Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера

— Будь осторожен.

— Я всегда очень осторожен, — улыбнулся Стив и неслышной трусцой побежал на первый этаж.

Филомела, обхватив за пояс своего подопечного, спустила его в подвал, где направилась в самый дальний и темный конец. Вслепую отыскав дверь, она завела внутрь Эшера, усадила его под стенкой, дала ему в руки флейту, а сама решила исследовать соседние комнаты. Для начала она прислушалась: сверху не доносилось никаких звуков. В подвале тоже было тихо. Немного выждав, пока глаза привыкнут к темноте, Венис попробовала открыть следующую дверь, но она не поддавалась. Тут ей показалось, что из комнаты напротив донесся вздох. Она насторожилась: вздох повторился, за ним последовало невнятное бормотание. Филомела пересекла коридор и приложила ухо к двери, — внутри явно кто-то был. Она ворвалась в комнату, в готовности свернуть шею первому попавшемуся колонисту. Перед ней на матрасе лежал, глядя в потолок и вздыхая, тот самый селенит, которого они увидели в деревне первым. Филомела прыгнула ему на грудь и занесла кулак, чтобы обрушить на череп сокрушительный удар, но увидела глаза, полные слез. Селенит всхлипнул:

— Хочу кушать.

Гонзу так и не догадались покормить. Сегодня он пришел к установленному времени в столовую, где его до сих пор всегда ждала еда, но никакой пищи там почему-то не оказалось. Не было и кому пожаловаться: походив по безлюдному первому этажу, Гонза вернулся к себе в подвал, обиженный судьбой. Вместо традиционного послеобеденного сна он плакал и вздыхал, надеясь, что к ужину все исправится.

Филомела опустила сжатую в кулак руку.

— Тебя как зовут?

— Гонза, — ответил он и окончательно разрыдался.

В отличие от Мысливечека, у Дитриха Зумпеля обед был изнурителен и насыщен. Пользуясь установившейся в колонии анархией, он прокрался на пятый этаж, закрылся изнутри и решил как следует помянуть Доктора, для чего заказал две бутылки хереса. Первая из них была уничтожена вместе с мощным куском оленины, после чего Зумпель, думая о том, насколько скоро вымрут его соплеменники и не стоит ли ему переместиться через горы в деревню, подошел к окну, чтобы раскурить сигару у окна. Бросив взгляд вниз, на кабриоджет (Дитриху уже приходила в голову мысль плюнуть на всех и улететь куда-нибудь подальше, — к сожалению, он не умел управлять машиной), Зумпель вдруг увидел свободно разгуливающего живца. За пазухой у Дитриха всегда находился единственный в колонии неразрушающийся торсан, вынув который, он тихонько открыл окно и выстрелил. Залп получился не очень точным, повредившим бок кабриоджета. Зумпель ругнулся, сунул оружие во внутренний карман и побежал вниз, на третий этаж, узнать, почему это вдруг приговоренные к смерти пленники свободно разгуливают по территории. Вбежав в камеру, он обнаружил одного только монстра, при его появлении бурно опорожнившегося. Дитрих вылетел из помещения, зажав нос. «Охрана!» — крикнул он, но никто не отозвался. Побегав по коридору он обнаружил, что этаж совершенно пуст. В состоянии глубокого возмущения по поводу столь резкого обвала дисциплины Зумпель выскочил на лестничную клетку, где, к своему удивлению, увидел землянина, который молча навел на него торсан и выстрелил.

Вейвановский очутился в неизвестном для себя месте, по виду смахивавшем на обратную сторону Луны или тыльную сторону Плутона. Вокруг никого не было. Он попробовал вспомнить, что с ним происходило после того, как Богенбрум вышвырнул его из кабриоджета прямо в пасть акуляру но, кроме падения в какую-то светящуюся трубу, в памяти ничего не сохранилось. Морису только показалось, что между появлением здесь и исчезновением в трубе существовал некий интервал.

— Привет, Морис.

Вейвановский удивился: куратор впервые назвал его по имени.

— Привет, — ответил он.

— Не смог, к сожалению, вызвать вас раньше, — был занят в другом месте. Итак, подведем итоги. С заданием вы справились. Гостей встретили, интерферотрон собрали. За это хвалю.

— Я допустил много ошибок, — виновато сказал Морис.

— Каких же?

Вейвановскому показалось, что куратор говорит с иронией.

— Во-первых, я вынужден был разгласить тайну.

— Это печально, но терпимо.

— Кроме того, интерферотрон захватил враг.

— А вот это очень, очень скверно. Но тоже терпимо.

— Как? Неужели вам удалось отобрать интерферотрон?

