Карлос Сафон - Марина

Я выкрикнул его имя. И он заговорил. Никогда не забуду этот голос.

— Если хочешь увидеть свою подругу целой, принеси мне флакон.

В течение нескольких секунд я не мог вымолвить ни слова. Но вскоре страх вернул меня к реальности. Я нагнулся к телу Кларета и попытался забрать у него оружие. Мышцы его руки сократились предсмертной конвульсии, и указательный палец остался на курке. Я разжал его пальцы один за другим и забрал, наконец, револьвер. Проверив барабан, я увидел, что пуль не осталось, и ощупал карманы Кларета в поисках боеприпасов. В куртке я обнаружил карман с шестью запасными пулями.

Бедняга даже не успел перезарядить револьвер, когда призрак человека, которому он посвятил жизнь, прикончил его одним сокрушительным ударом. А может быть, много лет страшась этой встречи, он в итоге так и не смог выстрелить в Кольвеника или в то, что от него осталось. Сейчас это уже не имело значения.

Дрожа, я вылез из туннеля в партер отправился на поиски Марины. Благодаря пулям доктора Шелли Кларет уничтожил часть чудовищ, чьи тела теперь лежали на сцене. Другие висели на люстрах и валялись в ложах…

Луис Кларет одолел армию Кольвеника. Глядя на изуродованные трупы, я подумал, что это была лучшая участь, на которую они могли надеяться. В безжизненных телах каждая искусственная часть бросалась в глаза еще сильнее. Одно из тел было распростерто в проходе партера.

Я подошел ближе и увидел его открытый рот без челюсти и темные глаза, которые наполнили мои вены ледяным холодом.

В этих глазах не было ничего. Вообще ничего.

Я подошел к сцене и залез наверх. В гримерной Евы Ириновой еще горел свет, но она была пуста. Воздух пропах мертвечиной. На фотографиях виднелись отпечатки окровавленных пальцев. Кольвеник.

Я услышал за спиной скрип и, взведя курок, обернулся. Послышались удаляющиеся шаги.

— Ева?.. — позвал я.

Я вернулся на сцену и увидел в амфитеатре янтарный свет. Подойдя ближе, я различил силуэт Евы. Она держала в руках канделябр и молча смотрела на руины Королевского театра. На руины своей жизни.

Она обернулась и медленно поднесла канделябр к свисавшим с лож кускам старого бархата. Ткань занялась моментально, и пламя стремительно пошло по стенам лож, золоченым стенам и креслам.

— Нет! — выкрикнул я.

Ева не обратила на меня внимания и ушла через дверь, ведшую на галерею в виде коридора между ложами. Через несколько секунд огонь охватил почти все помещение и пожирал все на своем пути.

В блеске пламени я увидел новое лицо Королевского театра. Меня обдало волной жара, а в воздухе повис запах горящей древесины и краски.

Я наблюдал, как пламя поднимается выше. Вверху были видны механизмы для перемены декораций — сложная система веревок, занавесов, блоков, висящих декораций и деревянных мостиков. Сверху за мной наблюдали два горящих глаза. Кольвеник. Он держал Марину одной рукой, словно куклу, и перемещался по мосткам с быстротой кошки. Тем временем весь первый ярус театр уже был в огне, и ложи второго тоже начинали заниматься.

Отверстие в крыше подпитывало пламя, играя роль огромной трубы.

Я ринулся к деревянной лестнице. Ступеньки зигзагом поднимались наверх и тряслись, когда я на них наступал. На высоте третьего яруса я остановился и посмотрел наверх. Кольвеника не было. В этот момент по моей спине полосонули когти. Я развернулся и увидел очередное детище Кольвеника. Кларет метким выстрелом лишил его руки, но чудовище выжило. У него были длинные волосы, а по лицу было ясно, что когда-то это была женщина. Я прицелился, но стрелять не стал.

Я вдруг вспомнил, что определенно видел это лицо. В свете пламени я увидел в этих глазах то немногое человеческое, что в них еще оставалось. Горло пересохло.

— Мария? — пробормотал я.

Дочь Кольвеника, точнее, существо, которое теперь было в ее теле, на мгновение застыло в нерешительности.

— Мария? — снова сказал я.

В ней не осталось ничего от того ангельского облика, который я помнил. Ее красота исчезла, оставив после себя жалкое и уродливое подобие человека. Кожа была еще гладкой — Кольвеник работал быстро. Я опустил револьвер и попробовал протянуть бедняжке руку. Как знать, может, для нее еще оставалась надежда.

— Мария? Вы меня узнаете? Это Оскар Драй. Вы меня помните?

