Елена Никитина - Огненный путь Саламандры

Влад поспешил прислонить колун обратно к «козлу», но немного не рассчитал, и орудие дровосека рухнуло прямо на ногу ничего не подозревающему Змею Горынычу. Как же давно я не слышала от отца таких витиевато-возвышенных эпитетов, да еще по поводу степени родства владыки со всеми потусторонними силами вместе взятыми. Он даже пообещал наслать на него обратно только что снятое проклятие, если Влад еще хоть раз посмотрит в сторону топора.

— Да ладно тебе, не отрубило же ничего. — Владыка не придал происшествию должного значения.

— Вот я сейчас тоже «не отрублю тебе ничего», — продолжал разоряться мой папашка, прыгая на одной ноге. — И будешь без наследников всю оставшуюся жизнь куковать. Больно же!

— Ну извини…

— Не извиню! Чуть ноги меня не лишил!

— Не преувеличивай.

— Может, я именно эту самую ногу больше других люблю, а ты по ней топором.

— Да ничего с твоей ногой не случится!

— Случится! Дуй!

— Чего?

— Дуй, говорю. — Змей уселся обратно на «козла» и вытянул вперед пострадавшую конечность. — На ушибленное место всегда дуют, чтобы зажило быстрее.

— Вот еще! — Владыка возмущенно фыркнул и демонстративно отвернулся. — Ты когда ее мыл последний раз?

Тут уже я не выдержала и расхохоталась в полный голос. Честное слово, эти двое прекрасно дополняли друг друга. Легкость в общении и бесшабашность одного и повышенная серьезность, иногда граничащая с занудством, другого так хорошо сочетались между собой, что было бы очень странно, если они так никогда и не поладят. Полоз тоже по достоинству оценил комизм ситуации, и теперь мы веселились с ним на пару, громко при этом обсуждая забавных предков.

— Паяцы, — беззлобно констатировал Влад, подозреваю, имея в виду всех нас вместе взятых. А на моего отца вообще нельзя было долго злиться, он такие умильные рожицы строил, что снова вызвало с нашей молодежной стороны бурное веселье.

— Жестоко было грозиться лишить владыку наследников, когда он только-только обрел такую возможность в принципе, — как бы невзначай заметила Алессандра, со сдержанной улыбкой наблюдая за всем происходящим.

— Ты хочешь сказать, что теперь я могу на полном серьезе потребовать у него, — Полоз непочтительно ткнул в сторону отца пальцем, резко перестав смеяться, — братика или сестренку?

— Конечно, можешь, — хитро заулыбалась Алессандра. — Ему ничто не мешает, проклятие полностью снято, его чары больше не властны над вашим родом. Все зависит только от личного желания твоего отца. Владыка у нас еще мужчина в самом расцвете сил, и вряд ли женская красота стала ему доставлять всего лишь эстетическое наслаждение. Я права? — Ведьма кокетливо похлопала ресницами, а владыка стыдливо зарделся, как маков цвет в летнюю пору.

— Тогда я хочу сестренку! Нет, две! — безапелляционно заявил Хранитель Золота и скрестил руки на груди, давая понять, что он предельно серьезен. — Отец, я в тебя верю. Всю жизнь мечтал о большой многочисленной семье. Дядьки, тетки, братья, сестры, кузены. Первые и вторые нам правда уже не светят, а вот по поводу остальных…

— Опа-на! — Змей Горыныч, еле сдерживая смех, сочувствующе положил ладонь другу за плечо. — Влад, кажется, ты серьезно попал. Придется потрудиться.

— Отвали. — Владыка раздраженно скинул чужую руку с плеча. — Нашли тему для веселья. Я лучше с внуками понянчусь, оно как-то правильнее в моем возрасте.

— Не будь занудой, Влад.

— Отвали, я сказал!

— Да ты просто боишься, — обрадованно догадался Царь Долины и проникновенно заглянул в красное от смущения лицо владыки. Тот попытался отвернуться и стыдливо отвести взгляд, но Змей забежал с другой стороны. — Точно боится. Отвык, наверное, от детишек. Да мы еще этой молодежи покажем о-го-го! На сто очков вперед выйдем!

— Змей, прекрати сейчас же! — Мой свекор даже ногой притопнул от переполнявшего его раздражения. — К тому же меня мучает еще один немаловажный вопрос, о котором никто из вас даже не вспомнил.

— Отец, о чем ты? — сразу нахмурился Полоз. Видно, он не мог вспомнить, что такого важного успел на радостях упустить.

— Кольцо Саламандры!

— Кстати, да, — недовольно кивнул мой благоверный и обратил вопросительный взор на Алессандру. — Кто тот странный старик, что принес это кольцо? И откуда оно у него взялось?

— А вот это вы сами у него и спросите. — Жрица надула губы и обиженно отвернулась, словно Полоз с владыкой спросили что-то неприличное.

— С удовольствием. Найти бы его еще.

— А что его искать, этот старый хрыч наверняка давно уже подслушивает наш разговор, — не поворачивая головы, ответила Алессандра. Оказывается, возраст, даже такой солидный, как несколько тысяч лет, не сильно влияет на характер женщин. По крайней мере, менее капризными они от этого не становятся.

