Ника Ракитина - Дело о физруке-привидении

Осведомленные люди догадываются, что половина жутких случаев, произошедших с непослушными детьми в лагерях, придумана самими воспитателями. Дабы облегчить себе жизнь. Так, если в «Чайке» ходят слухи про жуткого маньяка, убившего мальчика, в полночь без позволения покинувшего корпус, а местом преступления называется, скажем, лагерь «Искра», то можно быть уверенным: в «Искре» рассказывают то же самое. Только про «Чайку».

Даник был человеком осведомленным, а потому вылез через окно со спокойной совестью. Спрыгнул в росистую траву. Максим, тот долго сопел и мялся на подоконнике, а следом за ним высунулась всклокоченная голова спавшего у окна Ринальдо и шепотом проголосила:

— Вы куда?

Даник выругался. Выходило, Максим-таки разбудил это недоразумение. Ринальдо, а по документам — Артем, вьюноша одиннадцати лет, был футбольным фанатом. Ходил в сине-полосатой маечке с номером на спине, за какой и получил свое громкое прозвание. А еще знал имена, пристрастия и количество голов, забитых знаменитыми футболистами за последние пятьдесят лет. На этом его таланты кончались. К жизни он приспособлен не был и руками работать не умел. Даже стелить постель. И воспитательнице Кире объявил, что за него это делает горничная. Кира сказала, что горничная дома, а здесь ему придется самому. У нас нянек нет. И Ринальдо, скрипя зубами, все утро отмывал от зубной пасты простыню и кровать. Слезы и вопли против Киры не помогли.

— Вы куда? — повторил Ринальдо, перекрикивая скрипящий над окном упрятанный под жестяной колпак фонарь.

— Девчонок мазать! — рявкнул Макс, отцепляясь от спинки кровати, кинул вниз кроссовки, тяжело сполз сам и принялся с сопением обуваться. Сопел он в основном от злости.

— И я с вами! — обрадованный Ринальдо попытался сигануть в окно.

— Стоять! — шепотом рявкнул Даник. — Мы разведаем, а потом придем за тобой.

— А-а…

Катька уже дожидалась мальчишек под своими окнами. В черных джинсах и сером свитере из альпаки она была, как всегда, невыносимо элегантна. Даже жаль, в том местечке такие заросли, что от свитера клочья полетят.

Если за заброшенным корпусом когда-то и был фонарь, то перегоревшую лампочку на нем не меняли. Ребята как-то сразу прянули в душную темноту, прорезаемую комариным писком. В темноте были кусты. Возможно, только один, но он все время почему-то возникал на их дороге. Провести предварительную разведку днем они не подумали. Не хотели откладывать. И ведь все равно в темноте все всегда совсем иначе.

Даник ссадил ладонь и зашипел.

— С-стена… осторожно.

Под стеной валялось всякое и прямо клубилась злобная малина. Но сейчас они по крайней мере сориентировались, где находятся. Хозяйственный Максим нашарил и положил на землю фанерку от старого плаката:

— Прошу, господа.

На фанерке сидеть было суше. Ветки малины они отодвинули и переплели так, чтобы не застили взгляд и не драли глаза и волосы. Кромешная тьма постепенно рассеивалась, сделались видны звезды между сосновыми лапами, но все равно проще полагаться было на слух. Лагерь спал.

— Который час?

Даник подсветил циферблат. Была почти полночь.

— Вот интересно, — тихо сказала Катюша. — Ведь собаки должны лаять на привидение?

— Выть. На покойника. Или на пожар, — уточнил Максим.

Катя потиснула плечиком:

— Ну, как-то чувствовать все равно. Поджиматься, дыбить шерсть. А Боря, — речь шла о ньюфе начальника, — даже не рявкнул.

— Во-первых, этот так орал, что на Борю не глядели…

— А во-вторых, где был Боря?

