затушенные прямо в мусорном ведре, придавали воздуху характерное амбре. Что опять-таки не улучшало тягостного впечатления от родных пенат…

Он прошагал в ванную и покрутил краны. Из труб послышалось сердитое шипение — и тишина. Значит, о ванне нечего и мечтать.

Памятуя об отведенных ему пяти часах, он наскоро умылся водой из чайника. Затем завел будильник, успевший остановиться за время его отсутствия, наугад перевел стрелки на время, наиболее подходившее к его мироощущению (за окном примерно полдень — значит, сейчас двенадцать часов). Поставил будильник на пять часов и завалился в постель.

Через пять часов он вяло вылез из постели под пронзительную трель будильника. Затем кое-как причесался и плеснул в глаза остатками воды. В шкафу нашлась вторая пара джинсов. Тимофей поспешно переоделся, спросонья не сразу попадая ногой в штанины. И мрачно подумал, что если во втором походе за Ларцом ему удастся испортить и эти, последние свои джинсы, то переодеваться будет уже не во что. Разве что в брюки от парадного костюма. Правда, были еще тренировочные штаны и форма мастера тюк-до. На секунду он попытался представить себе, как будет выглядеть в клабе в развевающихся широченных боевых штанах и накидке— жилете с запахом среди всех тех субъектов, которых навидался за последнее время.

Тимофей фыркнул, потому что на фоне тех же трактов и эльфов в нежно-зеленых плащах он в своей клабе, нкиде и блоде — накидке, прилагающейся к форме, — выглядел бы почти обычно. Даже скромно. Цвет формы тюк-до — традиционно коричневый. Да к тому же еще и в разводах — поскольку настоящим мастерам его класса полагалось красить форму собственноручно, с использованием натуральных средств, где главным красителем выступала луковая шелуха. В его боевом искусстве стремление к природе было доведено до абсолюта. И даже диктовало моду на одежду. Все широкое, развевающееся, в рыже-коричневых тонах…

Снизу кто-то отчаянно засигналил. В тишине, царившей в огромном многоквартирном доме, звук гудка прозвучал совершенно отчетливо, несмотря на толщину стен и перекрытий. Тимофей торопливо натянул на себя чистую рубаху, куртку и обувь. Затем вылетел в подъезд и бросился к окну на площадке между этажами.

Внизу на тротуаре стоял траурно-черный катафалк.

Резвых бросился вниз, забыв о незапертой двери. И вспомнил о ней, только выходя из подъезда. Впрочем, на сегодня все воры исчезли в космических далях, так что он со спокойным сердцем переступил через порог и направился к машине, сразу же позабыв про квартиру, оставшуюся открытой.

Мриф по-прежнему сидела на водительском месте. Лехи в заднем отделении еще не было — видимо, за ним только предстояло заехать. Тимофей с опаской оглянулся — эльфов нигде не было видно— и с размаху нырнул на переднее место. Рядом с водителем.

— Долго спишь, Ти… Тимофай! — пропела до ужаса красивая эльфесса высоким серебристым голосом и вжала в пол педаль газа, прикусив от напряжения губу.

Видимо, водить катафалки для эльфессы было делом пока еще непривычным.

Катафалк рванулся с места подстегнутым кенгуру. Боковым зрением тренер тюк-до увидел, как кудряшки на виске Мриф взвились в воздух. Несколько жемчужинок резво упали с них вниз зеленоватыми капельками.

Тимофей украдкой ввинтил руку назад и вниз, в пространство между сиденьями — благо у катафалка, сработанного не в нашей стране, расстояние между пассажирским и водительским местом было большим. И успел отловить одну из капелек вывернутой назад ладонью. Он с трепетом сжал руку в кулак и засунул пойманную жемчужину в карман куртки.

Зачем он это сделал, Тимофей не знал. Возможно, даже в его простонародной натуре, если хорошенько покопаться, можно было найти отголоски страстей и инстинктов тех стукнутых мечом доисторических рыцарей. Которые прожили всю свою жизнь с одной голубой мечтой — вытребовать от предмета своей страсти ленточку с платья. Дабы потом до гробовой доски на нее любоваться…

Правда, Тимофей — в отличие от рыцарей и в полном соответствии с традициями российского пролетариата — памятки от эльфессы требовать не стал. Зачем, если можно украсть?

