Татьяна Мудрая - Отель для двоих

«Что за странная у них игра: похоже, ставки рисуются вместо карточных мастей. Точки — погибшие люди, чем больше, тем масть старше. А на обороте — пейзаж до и после катастрофы? Фотографии жертв? И еще этот непонятный знак, что вспыхивает под самый конец…»

— Подтверждено и крыто. Аномальная жара в Европе, вызванная блокировкой антициклона и временной остановкой Гольфстрима. Оценивается в пятнадцать тысяч, но на самом деле было куда больше: списали на естественную смертность.

— Зачесть могу не более двадцати. Сам знаешь, почему: что естественно — то моя прерогатива, время почти не имеет значения. Ставлю против этого синдром хронической усталости, или чёрную меланхолию, или диванную чуму. Поражает наиболее активную и перспективную часть населения. Симптоматика расплывчата, специфические лекарства отсутствуют, число прошедших путь до конца не определено, однако если присчитать матерей, уморивших своё дитя на почве депрессии родильниц, самих младенцев и одиночных самоубийц, получится тысяч сто-сто двадцать. Бью. Будешь оспаривать?

— Нет. Снова крыто.

«Нашлись те, кто научил меня, как сделать и чем снарядить оружие. Ничего особо шумного и громоздкого — примерно то же, что помогло в своё время истребить вампиров и оборотней. Спрашивается, были они, эти страшилища, на самом деле или просто олицетворение чьей-то нечистой совести?»

— Может быть, поставим на карту будущее, моя панна?

— Ты отступаешь слишком рано.

— Это тактическая уловка, чтобы приберечь главные козыри. Так что решишь?

— Ставь.

— «Фобос-Грунт» на днях вернулся назад. Приземлился то ли в Южной Америке, то ли в южной части многострадального Атлантического Океана и привёз вовсе не то, что ожидалось. Тому, что обременило его нутро, предпочтительней было бы находиться на солидном расстоянии от нашей планеты: и это вовсе не земля с марсианского спутника. Самый ядовитый космический зонд за всю историю человечества в качестве топлива использовал что-то невероятно эффективное. Когда планируется полёт на подобное расстояние, угроза здоровью людей и возможность крепко напакостить матери природе снимаются со счетов. Так работало, когда русские шли впереди планеты всей, так работает и поныне: только к своему родному населению приплюсовалось мировое сообщество. Тянет на… что дашь? Тысячи или десятки тысяч?

— Сколько пожелаешь. Ставлю против этого все прионные инфекции, кроме наследственной. Отличная бомба замедленного действия: прионы гораздо более жизнеспособны, чем все прочие существа, способны маскироваться и сопровождают человечество с начала его истории. Болезнь Альцгеймера — миллион умерших в год, двадцать процентов всех достигших критического возраста заражено вирусом. Коровье бешенство — около двухсот смертей. Диагностика затруднена, лекарств не найдено. Удалось остановить лишь каннибальскую болезнь Куру, или Смеющуюся Смерть, которая поражала небольшое племя в Новой Гвинее — смертей было от силы восемьдесят, в основном женщины и девочки, которые хотели родить в будущем добротное потомство. Вот еще бы люди поняли, что заставлять коров и овец употреблять муку из себе подобных, а потом самим есть их мясо — то же каннибальство, причём возведённое в квадрат, и оттого влечёт за собой сходную кару. Бью.

— Принято. Тебе не кажется, что ты слишком суммируешь ставки и излишне красноречива? Гляди, на прочее не будет чем ответить.

— Не тебе об этом беспокоиться. Ставь.

«Старомодная замочная скважина величиной с лесной орех пуста. Ключ то ли вынут, чтобы не захватили бородку клещами, то ли его нет вообще. Выстрелить прямо туда и заодно разнести дверь? Нечестно. Хотя хрен бы с ней, с честностью, когда на кону такие материи. С обеих сторон. Нет, с трёх: эти двое перекидываются естественными и насильственными смертями — бахвалятся сделанным? Меня же тревожит…»

— Ставлю. Авария на АЭС Фукусима — пятнадцать с половиной тысяч пострадавших от землетрясения и цунами. Годится?

— Сойдёт. Однако ты неточен: техногенную катастрофу поставил вровень с экологической. Кроме того, люди спохватились — стали закрывать атомные и водные электростанции и жечь сланцы. Сланцевый газ. Если они отыщут горючие граниты и базальты, что тогда станет с горами?

— Примерно то же, что с земными недрами. Опустошат, сравняют с землей и переселятся в заготовленные их трудом подземные пещеры. Каверны из-под выкачанной земной крови и вынутой плоти.

