Борис Лапин - Ничьи дети (сборник)

Вслед за мальчишкой в проеме окна показался благообразный приветливый старик.

— Здравствуйте, — сказал он очень вежливо. — Простите, что помешал вашим занятиям. Дело в том, что я ищу… сына.

Жетон выпал из рук Кэта и закатился под койку. Биг разинул рот. Найс выключил свою музыку.

— Сына? — переспросил Стек. — Ты ищешь сына — здесь? Здесь нет сыновей.

Старик недоверчиво улыбнулся — он принял слова Стека за шутку.

— Я понимаю тебя, парень. Ты хочешь сказать, что вы уже взрослые. Но когда-то и вы были чьими-то сыновьями. Иначе не бывает. Все люди рождаются от отца и матери, вот ведь оно как.

— Почему ты пришел именно сюда искать своего сына? — холодно спросил Айз, хотя внутри у него все запрыгало от нетерпения.

Старик оглядел комнату и присел на краешек свободной койки.

— Я издалека, устал… Помогите мне, ребята, если можете. Мой сын жил в специальном городке…

— В Городке?

— Да. Я послал ему письмо, и мне ответили, что мой сын и его товарищи как раз направлены сюда, в столицу. Здесь вас не так уж много, не правда ли?

— Два раза по кружочку, — сказал Биг. Старик не понял. Биг начал сбивчиво и торопливо объяснять: — Десять — палочка, десять палочек — кружочек. Нас здесь как раз два кружочка. Два кружочка, два раза по десять палочек…

— Ага, две сотни, — догадался старик. — И среди них мой сын. Его зовут Диэго.

— Диэго? — повторил Стек. — Никогда не слышал такого странного имени.

— Скажи, старик, — Айз пересел на ту же койку. — А как твой сын Диэго попал в Городок?

— Это обыкновенная история, мальчики. Наверное, все вы попали в свой Городок точно так же…

Старик положил руку на стриженую голову Айза, и Айзу вдруг представилось, что сейчас произойдет невероятное: этот старик окажется его отцом; Айзу больше всего на свете хотелось, чтобы старик оказался его отцом.

— Эх, безотцовщина, безотцовщина, сироты вы мои! — Старик обвел всех десятерых ласковым взглядом, и все десятеро невольно подались вперед; Айз почувствовал, что каждый из его товарищей мечтает о том же.

— Моему Диэго было пять лет, когда я стал безработным и нищим. А моя жена, его мать, умерла еще раньше от болезни. Мы с ним голодали много-много дней, и он стал таким худеньким, таким бледным, что я боялся взглянуть на него. Я ходил по свалкам, искал сухие корки, обглоданные кости, огрызки фруктов — этим мы и жили. Диэго таял на глазах как свечка, и я думаю, очень скоро совсем растаял бы. Но тут появился человек в военной форме, он набирал мальчиков, чтобы отвезти их в Городок и выучить на механиков; он обещал, что с мальчишками будут хорошо обращаться, что они будут сыты, одеты, обуты и научены ремеслу. И я отдал своего Диэго — не помирать же мальчишке с голоду. Мне сказали: когда курс обучения в Городке закончится, я снова смогу взять его к себе. И вот теперь он где-то здесь, правда, не механик, а солдат…

Старик умолк и пристально оглядел всех по очереди. Его проницательный взгляд подолгу изучал каждого; остановился он и на Айзе, но меньше, чем на других; горькая ревность захлестнула Айза.

— Ты лжешь, старик! Он все лжет, ребята, его подослали повстанцы. Если бы нас взяли в Городок пятилетними, мы помнили бы детство, а никто из нас ничего не помнит. Так что поищи своего воображаемого сына где-нибудь в другом месте, не то мы кликнем капрала.

Старик нисколько не испугался, только резче обозначились морщины на его лице, и Айз сам ужаснулся тому, что сказал. Не он ли всю жизнь ждал этого случая?

— Эх, парень, парень, сколько обиды накопилось в тебе! А ведь я тебя не осуждаю. Что такое ребенок без матери, без отца? Почти звереныш. Да, ты не мой сын, разве ты не видишь, что совсем не похож на меня? Но и у тебя есть отец, может, он еще найдется. Ты умный парень и умеешь самостоятельно мыслить. Подумай, кто же осмелится прийти к вам без крайней нужды — после всего, что вы натворили в джунглях? Да ведь вас считают здесь дикими зверями, хуже зверей. Но я-то понимаю, вы обыкновенные ребята, не хорошие и не плохие, только выросшие без отцов. Кто мог научить вас добру? Ваши капралы, такие же сироты, как вы?

— Но почему мы не помним детства? — упрямо повторял Айз, глядя в пол.

— У вас отняли детство, — прошептал Старик. — У вас отняли самое дорогое, что есть у человека, чтобы вы не знали жалости и сострадания к людям.

— Как?! — разом выдохнули десять ртов.