— А почему он не показывается? — Владыка принялся озираться по сторонам, пристально всматриваясь в каждый куст, даже верхушку ближайшего дерева не забыл рассмотреть, будто тщедушный старичок мог проявить чудеса ловкости и туда вскарабкаться. — Я бы с ним с удовольствием побеседовал.

— Откуда я знаю? Стыдно, наверное, вот и не показывается.

— А чего же ему стыдиться? Или он с подлецом Верховным Жрецом заодно? — полюбопытствовал Полоз.

— И ничего я с ним не заодно! — Скрипучий старческий голос заставил нас всех резко повернуться к воротам, явившим нам новое действующее лицо — того самого старика, на домик которого я наткнулась в первый день моего побега из Царства Золотоносных Гор. — Мог бы — собственными руками задушил. — Тощие сморщенные кулачки воинственно сжались, потрясая воздух.

Память меня редко подводила, и я прекрасно помнила, какой длительности переход этот кажущийся безнадежной развалиной старикашка проделал за один день, и сомнений в успехе его предприятия по удушению Мурвинальха у меня даже не возникло.

— Очень интересно… — Владыке дедок тоже оказался неплохо знаком. Значит, не просто так он на моем пути появился. — Давай рассказывай, — скрестив руки на груди, приказал мой свекор.

— А что рассказывать-то… — Старик сразу засмущался, опустив глаза долу. — Так я это… я того… мне как-то…

— А конкретнее, — потребовал подробностей Влад.

— Алес, может, ты, а? — Выцветшие глаза с надеждой уставились на великовозрастную жрицу, а сухонькие ручки в молитвенном жесте сложились на тощей груди.

— Аспид, у тебя совесть совсем от старости мхом покрылась? — возмутилась ведьма, взмахивая огненной тросточкой, будто отгоняя от себя назойливых насекомых. — Даже такое серьезное дело, как собственное успокоение, не можешь сам до конца пройти. Сумел напакостить своим потомкам, постарайся уж и почище убрать за собой, раз уж представился такой случай. Имей в виду, другого может и не быть.

— Аспид?! — Наше повышенное и не слишком радостное внимание совсем смутило дедулю.

Вот уж с кем с кем, а со столь далеким предком моего муженька, заварившим ту самую кашу, которую мы теперь тут все дружно расхлебываем, встретиться я предполагала меньше всего. По моим подсчетам, его косточки уже давно должны были рассыпаться прахом в родовом склепе. Ан нет, жив, курилка. Неужели и правда совесть даже на том свете покоя не дает?

— Но я… Эх, ладно! — Старичок махнул рукой и храбро повернулся к нам лицом, неумело изображая народного героя перед казнью в застенках жестоких мучителей. Даже на спасительные ворота, которые так заманчиво оставались открытыми, покосился, видно обдумывая пути отступления.

— Да, я и есть Аспид Четвертый, тот самый, которого вы все проклинаете за трусость и малодушие. Это моя ошибка, совершенная много веков тому назад, принесла моему роду столько несчастий. Поверьте, за свой грех я расплатился сполна. В качестве наказания эта добрая женщина, — старик, не глядя, указал головой на Алессандру, — с величайшего позволения Вершителя обрекла меня на жизнь вне жизни, смерть вне смерти. Для всех своих потомков я умер в положенный срок и был похоронен в фамильном склепе, а на самом деле… На самом деле с тех самых пор и до сегодняшнего дня мне суждено было стать невидимым свидетелем вымирания собственного рода. Я даже не представлял, насколько это будет страшно. Год за годом, десятилетие за десятилетием, век за веком я видел результат Огненного проклятия Саламандры на собственных потомках и с ужасом понимал, что в один прекрасный день увижу смерть последнего владыки Золотоносных Гор и крушение такого сильного и процветающего царства. И ничего не смогу сделать! — По впалой щеке Аспида прокатилась одинокая слеза, а голос задрожал от еле сдерживаемых рыданий, но он сумел взять себя в руки и продолжить более спокойно: — Сначала я во всем винил Саламандру, даже ненавидел ее, проклинал, надеясь, что ее потомки испытают хотя бы только малую крупицу того, на что она обрекла моих. Неужели она не могла понять, что не мог я тогда пойти против воли отца, не мог жениться на ней, потому что более сильная женщина — Власть — стояла между нами, что обстоятельства очень часто оказываются против нас, и мы бессильны что-либо сделать. Но много позже я понял, что с моей стороны это была лишь защитная реакция, желание во что бы то ни стало оправдать собственный низкий поступок. Саламандра, конечно, тоже хороша. Могла бы просто отыграться на мне, а не устраивать проклятие с широким размахом, но, если честно, более страшной кары она не могла придумать. И я, признаюсь, заслужил ее. Ведь для меня никогда не было секретом, что именно я являюсь главным претендентом на престол после отца, а Саламандра, что уж скрывать, несмотря на пылающую в моем сердце страсть, была мне не ровней. Надежда, что отец разрешит мне взять жену из низшего сословия, даже при условии, что она обладает поистине оригинальными способностями, умерла сразу, как только я заикнулся об этом. Что было делать? Я испугался. Испугался пойти против воли отца. Испугался его гнева. Испугался остаться вообще без каких-либо прав и без средств к существованию. Мне казалось тогда, что женщина, если она искренне любит, просто обязана меня понять.