Михаил Успенский - Алхимистика Кости Жихарева

Ботан грустно улыбнулся.

– Вернёмся не мы, – сказал он. – Вернутся двое неизвестных граждан без документов и определённых занятий, с окающим выговором и с небольшим мешочком золотых монет. Мешочек, ежу понятно, бесследно пропадёт со склада вещественных доказательств. А нам придётся давать признательные показания…

– Какие показания, дурилка? У нас же всё будет по чесноку!

– Нас попросят по чесноку показать, где мы, два бомжа в карнавальных прикидах, закопали тела невинно убиенных несовершеннолетних Жихарева Константина Ивановича и Филимонова Нила Эдуардовича, за которых себя выдаём. Если попадётся хороший адвокат, отделаемся пожизненной психушкой…

Костя подумал-подумал – и в ошеломлении кивнул. Потому что в нашем правовом пространстве по-другому быть просто не могло.

– Мы никакие не попаданцы, – вздохнул он. – Мы пропаданцы!

Друзья сидели друг против друга за столом в небольшой чистенькой гостиничной комнате, которую ботану удалось снять за приемлемую цену.

– Вот ты смеялся, когда я тебя всю мелочь из копилки выгрести попросил, – сказал Филимонов, когда они без проблем поселились. Необычная одежда путников не смутила новгородцев – тут и не таких видали! – Куда, мол, они за рекой годятся! – продолжал Нил. – А вон как хорошо на меняльном дворе пошли!

– Ты и меня удивил, – сказал Колобок. – Ведь ваши монеты не золото и не серебро, а так, не пойми что…

– Э, – сказал Джульверн. – Я исходил из того, что всякий меняла поневоле коллекционер-нумизмат. Должно же быть и у делового человека какое-то увлечение! Наверняка они откладывают для себя редкие экземпляры. А реже монет Российской Федерации здесь быть не может! Чеканка высшего качества, да ещё насечки по ребру!

– Надо вернуться, собрать все оставшиеся в доме деньги и разменять! – воскликнул Костя.

– А вот тогда российским денежкам выйдет полная инфляция, – сказал Филимонов. – Менять их надо небольшими партиями и желательно в разных городах…

– Причём до поры, – мрачно заметил Колобок. – Где-нибудь наверняка подвернётся бдительный изувер и завизжит: «Это дьявольские деньги! Человеческие руки не в силах выполнить такую тонкую работу!» Сами-то менялы, ясное дело, ни во что не верят, но среди их клиентуры…

Во всяком случае, стало понятно, что в былинном Новгороде можно продержаться несколько дней под крышей и с хозяйским столом. А продукты в рюкзаке решили приберечь на всякий случай…

Старшина новгородского буяна (так на Руси ещё в начале прошлого века называлось место разгрузки судов) поглядел, как Костя подбрасывает и ловит две дубовые колоды, – и сказал:

– С дорогой душой беру тебя, отрок! Медную денежку в день уж как-нибудь от себя оторву! Работают у нас от первого света до последнего, а всё остальное время – спи-отдыхай али буянь по кружалам с товарищами!

(Ясно, откуда появился глагол «буянить»?)

– Денежку в день своей кошке будешь платить за мышиную охоту, дядя, – сказал ботан, выступивший в роли продюсера Кости. – Мой клиент в этом… а, во Пскове, чистую гривну серебра подённо получал!

– Так и оставался бы во Пскове, – сказал староста и скривился: Псков был давним соперником Новгорода.

– Прослышали мы, – сказал Филимонов, – что новгородские хозяева не чета псковским скобарям – богатые и щедрые!

– Оно, конечно, верно, – проокал староста, – только гривну в день даже веденецкий дюк никому не платит и сам не получает!

– Это пахан здешний, что ли? – тихонько спросил Костя.

– Это дож Венеции, – так же тихо ответил ботан, а в полный голос потребовал: – Набросить надо бы, хозяин! Детский труд эксплуатируешь – за это по головке не погладят! Да ещё педофилию приплюсуют!

От таких страшных слов староста закатил глаза, пошевелил усами, пятернёй расчесал бороду…

– Ладное дитятко! Добро, по тароватости своей удвою плату: уж больно молодец дороден!

– Я худею! Но мы обдумаем ваше предложение, – с превеликим достоинством сказал Филимонов. – Завтра тоже день будет…

И потащил Костю за собой.

Колобок затаился в богатырском рюкзаке и в собеседовании не участвовал.

– …Вот поэтому в народе и говорят: «От трудов праведных не наживёшь палат каменных»! – сказал Виссарион Глобальный, удобно примостившийся в глиняной миске посреди стола.