— Не повезло, — разъяснил Даник. — Он лапу поранил, и Ростиславыч его отвез в город. Привезет только в воскресенье.

— Да-а…

Делалось слишком уж сыро, совершали авианалеты комары. В общем, оказалось, что засада — очень неприятное дело. И даже без шансов на успех.

Даник потянулся, хрустнув плечами:

— Еще пять минут — и все.

Широко зевнул.

— Там, — сказал Максим.

Там, где, невидная в темноте, убегала под сосны тропинка, примерно на уровне глаз сгустился вязкий белый туман. Он висел, слабо покачиваясь, хотя стояло безветрие, и смотрел. Нет, глаз у тумана не было. Просто возникало ощущение, что нечто вполне материальное подползает по, то есть, над дорожкой и очень интересуется наблюдателями. Катька переглотнула. Она бы заорала очень громко и тоже ринулась наутек, как давешний первоклассник, если бы не куснувший за ухом комар. Катька звонко хлопнула себя по затылку и поняла, что давящий взгляд исчез. И еще поняла, что ладонь Даника до боли сжимает ее запястье. Она выкрутилась, подула на руку и осторожно посмотрела на сосны. Там ничего не было.

… Держа в руках мокрые кроссовки, мальчишки забирались в окно и страшно дернулись, когда Ринальдо вопросил:

— Ну, что? Когда пойдем?

— Мы их уже намазали.

— А меня не позвали? У-у-у…

Вой Ринальдо разбудил Ленку, и что случилось потом, неприятно было вспоминать.

2.

— Там что-то было, — Катька плавно выжимала на щетку пасту «Колгейт». После ночных похождений пасты стало меньше, но только слегка.

— Туман, — пропыхтел Максим, выдувая зеленые пузыри, прополоскал рот и уже вполне внятно изъяснил: — Туман и много девчачьей фантазии.

Катька вынула щетку изо рта. Воздела руки и проголосила на весь спящий поутру лагерь:

— О добрая дева, не откажи…

— Откажу, — просипел Максим, отступая от умывальников.

— После завтрака за оленем!

Древнегреческие статуи, когда-то стоявшие на рынках и площадях или вообще подпиравшие крыши, сейчас считают шедеврами и украшают ими лучшие музеи мира. Возможно, через какие-то две тысячи лет человечество так же отнесется и к скромным изваяниям середины двадцатого века, перенеся их из дворов детских садиков, школ и оздоровительных лагерей. За неимением мрамора в статуях использовали красный кирпич, щедро оштукатуренный и покрашенный, а темой служили бытовые и природные мотивы. Таков был и олень, один из многих, стоящий на возвышении посреди круглого, медленно разрушающегося бассейна, набитого всякой всячиной в виде мусора и прелой слежавшейся листвы. Олень не использовался, как фонтан, надцать с чем-то лет, но столь прочен был материал и творческий заряд, вложенный автором, что рука времени не сильно его (то есть, зверя) коснулась. Разве что некоторых мелких и несущественных деталей. Правда, стоя наотшибе, эстетической нагрузки олень уже не нес, но для тайных встреч годился как нельзя более.

Катька сидела на олене верхом, сжимая коленями его бока, очень напоминая скачущую за Каем Герду, отчего скульптура выиграла, а конспирация проиграла. Завидя со своего насеста мальчишек, девица ловко соскочила им навстречу.

— Радуйся, — хмуро сказал Даник. — Лучше общаться с тобой, чем убирать территорию.

— "Дело о краже метелки" можно вычеркнуть! — заголосила девчонка, пропуская мимо ушек оскорбление. — Этот позор для нашего бюро…

— А мы уже бюро?

— Можно "команда," — Катька широко улыбнулась, словно предоставляя парням широчайшие возможности для выбора. — Мы же не можем так это оставить.

Даник присел ногами в бассейн, попинал мусор.

— Ну неужели вам не интересно?!