— Не знаю. Откуда мне знать, как это делается, я человек неученый, даже грамоту не одолел. Может, сделали операцию на мозге. Может, вытравили память газом. Не знаю. Но я не верю, что из человека можно вытравить все человеческое. Что-то непременно должно остаться. Какие-то пусть едва заметные следы. Постарайтесь вспомнить.

— Старик, — попросил Найс, — расскажи нам, какой был твой сын. Может, мы и вспомним.

Старик подошел к Найсу, приложил ладони к его щекам и долго всматривался в лицо Найса.

— Он был похож на тебя, мальчик. Очень похож на тебя, — сказал Старик, и глаза его закрылись. Он продолжал с закрытыми глазами, как бы глядя в прошлое. — Не могу похвастать, что он рос мужественным. Он часто плакал — но не от боли. Это был чувствительный мальчишка, чертовски чувствительный и застенчивый. Моя жена неплохо пела, и он любил песни, особенно грустные. Когда она умерла, Диэго пристрастился слушать музыку по радио. Он слушал музыку целыми часами — и слезы текли по его лицу…

Они вскочили на ноги и окружили старика, только Найс остался сидеть.

— И ты можешь доказать?

— Есть какие-нибудь приметы?

— Родинки, шрамы, что-нибудь?

— Постойте, ребята, — сказал Найс. — Постойте, не мешайте. Скажи, старик, твоя жена была черноволосая? И у нее были большие карие глаза?

— Да, мальчик.

— Я помню ее.

— Ты… помнишь? — изумился Айз. — Ты же ничего не помнил раньше, я тебя спрашивал!

— Теперь я вспомнил. А ты… ты учил меня стрелять из лука?

— Конечно, сынок! Я сделал тебе лук из дикой лозы, и ты ловко управлялся с ним, хотя он был чуть не с тебя ростом.

— Я помню, — прошептал Найс и закрыл лицо руками. — Я помню это, отец…

— А я стрелял только из автомата, — с грустью вставил Чертенок Педро.

— Погоди, не торопись называть меня отцом. У кого в этой стране мать не была черноволосой и кареглазой, кого отец не учил стрелять из лука! Не разочароваться бы нам с тобой. Закатай брюки. Вот здесь, где-то здесь у тебя должен быть небольшой шрам. Ты напоролся ногой на ржавый гвоздь.

— Вот он! — закричал Стек, отыскав на ноге Найса едва заметный шрамик.

Такие шрамы были у всех — много довелось ползать под колючей проволокой.

— И еще на руке, — сказал старик. — Только не помню точно, на какой, ведь столько лет прошло. Помню, чуть ниже локтя.

— Вот он! — закричал теперь уже сам Найс. — Вот он, отец! Теперь я вспоминаю, я сорвался с дерева и напоролся рукой на сучок.

— Диэго! — сказал старик.

— Отец! — Найс прижался головой к груди старика.

Все остальные молча стояли вокруг, потрясенные и обескураженные. Наконец старик поднял голову и глазами, полными слез, оглядел ребят.

— Я нашел сына. Диэго нашел отца. Но все вы дороги мне, как родные дети. Этот человек в военной форме скупил тогда много мальчишек, может, вас так и держали вместе. И пока вы не найдете своих отцов и матерей, считайте отцом меня. Все вы братья Диэго. Ведь так, Диэго, они твои братья? А раз твои братья, значит, мои сыновья. Мальчишки мои, сироты, дорогие мои! Я должен вернуть вам страну вашего детства. Хотите, я отведу вас в эту удивительную страну?

Он тоже стреляет из лука!..

Лук большой, тяжелый, тугой; Айз упирает его в землю, натягивает тетиву, и заостренный конец стрелы тянется к плоду, висящему высоко на дереве; Айз отпускает тетиву. «Вжик!» — поет стрела, и плод грузно падает к ногам. Он бросается к плоду, разрезает его пополам, и вместе с маленькой сестренкой они пьют сочную, ароматную кашицу, пачкая в липком лица и руки.

«Вжик!» — поет стрела, и новый плод падает в траву.

Но что это за огоньки в ветвях — два зеленых злых огонька? И что за урчание, похожее на кошачье, только страшное? Айз весь леденеет; он никогда не видел ягуара, но он знает — это ягуар. Он загораживает собой сестренку, и она доверчиво прячется за его спину; Айз — будущий охотник, будущий мужчина, Айз должен защищать. Из последних силенок натягивает он лук, так что тетива звенит. «Вжик!» — поет стрела, и зверь в один прыжок опускается рядом. Из пятнистой шеи торчит стрела, брызжет тоненькая струйка крови. Зверь заносит могучую когтистую лапу…

«Все. Конец. Уже конец, — думает Айз сквозь сон. — Как жаль, едва попал в страну своего детства — и уже конец!»

Но пусть это будет только его конец. «Беги!» — кричит он сестренке, и она убегает, продираясь сквозь лианы. Он стиснул в руке игрушечный нож. Конечно, это не оружие против ягуара, но Айз не отдаст жизнь даром. Зверь напружинивается, скалится, слюна кипит на желтых клыках — и прыгает.