– А как же насчёт честных денег? – сказал ботан. – Чтобы они потом в черепки не перекинулись?

– Бывает так, что можно заработать и честно, и много, – сказал Колобок. – Надо только в здешней конъюнктуре разобраться…

– А если в дружину пойти? – с надеждой спросил Костя. – Хлопну об стол богатыристикой – махом примут, обмундирование выдадут, на пайковое довольствие поставят!

– Сразу видно – генеральский сынок, армейская косточка! – сказал Колобок. – Только для князя наёмного твоя богатыристика не документ. Подействовать она может разве что на Садка, поскольку он и сам былинный герой. Вот только где его искать? Вдруг мореплаватель наш в очередной экспедиции?

Тут с шумом распахнулась дверь – не иначе, пинком открытая.

К сожалению, на пороге нарисовался вовсе не Садко, как случилось бы в любой уважающей себя сказке. А у нас-то правдычка суровая!

Там стоял невзрачный шпендик в сером кафтанчике и серой же шапочке. Другую шапку он вертел в руках, явно показывая сей головной убор обитателям комнаты. Эта шапка была нарядная, красная, расшитая золотыми нитями. Примерно в такой Иван-царевич с известной картины рассекает дремучие леса верхом на сером волке и с краденой царевной в охапке.

Некоторое время обе стороны в напряжённом молчании изучали друг друга.

Первым не выдержал шпендик:

– Вы чего мешкаете? А ну – встали да побежали! Он ждать не любит!

И в доказательство потряс красной шапкой.

– Ты кто таков, младой утырок, какого роду-племени? – сказал Костя. Помаленьку возвращался к нему словарь Руси Былинной. – Из какой земли, какой орды?

– Я – Потаня Маленький! – сказал шпендик с такой гордостью, словно представился Карлом Великим.

– Видим, что небольшой, – сказал Нил. – И что тебе нужно, невеличка ты наша?

– А, вы тут новики, – сказал Потаня с пренебрежением. – Порядка покуда не знаете. Требует вас к себе сам Василий свет Буслаевич! Шапку его в Новгороде каждая собака знает и при виде её трепещет и подчиняется!

Вот уж с кем встречаться не хотелось! Хотя…

– Костян, может, мы с этим отморозком Васей договоримся? – прошептал Филимонов. – Тем более он богатый, деньгами швыряется…

– Нет уж, – сказал Костя. – Богатыри с бандюганами не договариваются. Они их до седла рубят!

И обратился к послу:

– Если нужны мы твоему боссу, то пусть он сам сюда явится! Хлеб за брюхом не ходит!

И покосился на дремлющего в миске Колобка: не оскорбится ли?

– Не хотите по-хорошему – по-худому пойдёте! – посулил Потанюшка Маленький, и, не дожидаясь честно заработанного пенделя, вылетел из помещения во двор.

Фигура новгородского дебошира и бандита Васьки Буслаева в прошедшем веке распиарена в России была до неимоверности, как надувной богатырь, рекламирующий у кинотеатра известную серию мультфильмов.

Особенно возлюбил этого громилу классик русской и советской литературы Максим Горький.

Он писал: «Василий Буслаев – не выдумка, а одно из величайших и, может быть, самое значительное художественное обобщение в нашем фольклоре».

Классик вообще предпочитал честным труженикам всяких бродяг, бомжей, босяков, уголовников и прочую нечисть. Такая мода была в те времена, накануне череды русских революций. Поэты, художники, композиторы воспевали вольную волюшку и её криминальных носителей. Не умолкает и в нынешнем русском застолье песня о том, как атаман Стенька Разин героически утопил персидскую княжну… А как иначе обезвредить шахидку?

Да и пришедшие к власти большевики считали уголовников «классово близкими»…

А великий режиссёр Сергей Эйзенштейн в великом (но исторически, мягко говоря, некорректном) фильме «Александр Невский» вывел Ваську этаким добродушным силачом, гасящим псов-рыцарей первой подвернувшейся оглоблей. Актёр и режиссёр Николай Охлопков, сам мужик здоровенный, просто купается в этой роли…

Между тем былины умалчивают о каких-либо военных подвигах «дородного доброго молодца» в деле защиты родимого Господина Великого Новгорода. А рисуют они личность малосимпатичную…

Отцом Васьки был некто Буслай, доживший до девяноста годов благодаря покладистому характеру:

Немал-человек, похоже, был старик Буслай! Возможно, даже посадник новгородский, определявший всю политику республики! А кто бы ещё мог «спаривать», «вздориться» и «перечиться» с иными городами?