Анджей Земянский - А если Бог это я?

— А Станьчик?

— Шеф вне себя от ярости. Он же хотел подержать девчонку как минимум месяц.

— Можем подержать и дольше.

— Да нет, конечно, он же не идиот, так что сразу догадался, что можно и дольше. Но в первый момент с ним чуть апоплексический удар не случился.

— Слушай, — остановился Ружицкий. — Так что, собственно, случилось?

— А гляньте сами.

Беата провела его дальше по коридору до ближайшей развилки. Затем по переходу для персонала. Открыла боковые двери в его кабинет, приложила палец к губам, словно старая заговорщица, и указала на главный вход. Заинтригованный Ружицкий приоткрыл дверь. В небольшом приемном покое, предназначенном для самых крутых клиентов, которым удалось преодолеть первые линии обороны клиники, царила приличная, до сих пор здесь не виданная толкучка. Зато самой любопытной была фигурка за маленьким столиком, которая заменяла временно отсутствующую медсестру. На Оле был врачебный халат, доходящий ей до щиколоток, на шее — небрежно перевешенный стетоскоп. Теперь она ни в чем не напоминала перепуганную девчушку. Со всей решительностью она что-то поясняла склонившемуся перед ней мужчине:

— Нет, нет, проше пана. Пан доктор Ружицкий сегодня вас не примет. Вы же не записаны.

— Но… девочка…

— Никакая я вам не девочка, проше пана. Я ассистентка доктора Ружицкого. Это вам понятно?

Ружицкий чуть не рассмеялся. Но настоящий класс Оля показала через несколько секунд.

— Послушай меня, детка…

— Нет — и все, — ответила его ассистентка с громадным стетоскопом на шее. — Я ясно выражаюсь для вас? Или вам следует повторить уроки польского языка?

Ружицкий был восхищен преподавателями из частной школы, в которую должны были записать Олю родители. Паттерны поведения были освоены ею до совершенства. Он их всего лишь разблокировал.

— Оля, можно тебя на минутку, — перебил он ее поучение. — У нас важная консультация.

Довольная девчонка тут же поднялась с места.

— Извините, господа, но не заставляйте меня вызывать три патрульных машины полиции. Сейчас у нас с паном доктором очень важная консультация.

Когда малышка закрыла за собой дверь, Беата разложила руки в жесте: «ты сотворил чудовище».

— Ой, ой, только не преувеличивай, — тут же заметил Ружицкий. — В божьих планах даже Бестия с номером 666 для чего-то нужна.

И они расхохотались. Оля тут же спросила:

— Ну что, пан доктор, вы довольны своей ассистенткой?

— Весьма, — наклонился тот над ней. — Видишь ли, каждый гуру, каждый лидер, каждый фронтмен должен иметь своего бэкмена. Такого типа, стоящего на заднем плане, зато держащего все за яйца. У Иисуса был святой Петр. Ладно, своего шефа он не спас, зато его учение пропагандировал гениально[18]. У Фиделя Кастро имелся Че Гевара. То был просто образец бэкмена, хотя, в свою очередь, сам он не спасся, зато о шефе позаботился. А у меня теперь есть ты.

Заинтригованная девочка уселась на краешке стола. Это не ушло от внимания ни Ружицкого, ни Беаты. Удивительные перемены. Сам Ружицкий занял место в кресле.

— Ну ладно. Что тебе Ханка рассказала там, наверху?

— Немного. Но я, похоже, сама поняла законы сна. И то, как они действуют тут, внизу.

— Я впечатлен. Но это ведь всего лишь первая степень посвящения.

— А я узнаю и другие?

— Да, даже сегодня. Но поначалу мне нужно глянуть на некоторых других пациентов.

— Хмм, — задумчиво встала со стола Оля. — Тогда я иду спать. Можно мне подождать у Ханки?

— Ясное дело. Только умоляю, постучись сначала в дверь.

— Хмм, — все еще задумавшись, девочка остановилась возле двери. — Так кто же я такая? — Святой Петр или Че Гевара?

Ружицкий даже дернулся.

— Не знаю.

Оля протянула руку к дверной ручке и снова остановилась.

— Или Бестия с номером 666?

Игорь был в таком состоянии, что Ружицкий, который, что ни говори, привык к виду различных калек, даже вздрогнул. Он не был врачом и не знал, можно ли умереть от самого только чувства тотальной безнадежности, но как человеку ему казалось, что это было бы наилучшим решением.

— Ну, привет, — буркнул он еще от двери. — Спишь?