Тут Катька была права, интересно им было. Хотя еще раз пережить подобную жуть… Они успели спасти понурившуюся Катьку от морального самоубийства в бассейне и стали ее уговаривать. А потом послали за тетрадкой: пусть радуется человек. Не на ту напали, Катька приготовилась заранее: и кожаная тетрадка лежала под оленем, и ручка. А робкая попытка сделать секретарем на этот раз ее была пресечена на корню. Да, она писатель. Когда-нибудь. И тут не повесть — тут материалы расследования, и Максиму их записывать она, Катька, вполне доверяет. Даник доверял тоже — взять в руки ручку до первого сентября он никак не желал.

— Хорошо, — Макс тяжело вздохнул, — будем блюсти традиции. И назовем это дело…

— Дело о привидении.

Симрик кивнул:

— Банально, но верно. Итак, пункт первый. Что мы знаем о привидениях?

"Привидения, — крупно написал он. — Они же духи, они же призраки…"

Даник поднапрягся и выдал "труп отца Гамлета" — вероятно, сказалась бессонная ночь. Катька истерически захихикала. Максим сказал, что он так не работает. И если они хотят серьезно вести расследование, то пусть вооружатся бумагой и ручкой и распишут все, что им известно о призраках, по трем столбцам: "факты, кино и литература". Нет, даже по четырем. Все так или иначе знают про привидения, так и надо поспрашать народ. А он, Макс, так уж и быть, сведет информацию воедино. Короче, пляшут от печки. Этой загадочной фразой и завершилось первое совещание.

Есть ли в природе привидения, науке до сих пор не известно. Зато простому человеку известно доподлинно, что привидение — это чья-то неупокоенная душа. Причины этой неупокоенности могут быть самые разные. А вот привычки привидений сродственны во всех концах света. Во-первых, (за)водятся привидения как правило в заброшенных, таинственных и зловещих местах, как-то кладбища, полуразрушенные замки, покинутые дома и т. п. Во-вторых, они не выносят электрического освещения (Свечное — пожалуйста, даже наоборот, лишь бы свидетель одинокий попался, а таинственное дуновение ему обеспечат. Чтобы свечка погасла, и бедняга бежал, выдирая на себе волосы. А вот попробуй задуть электричество! Впрочем, ходят слухи, что привидения постепенно осваивают прогресс, научились выкручивать электрические пробки, швыряться мебелью, а некоторые особливо продвинутые селятся в метро и поездах). В-третьих, привидение (за редчайшим исключением) пощупать невозможно. Раз уж это мнение возникло, значит, кто-то пытался. И у него не получилось. Но, пересекаясь с привидением, индивидуум может ощутить могильный (вариант — леденящий) холод или странный жар. Или уже упомянутое выше загадочное дуновение. Проявляется же деятельность привидений большей частью через зрительные и слуховые образы, как то, слабый туман, дымка, большей частью принимающая очертания человеческой фигуры, иногда весьма явственной, хотя порой фигуре этой недостает некоторых деталей, скажем, головы (впрочем, голова эта может отыскаться у духа под мышкой или в некотором отдалении от него. Бывали случаи, когда привидения использовали свою голову как кегельный шар или футбольный мяч). Часто фигура привидения кажется закутанной в могильный саван — это что-то навроде развевающейся простыни. Чтоб страшнее? Иногда в субстанции привидения наличествует призрачный образ убившего предмета: веревка повешенного, торчащий из груди нож — порой с видом льющейся крови. По слухам, кровь эта начинает течь, когда привидение оказывается рядом с убийцей (не вообще, а себя, любимого, точнее, бывшего тела). Привидения также сопровождают звуки — трущихся костей, звенящих цепей и кандалов, стоны, вопли, хрипы, душераздирающие, иногда вполне внятные стенания ("Проснись, убийца! Ты убил кассира Сидорова! Роман в двадцатом колене, выходи!" и далее). Привидения можно заснять на фотопленку (иногда они получались даже там, где глазами их никто не видел).