Сергей Лукьяненко - Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник)

Хоть кто-нибудь еще помнит, что это ритуал защиты? Вряд ли.

Кто-то дернул ее за рукав. Табити готова была врезать тому, кто мешал ее размышлениям, но прежде сподобилась глянуть, кто это. И правильно сделала.

– Тетя Таб, а тетя Таб, ты, когда молодая была, тоже вокруг елки плясала?

– Да. Плясала не слишком хорошо, но молодая была. А скажи мне, мелкий, – елки после праздника еще сжигают?

– Ага! Все орут: «Елка, гори!», и Зимняя стража поджигает. Красотища! Хотя Икелас говорит, что нельзя так делать, пожар может быть… А ты за елкой сегодня ходила?

– Прости, мелкий, сегодня не успела.

Таффи виду не подал, что огорчен.

– Да ладно. Я ж говорил – большой я. И не верю, что к хорошим детям приходит из леса старый дед с мешком подарков.

– Вот, значит, кого теперь ждут.

– Угу. Зимняя стража вроде как его встречает, а подарки под елку кладут. Ну а к плохим придет бука, и стража ее прогонит.

– О чем ты говоришь?

– Ну вот глупости всякие, в них только малышня верит.

Это правда глупости.

«Они разучились называть свой страх по имени и забыли о нем».

Ничего не осталось. Только пляски вокруг елки да жертвенные приношения – подарки? – под ней. Только еловые ветки и шишки, украшающие одежду, окна, двери.

Вдруг она поняла, чего ей не хватало в Красном доме. Раньше зимой пол там устилали еловые и сосновые ветки, и наставница заставляла менять их, чтоб свежие были, и перебирать, чтоб смоляным духом пропитаться.

А теперь пол был чистый.

– Знаешь что, – сказала она племяннику. – Не поеду я за елкой на рынок. Найму возчика с санями и поеду прямо в лес.

Леса были основным богатством этого края. Собственно, ради того, чтоб закупать лес, и проложили сюда дорогу несколько лет назад.

Но местные верования пока что позволяли хвойным лесам за пределами человеческих поселений оставаться если не в первозданном виде, то хотя бы не вырубленными. И чем дальше путник удалялся в глубь этих лесов, тем более пугающим представлялись они его взору. Таких мощных и старых елей не сохранилось больше нигде. Только путники здесь бывали редко.

Не то чтоб здесь вообще никто не бывал. Не было такого запрета. Здесь бывали охотники, летом забредали особо отчаянные собиратели грибов, хворост собирать тоже не возбранялось – это не рубить. А порубщики приезжали только зимой. До этого выбирали деревья, которые следовало водрузить на городской площади и в присутственных местах. За таковыми целые обозы присылали. А потом уж тянулись те, кто рубил деревья помельче – для домов горожан. Так что были здесь зимой проложены санные пути. Но все-таки в самую глубь бора они не продвигались.

И чем ближе к празднику, тем меньше в бору порубщиков. Кто не успел срубить елку, тот зачастую не сунется в бор, предпочтет взять сосну («Ах, какие здесь сосны! – плакали чужеземные купцы. – Продавали бы корабельщикам – озолотились бы!») или какое иное дерево, лишь бы с иглами.

Только Зимняя стража могла заходить в самую чашу. Не просто могла – обязана. Это была часть обязательного зимнего ритуала – пройти до самого древнего дерева и вернуться. Самое веселье и начинается после того, как стражницы возвращаются из леса.

Может быть, когда-нибудь они просто будут делать вид, что ходили в чащу. Но не сейчас, думала Герса. Пока она главная в Красном доме, такого не будет.

Девушки, впрочем, и не расстраивались из-за того, что ушли далеко в лес. Прогулка ясным зимним днем по хрустящему глубокому снегу их даже радовала. Когда обратно пойдут, выдохнутся – тогда, наверное, будет иной настрой, но сейчас… Кровь молодая, горячая. И не только молодая кровь их греет, одеты они потеплее, чем при исполнении спирального танца. В лесу красоваться не перед кем, и на них не нарядные полушубки, а другие, потяжелее, в них даже жарко. Сапожки валяные, под них еще носки вязаные можно надеть. В общем, гуляй хоть целый день – не замерзнешь. Про оружие только не забудь. Потому что даже если они не встретят того, кого могут встретить… Волков в лесу зимой никто не отменял. А может, лесорубы ненароком поднимут медведя. Такое редко бывает, но все же случаи в архивах отмечены. Так что девочки помимо положенных по штатному расписанию мечей были вооружены луками, а у Герсы было короткое копье.