Игорь лишь прикрыл глаза. Он был слишком измучен ужасом, усиленным к тому же чужим окружением. У Ружицкого не было никаких идей относительно того, как вырвать парня из круга мрачной паранойи. Даже если бы он облил себя бензином и поджег себя посреди палаты — даже это могло не произвести ожидаемого впечатления. К счастью, установленный в палате кондиционер был один из самых лучших — так что последствий трагедии очень скоро нельзя было бы и вынюхать. Ружицкий поднял трубку стоявшего на столе телефона.

— Пришлите доктора Малого в VIP-палату… Да-да, со всем барахлом.

Он положил трубку и присел на стуле рядом с кроватью. Здесь даже стул был обит кожей.

— Ну ладно, прежде, чем сделать первый шаг, попробуем немножко химии.

Впервые за сегодня Игорь проявил какую-то тень заинтересованности.

— Морфий? — шепнул он.

— Блин, когда я схвачу того урода, который показал тебе, будто бы морфий может быть универсальным лечебным средством, то из его яиц Нагасаки приготовлю!

— Но таким лечебным средством он же является.

— Ну, является, так что?! — Ружицкий оттер пот со лба. — Ну, бляха-муха, он такой! И у меня нет никаких рациональных аргументов, чтобы убалтывать тебя, что тебе не стоит колоться насмерть. Вот нет у меня ни одного аргумента…

И тут Игорь его изумил:

— Вы слишком трезво рассуждаете, пан доктор.

Оба долго мерились взглядами, чувствуя некое восхищение противником. К счастью, это противостояние прервал приход доктора Малого. В шикарно обставленную палату вошла еще и медсестра, толкая перед собой больничную тележку на колесиках. Но, в отличие от того, что можно было увидеть в кино, эта тележка не пищала, установленные на ней стеклянные предметы не звякали. Станьчик особое внимание уделял мелочам и на средства не скупился.

— Приветствую всех, — Малый приставил второй стул к кровати, а медсестра умела вставила концовку какого-то устройства в венфлон[19] в ладони пациента; после этого начала прикреплять ему к голове электроды ЭЭГ.

— Начнем с легкой химии, чтобы ввести тебя в хорошее настроение. Только это никакой не наркотик. Затем мы тебя усыпим, но, опять же, без помощи какой-нибудь химической дряни. Это всего лишь такая штучка с уменьшением количества кислорода в маске, заснешь сразу же. Как только ЭЭГ покажет, что ты вошел в фазу REM[20] и начинаешь видеть сон, мы тут же тебя будим. А во второй раз проведем небольшой эксперимент. Договорились?

Игорь глянул на инструменты, выставленные на тележке.

— Технология, — шепнул он. — Это все, что у вас имеется, чтобы противостоять предназначению, судьбе? Всего лишь технология?

— Морфий — это тоже технология.

— Так дайте листья коки. Или немного травки. Сплошная природа!

Парень был неглуп, в карман за словом не лез. Так что виды на будущее имелись.

— Кроме трубок, проводов, шприцов и электродов у меня имеются еще знания и воля, — сказал Ружицкий.

— И вы сунете их Богу, словно палку в глаз?

Малый усмехнулся, видя, как его коллега склоняется над лежащим.

— Он мало чего может сказать. Здесь главный я.

Медсестра надела на пациента кислородную маску, Малый что-то подкручивал в оборудовании. Через мгновение он кивнул: готов мол.

— Тогда начнем.

Игорь хотел что-то сказать. Наверняка, как обычно, что не заснет при таком количестве света, с сидящими и пялящимися на него людьми. Когда он уже спал, Малый сменил средство, втекавшее через венфлон, на нейтрализатор. Все сидели молча до того момента, когда графики на мониторах начали изменяться.

— Пошла фаза REM, — доложила медсестра.

— Будим. Увеличь подачу кислорода.

Игорь начал шевелить головой. Ружицкий через минуту снял с него маску и хлопнул по щеке.

— Все, просыпаемся, просыпаемся!

Парень открыл не слишком понимающие глаза. При это заработал еще одну пощечину.

— Что тебе снилось?

— Чего?…

— Что тебе снилось? Ну, говори же.

— Я… я…

— Ну? Быстрее.

— Какое-то озеро. Обросшее камышами. Я плыл на лодке. Солнце. Но было холодно.

— Как ты плыл?

— Чего?

— Что приводило лодку в движение? Весла? Паруса? Мотор?

— Нет. Не знаю. Падали листья.

— Ты лежал или сидел?

— Не… не знаю. Сидел.

Ружицкий с Малым переглянулись. Какой-то прогресс имеется. Но пока что это была только химия. Нужно было действовать быстро, чтобы парень не начал строить претензии, что его разбудили. Хотя до него еще не дошло, что во сне он может быть свободным, определенный процесс все же начался.