Все было как-то очень по-российски…

— Сейчас за Лехой, да? — после небольшой паузы почти несчастным голосом промямлил Тимофей и покосился на Мриф.

Интересно, а далеко ли живет браток? В данной ситуации — чем дальше, тем лучше. Можно будет подольше посидеть с ней в одной машине.

— Вот еще три дома… — с небольшой расстановкой ответила Мриф, продолжая покусывать нижнюю губку и с печальным сомнением глядя на дорогу.

Асфальтовая лента, летевшая под колеса, была абсолютно ровной. Но катафалк тем не менее скакал по ней сложными петлями и прыжками — как кенгуру по австралийской пустыне.

— И поворот… — растерянно добавила девушка.

— Может, лучше я поведу? — после небольшой паузы предложил Тимофей.

«А то можем и не вписаться в этот самый поворот», — мысленно добавил он. Но вслух говорить этого не стал — из чувства самосохранения.

Мриф тут же испустила облегченный вздох. И вжала педаль тормоза до отказа в пол. Катафалк остановился с душераздирающим визгом — шины скользили по мокрой мостовой, и тормозной путь получился долгим. Настолько долгим, что у Тимофея несколько раз перехватывало дыхание — поскольку аж целых два фонарных столба, торчащих у самой дороги, по очереди проскользнули в нескольких сантиметрах от капота.

И Мриф и Тимофей одновременно вылезли из салона — поменяться местами, — и траектории их движения пересеклись перед капотом.

Мриф шагала, сердито поджав губы и хмурясь. Ему хотелось сказать огорченной эльфессе что-нибудь утешительное, что-то насчет того, что машину вообще трудно водить, особенно если не учился у настоящего водителя. А они, как известно, ныне далеко, как и все остальное людское племя. Но он не рискнул.

Лицо говорит о многом. А когда у девушки такое выражение лица, то к ней лучше не лезть с утешениями. Реакция может быть непредсказуемой…

Теперь Мриф показывала дорогу, а он вел. Леху возле его подъезда пришлось дожидаться долго — видимо, браток совсем позабыл про то, что Вигала отпустил им на отдых всего-навсего шесть часов. Или же просто не имел будильника.

Пока они торчали возле подъезда, в катафалке царило тягостное молчание, прерываемое только истошным бибиканьем. Тимофей через каждые несколько минут исправно жал на гудок. И искоса поглядывал на все больше мрачневшее лицо Мриф. Надо же знать, когда настанет момент спасаться бегством из машины…

Эльфесса явно не любила недисциплинированность.

«Лишь бы из-за этого она не стала думать хуже и обо мне», — с тягостным ощущением подумал Тимофей. Однако если припомнить — его ей тоже пришлось дожидаться у подъезда, хотя и недолго.

Резвых сунул украдкой руку в карман и коснулся жемчужинки. Все его мечтания абсолютно бесполезны, и ничего тут не поделаешь. Он улетает, Мриф остается тут — и глупо думать, что вот так, на лету, по-гусарски, он в состоянии отбить спутницу у самого короля эльфов…

К тому же следует избегать всяких дипломатических осложнений. А уж хуже осложнения, чем подбивать клинья к спутнице короля, и придумать невозможно.

Наконец появился Леха — с заспанным и хмурым лицом, со всклокоченной шевелюрой. Зато с ног до головы во всем чистеньком и свежем — джинсы, куртка, футболка под ней. Тимофей, повернув голову, посмотрел на Лexy — и чуть не позеленел от злости. Идеальный оболтус. Джинсы недозастегнуты на ширинке, кроссовки могучего армейского образца на не менее мощных ногах зияли сверху расщелинами, из которых на сторону высовывались язычки. Шнурки подволакивались сзади по тротуару, пока Леха, позевывая и почесываясь, шлепал по лужам к машине.