Но, похоже, никто об опасности не думал. Уж слишком хорош был день. Как раз то, что надо. Снегопада нет, а морозец – легкий, бодрящий. В отдалении слышны удары топора, порубщик запоздалый, единственный, но и его присутствия достаточно, чтоб девочки не чувствовали себя в одиночестве. Но они ушли от проезжих троп, от санных путей. Здесь ели такие, что шпили храмов в больших городах могут с ними сравниться. Та, что стоит на городской площади, – одна из младших сестер. Если взобраться на вершину одной из здешних елей, наверное, можно увидеть иные страны. А на ветвях можно выстроить настоящие дома. Если же задержаться здесь до ночи, то звезды опустятся на эти могучие хвойные лапы. Только никто не рискует оставаться здесь зимней ночью, и зрелище такое скрыто от глаз людских.

Нет, они не думали об опасности. И Герса не могла припомнить, думала ли она об этом в их возрасте. Для того есть наставницы, а она, возможно, также беззаботно швырялась снежками… или нет, снежками вряд ли. А песни пела, даже в сильный мороз.

Или страшненькую-страшненькую:

Из-за пения и смеха они и не услышали, как скрипит снег. Смолкли только когда заметили, как раздвигаются ветки елей, которые до того являли собой почти сплошную стену. Оттуда выдвигалось на прогал нечто огромное, темное и лохматое.

Одна из девушек, Марла, ойкнула. Герса предостерегающе подняла руку.

Потом она им влепит за то, что своими криками разбудили медведя, но это потом. Говорят, если не шуметь, они сами на людей не нападают.

А потом существо медленно поднялось на задние лапы. И Герса скорее догадалась, чем увидела, что это не медведь.

Оно было больше медведя, хотя и похоже. Покрытое густым мехом, изначально темным, теперь сильно поседевшим. Вообще непонятно почему, но сразу было видно, какое оно старое. Может, потому, что на морде мех редел, и… Это была не совсем морда. Вытянутая вперед, с выступающей челюстью, покрытая морщинами – но все же жутким образом напоминающая человеческое лицо. Точнее, звериные черты непостижимым образом смешаны были здесь с человеческими.

Фигура существа была оплывшей, но сохранявшей мощь. Из-за такого сложения и плотного спутанного меха нельзя было разобрать, какого оно пола. И в самых старых источниках не уточнялось, является ли Зверь самцом или самкой.

Зимняя стража существовала для того, чтоб встречать Зверя. Чтоб привечать Зверя. Чтобы противостоять Зверю. Только Зверь не показывался уже много поколений. Он жил в сказках и песнях, но видеть его воочию…

Герса прошептала:

– Он не должен нас тронуть. Если он признает в нас своих, он нас не тронет.

Если бы не эти слова, они бы тут же кинулись наутек, забыв все, чему их учили. Теперь же стояли, замерев, как будто наставница могла скрыть их от страшного зрелища. Слышно было, как кто-то тихо всхлипывает. Зверь смотрел на них круглыми красными глазами без ресниц, его рыло шевелилось, втягивая воздух.

Потом Зверь взревел. То есть рев этот столь же напоминал рык звериный и крик человеческий, как смешались звериные и человеческие черты в его обличьи. И бросился прямо на стражниц.

Герса, почти не сознавая, что делает, швырнула копье ему в грудь. И не промахнулась, не могла она промахнуться со своей выучкой и на таком расстоянии. На миг существо замерло, балансируя на задних лапах, потом ударило передними по древку, переламывая его. Рев повторился, и теперь звериного в нем было гораздо больше. Но миг задержки дал возможность Герсе вытянуть меч из ножен. Размышлять, почему зверь напал вопреки всему, что утверждала традиция, было некогда. Может, взбесился от старости… А ее долг – защищать своих учениц. Он бросилась вперед, не ожидая, что кто-то за ней последует. Ударила, пробивая слой меха и подкожного жира. Вполне возможно, для медведя и кабана такой удар оказался бы смертельным. Но не для Зверя. Если бы когтистая лапа дотянулась до лица Герсы, сняла бы кожу вместе с мясом. Наставница едва успела отклониться, но не удержала равновесия и рухнула в снег.