«Будущее человечества. В первый раз я заподозрил неладное двадцать лет назад. Ночью умирала моя бабушка по матери — уже и дыхание Чейн-Стокса появилось, и точечные кровоизлияния на коже. Почти все родные тогда собрались — любили её в семье. Пробило двенадцать. И тут агония замерла на какую-то долю минуты — даже не так. Замёрзла. Застыла на полпути. Тогда один из моих дядюшек сказал полушутя: «Именины Касьянов. В самом начале этого дня смерть бабки подбивает, сколько за четыре года народу забрала, вот и выходит людям в ту пору послабление. А нашему роду Касьяновых детей — особенно: уж поверь в такое. Виданное ли дело, чтобы Касьян в день своего святого помирал? На бабулю не смотри — она в дом со стороны была взята». А потом всё пошло как под гору».

— Под гору уйдут — и тем спровоцируют утечку вредных для жизни газов из природных разломов. Как было в Индии: нагрузили почву неуместным водохранилищем — получили землетрясение и выброс подземных газов. Как происходит даже на Русской Равнине, где отроду ничего не колыхалось. И безусловно — в районе Персидского Залива, где во время войны откачали, а потом подожгли или сбросили в море всю нефть. Ее вредоносные флюиды, как известно, порождают обострённое национальное самосознание и активность…

— Мы учли и то, и это на прошлом сеансе игры, не хитри со мной. Что ставишь против? Неужели — птичий грипп?

— О, я не так наивна. Простой. Инфлуэнцу, испанку — как там ещё? Такой привычный — и так блестяще срабатывает. Имеет десять тысяч ликов, вызывает глубинные последствия, которые далеко не все и не всеми распознаются. Лечится ядом, который вызывает мутации ещё более вредоносных агентов противника. Бью.

— Что поделаешь — принято. Ставлю взрыв на буровой вышке Бритиш Петролеум в Мексиканском заливе; погибло всего-навсего одиннадцать сотрудников, зато получилась самая катастрофическая утечка нефти в истории США. С помощью химических препаратов связали и притопили в глуби залива огромные нефтяные линзы, создав адский коктейль из криксита и нефти. Это почти неизбежно приведёт к экологическому коллапсу, глобальному голоду, смертям и массовой миграции населения. В Атлантике погибнет всё живое. Пока им уже удалось сначала охладить, а потом и вовсе остановить в заливе тёплое течение и охладить близлежащий Гольфстрим градусов на десять. Кажется ерундой, однако из-за выключения этой морской речки может начаться новый ледниковый период, который уберёт две трети всего человечества.

— Что за пафос! А ещё меня укорял. Ты прав, против такого и козырять нечем. Хотя это всё тоже в будущем. Не очень далёком, что и говорить.

Панна делает паузу, многозначительно усмехается…

— Люди изменяют ландшафт. К настоящим континентам прибавляются мусорные — их носит по волнам и прибивает к берегу. Так и кажется, что именно туда устремятся новые покорители пространств, раз уж со звёздами не получилось. Народу-то прибывает, несмотря на наши с тобой усилия.

«Террористы. Не знаю, кто на них работает и откуда к ним стекается информация. Чью жажду убийств они удовлетворяют и какие механизмы задействуют, чтобы умалить людской род так, как это уже сделали с русскими. В самый первый раз я пропустил слова дядюшки мимо ушей, но занозка в мозгу осталась. К следующему перерыву в натуральном ходе событий я пришёл, вооруженный десятком народных сказок о том, как солдату, крестьянину и кое-кому ещё удалось перехитрить Смерть. (Как вариант — чёрта.) И — что куда важней, — байкой о таинственном горном притоне для двоих, который выступает в этой роли раз в четыре года, а в остальное время… отель как отель. Средней руки.

В перерыве между сказками и былью я прошёл армию и спецназ. Третьи мои именины подарили мне круг единомышленников — в основном охотников за информацией разного цвета, вкуса, запаха и достоверности. По большей части это было полное фуфло, но университет успел слепить из меня недурного программиста. Моя программа отсеивала зерно от плевел, но недостаточно: я отыскал помощника, мир его праху.

К четвёртому високосу мы вычислили конкретное место. Как ни удивительно, оно не менялось в течение столетий. То есть, разумеется, здание перестраивалось, интерьер кардинально обновлялся, персонал переживал тотальные ротации (термин позаимствован из бумаг и, по всей видимости, означает, что раз в четыре года вся наличная смена отправлялась на тот свет, а заблаговременно уволившихся приглашали занять ячейки в опустевшей паутине), — но окрестный пейзаж оставался неизменным. Как и существо дела.