Мария Шелли напряженно смотрела на меня. На краткий миг в ее взгляде зажглась искорка жизни. Глаза ее наполнились слезами. Она подняла руки, которые теперь были безобразными металлическими лапами, и застонала. Я протянул ей руку. Мария Шелли, дрожа, попятилась назад.

Пламя стало подниматься по брусьям, на которых был закреплен большой занавес. Старая ткань моментально превратилась в пылающую мантию. Веревки, на которых она держалась, тоже загорелись. Пламя почти доставало до настила, где мы стояли. Огонь уже прочертил линию между нами.

Я снова протянул руку дочери Кольвеника.

— Пожалуйста, возьмите меня за руку.

Она отшатнулась от меня. Лицо заливали слезы.

Деревянная площадка под нашими ногами затрещала.

— Мария, пожалуйста…

Существо смотрело на огонь, как будто видела в нем что-то. Оно бросило на меня последний взгляд, значение которого я так и не понял, и схватилось за горящую веревку над нашей платформой. Пламя охватило руку, тело, волосы, а затем и лицо. Мария плавилась, словно восковая фигура. Древесина под ее ногами затрещала, и она сорвалась в огненную пропасть.

Я побежал к выходу с третьего яруса. Мне нужно было найти Еву Иринову и спасти Марину.

— Ева! — закричал я, наконец увидев ее.

Она не обратила на меня внимания и пошла дальше. Я догнал ее на главной лестнице, сделанной из мрамора. Я схватил ее за руку и сильно дернул на себя. Она попыталась высвободить руку.

— У него Марина. Если ему не отдать сыворотку, он ее убьет.

— Твоя подруга уже мертва. Беги, пока можешь.

— Нет!

Женщина посмотрела по сторонам. По лестнице спускались клубы дыма. Времени почти не было.

— Я не уйду без нее…

— Ты не понимаешь, — ответила она. — Если дать ему флакон, он убьет вас обоих и никто его не остановит.

— Да не хочет он никого убивать. Он хочет только жить.

— Ты так ничего и не понял, Оскар, — сказала Ева. — Я не могу ничего сделать. Все в руках божьих.

С этими словами она развернулась и пошла прочь.

— Никто не может делать за бога его работу. Даже вы, — сказал я, припомнив ей ее же слова.

Она остановилась. Я поднял револьвер, прицелился и взвел курок. Этот звук заставил ее обернуться.

— Я лишь пытаюсь спасти душу Михаила, — сказала она.

— Не знаю, как насчет Михаила, но свою душу вы спасти еще можете.

Женщина молча смотрела на меня, глядя на револьвер в моих дрожащих руках.

— И что — ты можешь хладнокровно выстрелить в меня? — спросила она.

Я не ответил — не знал, что сказать. Я не мог думать ни о чем, кроме Марины, угодившей в лапы Кольвеника. И того, что через несколько минут пламя окончательно охватит Королевский театр, распахнув здесь врата ада.

— Должно быть, твоя подруга очень важна для тебя.

Я кивнул, и мне показалось, что эта женщина улыбнулась самой печальной улыбкой в своей жизни.

— Она об этом знает? — спросила Ева.

— Не знаю, — ответил я, не раздумывая.

Она медленно кивнула и достала изумрудный флакон.

— Мы с тобой похожи, Оскар: одиноки и обречены на безнадежную любовь…

Она протянула мне сыворотку, и я опустил оружие. Положив револьвер на землю, я взял флакон и стал всматриваться в его содержимое. Тут я почувствовал какое-то движение над головой. Я хотел было поблагодарить Еву, но ее уже не было. Как и револьвера.

Когда я добрался до верхнего яруса, подо мной пылало все здание. Я побежал к концу галереи, чтобы выйти к механизму для смены декораций. Вдруг дверь напротив меня распахнулась, пропустив в помещение огонь. Я был в ловушке и видел лишь один выход — окна, смотревшие на улицу. Подойдя к ним, я сквозь дым различил по другую сторону узкий карниз. Пламя постепенно подбиралось ко мне. Стекла разлетелись на осколки, словно под ударом невидимой руки.

Одежда на мне стала дымиться, и я кожей чувствовал жар пламени. Воздуха почти не было.

Я спрыгнул на карниз. Холодный ночной воздух наполнил легкие, и далеко внизу я увидел улицы Барселоны. От этого зрелища у меня перехватило дыханье. Пламя охватило все здание Большого королевского театра. Строительные леса вдоль здания на глазах превращались в пепел. Старинный фасад напоминал объятый пламенем барочный дворец посреди Раваля. Сирены пожарных завывали, словно раскаиваясь в своей беспомощности. Рядом с металлической верхушкой крыши я увидел Кольвеника, который держал Марину.