Поцелуй небес - Людмила Григорьевна Бояджиева

— Антония ждет своего принца, — сказал Шнайдер и угадал. Виктория мечтала об алых парусах, неведомых французским девушкам. Она даже не смутилась, заметя вышедшего из-за прибрежных кустов Билли и сопровождающего его Артура. Школа Дани не прошла даром — ни посторонние взгляды, ни объектив не могли заставить плечи Виктории ссутулиться, а ноги — смущенно косолапить. Напротив — ее овладел манежный азарт, кураж представления: Виктория развернулась к Билли и, глядя куда-то поверх камеры и его плешивого темени, закинула голову, мотнув золотой гривой и счастливо потянулась, словно собиралась взлететь. Естественно, абсолютно естественно!

— Наезд! Портрет! Не зевай Билли — крупный план!!! — вдруг заорал Шнайдер. Чутье охотника, выследившего редкого зверя, взяло верх — Артур вставил этот кадр в свой фильм. А через неделю изменившая имидж Тони Браун улыбалась с экранов телевизоров миллионам своих поклонников, не заподозривших подмены. Шнайдеру посыпались предложения на заключения весьма интересных контрактов с его подопечной.

— Мадмуазель Браун, подчиняясь требованию врачей откладывает все деловые переговоры до конца лета, — упорно держал оборону Артур.

…К июню волнения улеглись. Алиса навестила в монастыре Антонию, сменив вернувшегося к своим заботам Динстлера. Она целую неделю провела с дочерью, убедившись, что приставленная к девушке Динстлером медсестра отвечает всем требованиям — предусмотрительна, сердобольна и немногословна. Розетта Тория — пожилая полная итальянка, румяные щеки которой и пышные формы мало соответствовали представлениям о старой деве, чем-то напоминала Дору. Во всяком случае во взгляде ее коровьих глаз, преданно смотрящих на Тони угадывалось восхищение и сострадание.

— С девочкой все в порядке. Беременность протекает нормально и никаких отклонений я пока не заметил, — отчитался Алисе Йохим и добавил, угадав ее вопрос. — Резкое изменение внешнего статуса в первые месяцы, приостановилось. К тому же, ты знаешь, это обычное явление — распухание носов и губ у будущих матерей. И еще некоторая общая отечность. Все это считается нормой.

— О какой норме здесь может идти речь… — вздохнула Алиса. — Если наша девочка — сплошное исключение… Разговор с матушкой Стефанией, пригласившей мадам Алису к себе для беседы, был не столь утешительным.

— По-видимому, мадам является близкой родственницей Анны?.. Нет-нет, мне не нужен отчет. Ваше сходство очень бросается в глаза. Особенно до того… я хотела сказать, что два месяца назад Анна была несколько другой… Я не задам никаких вопросов. Йохим предупредил, что я имею дело с очень сложной ситуацией. Предоставим Господу решать правомочность наших поступков. — Она перекрестилась и словно приготовилась к проповеди, продолжала: — Мой долг обязывает поставить вас в известность относительно отдельных перемен, значительных, на мой взгляд, о какой бы ситуации не шла речь… Дело в том, что Анна перестала посещать храм. — Стефания посмотрела на Анну, ожидая бурной реакции или, по крайней мере, удивления. Но та лишь слегка подняла брови — интересом к религии Антония никогда не отличалась. Это очень не вяжется и с ее положением, обязывающем духовному очищению и с тем стремлением к Богу, которое Анна проявляла ранее. Видите ли, мадам, мы даже предполагали, что в будущем Анну ждет монашеский сан…

Вот здесь Алиса, действительно удивилась. Она ни разу не замечала за Викторией каких-то особых религиозных настроений. Разве что, в ее комнате висела иконка Божьей матери, та, зуевская. Но это — семейная реликвия, более, чем предмет культа. «Я не достаточно внимательна к Виктории. Вероятно, она чувствует себя очень одинокой у нас, лишенная друзей и матери», — подумала Алиса.

В Москве, как и пророчили синоптики, была долгая затяжная весна, захватившая и половину июня. Дожди не собирались прекращаться, природа задержалась по крайней мере на месяц, придерживая цветение и все владельцы садово-огородных участков только и твердили о том, что в нынешнем году урожая не видать. Шорниковы получили девять соток в хорошем военном кооперативе по Ярославской дороге и Леонид затеял с апреля строительство. Анечка уже большая, можно будет все каникулы провести на даче, вместо того, чтобы таскаться в Крюково к обессилившим бабкам. К тому же и у жены появятся новые заботы, отвлекая ее от мрачных дум. Потерю детей Евгения пережила как тяжелый удар и возмездие за их афганские «подвиги». Не столько чисто физическую месть каких-то подозреваемых в похищении кабульских бандитов, а справедливую, что не говори, акцию высшего правосудия.

Временами она бодрилась, проникаясь уверенностью в скорую встречу (ведь ни требований выкупа, ни других заявлений пока не поступало — а значит, можно надеяться, что дети живы), а чаще — пребывала в глухом унынии — следствие по делу о похищении приостановилось, зайдя в тупик. Нашлись очевидцы, заметившие, как мужчины усаживали детей в черную «Волгу» возле пустыря. На этом следы обрывались. В эту пятницу Шорниковы собрались на дачу и Евгения отправилась подкупить кое-что из провизии к доставленному, уже Владиком «спецпайку». Ей удалось взять в Универсаме 10 банок сгущенного молока без сахара и несколько пачек итальянских спагетти. Кроме того решила она взять для Анечки ранней черешни. Ничего, что час у ящиков в очереди проторчала. Попался интересный собеседник — мужчина преклонного возраста и простецкого, видимо, происхождения. Но забавный какой-то. Прямо за ней очередь занял и всех бабок вокруг смешил, одесские анекдоты рассказывал. Говорит, в тамошнем оперном театре до пенсии суфлером работал. У него просто целая программа «Вокруг смеха» получилась и вся очередь настояла на том, что бы для весельчака был открыт новый ящик с черешнями. Продавщица даже целых три открыла, выбирая получше, а ему-то, всего два килограмма и надо было. Дотащилась Евгения со своими сумками уже до скверика, на лавку поставила, чтобы руки отдохнули, а мужичек тут как тут.

— Разрешите, — говорит, — рядом присесть?

— Пожалуйста.

— А вас, гражданочка, случайно ни Евгенией Михайловной зовут? Вот как? Очень приятно. У меня к вам небольшой разговор есть.

Женя лихорадочно соображала, звать ли ей на помощь или самой банкой сгущенки старика по темени двинуть. А тот говорит:

— У меня к вам письмецо имеется, — и протягивает конверт. Развернув вчетверо сложенный лист, Евгения прочла: «Мамочка! Не волнуйся за меня. Я живу у друзей. Нашелся мой дед — отец папы — Остап. У Максима тоже все в порядке. Я очень скучаю, но не могу писать ничего больше. Так надо ради меня и ради тебя. Я обязательно вернусь. Ты жди, но