— Мне не было необходимости его отбирать. Он все время находился в поле моего зрения. Сейчас, кстати, здесь должен появиться тот, кого вы называете врагом.

— Богенбрум? Он здесь?

— Его убили только что.

В подтверждение слов куратора рядом с Морисом возник кокон, сверкающий таким ярко-золотистым цветом, какой Вейвановский ни разу не замечал у себя или братьев.

— Привет, Франц! — приветствовал его куратор.

— Что со мной? — Богенбрум, похоже, был удивлен своему новому состоянию.

— Неужели вы не помните? — спросил куратор. — Вспышка света? Воронка, в которую вы провалились?

— Я погиб? — после паузы произнес Франц.

— Да.

— Но почему я здесь?

— Я вызвал вас сюда, чтобы подвести некоторые итоги перед вашим окончательным убытием. Сейчас вы находитесь в бестелесном виде, как и Морис Вейвановский рядом с вами.

По кокону Богенбрума проскользнула темная рябь.

— Спокойнее, Франц, спокойнее, — сказал куратор. — Вам уже нечего делить. Друзья мои, это наша последняя встреча, не будем омрачать ее склоками.

Морис был поражен:

— Неужели вы общаетесь с силами зла? И почему последняя?

— Терпение, Морис. Я вскоре все объясню. Франц, пожалуйста, не перебивайте меня, — раздраженно произнес куратор, заметив, как Богенбрум пытается что-то сказать.

Далее между куратором, Морисом и Францем происходил следующий диалог.

Куратор. Эту нашу краткую встречу я намерен посвятить обсуждению того задания, которое вы от меня получили некоторое время назад. Поскольку каждый из вас знал только свою часть миссии, я изложу ситуацию в целом. Заранее прошу меня извинить, если повторюсь. Итак, вышестоящими инстанциями мне было дано поручение изучить возможность коррекции существующего событийного порядка. Так как иерархи не располагают потенциалом для подобных операций, то внимание было обращено на некое устройство, разработанное землянином по имени Густав Эшер и названное им интерферотроном. Этот аппарат теоретически позволял, проникая глубоко в, так сказать, изнанку событий, изменять их структуру и порядок. Однако в том виде, каком он был сконструирован, интерферотрон только демонстрировал события, причем из ближайшего прошлого. Следовательно, миссия разделялась на две задачи: первая — модифицировать интерферотрон таким образом, чтобы он мог не только показывать события, как прошедшие, так и будущие, но и изменять их. Вторая — применить аппарат в реальной обстановке. На Земле как нельзя кстати к этому времени сложилась ситуация, которая характеризовалась завершением системного цикла.

В определенной точке временной шкалы, вдоль которой существует планета Земля, имеется событие, определяющее все ее характеристики. Это исходный сон, содержащий как начало, так и конец всего земного, — в общих чертах, естественно. Высшим тезисом, породившим данное исходное сновидение, предусматривалось, что в нем будут изначально заложены разрушительные тенденции и что момент созидания станет одновременно и моментом гибели. Надо заметить, что такое устройство основополагающего сновидения является типичным для Великого Спящего. По всей Вселенной сплошь и рядом миры зарождаются и гибнут, так как их соответствующие исходные сны уже имеют в себе всю программу появления, развития и самоуничтожения. Это неизбежно: ведь тезис зиждется на основных двух понятиях — присутствии дефекта в системе и ее многополюсности. Однополюсные системы — если умозрительно предположить наличие таковых — были бы совершенно статичны, иными словами, не существовали бы, так как статика исключает взаимодействие с внешним миром. Отсутствие же изъяна в системе лишает ее возможности развиваться. Развитие, однако, всегда подразумевает гибель.

Упомянутый исходный сон инициирует другие системообразующие сновидения, детализирующие весь земной миропорядок. Эти последующие сновидения также несут в себе зерна гибели для всей системы. Но в наиболее общем, законченном виде весь алгоритм существования Земли содержится в том всплеске психической энергии, который исторгается обоеполым существом, находящимся в данный момент в Гималаях. Не следует думать, будто системообразующее сновидение — это такое явление, на которое способны исключительно человеческие существа, наделенные мозгом. Нет, сон — гораздо более широкое понятие. В масштабах Вселенной его могут генерировать любые целостные в психическом плане сущности: от камня до планеты. Вопрос только, как обычно, заключается в энергетических характеристиках: для инициирования всей последовательности снов, результатом которой становится проявленность системы в окружающем мире, сновидение должно обладать определенными параметрами. Завершая теоретическую часть, выражусь просто: исходные и системообразующие сны, возникающие в соответствии с тезисом Великого Спящего, — это специфические выбросы психической энергии.