Григорий Диков - Белый волк

Егорка не слышал, о чем казаки с Афоней говорили, да по всему было видно, что Афоня наш казаков давно знал и побаивался. Он уж и вставал, и за шапку брался, а казаки его на место сажают и новую чарку подают. Скоро Афоня от вина раскраснелся, размяк и повеселел. Подозвал Егорку, представил его своим знакомым: «Вот спопутчик мой, Егорка. Его папку волки чуть не загрызли! Хочешь вина, Егорка?» Егорка отказался, а Афоня его к себе притянул и говорит: «Правильно, не пей вина, коли не умеешь, поешь лучше киселька». И к казакам своим вернулся, вино пить.

Ну, как в присказке говорится, хмель карты любит. Только карт у Богдана не было, стали они в зернь[2] играть. Сперва на щелбаны, а потом Богдан говорит: «Сыграли бы мы на деньги, да у тебя денег, верно, нет». Афоня рассердился: «Как нет, да я богаче вас!» Взял узелок, в котором шесть с полтиной было, и на стол все деньги высыпал. Зазвенели монеты, по столу покатились, на пол соскочили. Егорка бросился их собирать: «Дядя Афанасий, нельзя! Деньги общинные!», а Афоня засмеялся: «Не знаешь ты, малец, Афанасия! Я проигрывать не собираюсь! Иди на конюшню спать!» И толкнул его в сторону.

Делать нечего, сел Егорка в углу стола и стал смотреть, как Афоня с казаками играет. А под утро ушел на конюшню, в сено зарылся и заснул. Днем проснулся, пошел Афоню искать, а того нету. В трактире люди сказали, что Афоня всю ночь пил и в зернь играл — сперва по гривеннику, а потом и поболе стал ставить. Всю ночь играл, а под утро куда-то поехал и с тех пор не возвращался.

Целый день бродил Егорка по городу, искал Афоню. Да в городе его уж не видали — знать, проиграл все деньги Афоня и сбежал от стыда куда глаза глядят.

Гулял Егорка, гулял, а к вечеру так устал, что еле дорогу назад к трактиру нашел. Зашел и в уголочке сел. Думает, может Афоня все-таки вернется. Смотрит — а черкасские казаки на своем прежнем месте сидят и снова в зернь играют. Бросился к ним Егорка, у Богдана про Афоню спрашивает, а тот его гонит: «Не знаю, где твой Опанас. Я ему не мамка и не жинка, авось не пропадет». И целовальник не знает, где Афоня. Он мне, говорит, пятиалтынник должен за водку! Я его не меньше тебя ищу!

А с казаками в тот вечер новый мужик играл. Вроде не старый еще, а весь в шрамах, без бороды, только усы седые, и одного глаза нет. И говор у него не местный. Вроде из немцев — звать его Яковом, а по отчеству Карлович. Играет он с казаками по-крупному: уже рублей тридцать на столе лежит серебром. Стал Егорка на игру смотреть: положил ладошки на стол, на них голову опер и глядит, как косточки по столу прыгают. А его и не гонят — смотри, малец, только молча1.

Сперва немец вроде даже и выигрывал у казаков, да недолго его удача длилась. Не успел он две трубки выкурить, как все выигранные деньги проиграл и свои стал ставить. А денег у него было много — жалованье за год! Этот немец весь прошлый год с турком воевал, под началом светлейшего князя Голицына. Как война закончилась, получил он жалованье и поехал обратно к себе, в Неметчину. Да вот занесла его нелегкая в трактир, где казаки промышляли. Все, что за год заработал, — все пятьдесят рублей — все проиграл. Ну, назад в игре пути нет — стал он вещи ставить. Сперва перстни свои поставил, два золотых и один серебряный. Потом серьгу белого золота, с адамантом. Потом коня.

А вокруг народ собирается на игру посмотреть — это же сколько денег на столе лежит и украшений золотых!

Под конец ничего у немца не осталось. Почесал он в затылке и говорит: «Ну что, братушки-разбойнички. Есть у меня друг сердечный, который меня не раз от смерти спасал и с которым я пропитание себе добываю. Никогда он меня не подводил — авось поможет и на сей раз. Обождите — сейчас последний круг сыграем!»

И вышел на двор. Подошел к своей лошади (которая о том времени уже и не его была, а казаков) и снял с нее что-то длинное, в кожаном мешке. Принес в трактир, на стол положил, развернул. Все, кто округ стола стояли, ахнули! Ружье это было, да не простое ружье, а такое, что только воеводе или даже самому царскому сыну под стать. С костяным резным прикладом, на котором птицы, деревья и города нарисованы и серебряным тиснением украшены. С дулом черным, длинным и граненым, а на конце дула, откуда пуля вылетает, пасть драконья раскрытая, позолоченная. Снизу у ружья нога прикрепляется, чтобы на упор ставить, а сверху на том ружье еще медная трубка закреплена, и в ней стекло, чтобы видеть ближе. Откуда у немца такое ружье, Егорка и не спрашивал. Только издали им любовался, да тайком, пока все остальные за стол снова садились, пальцем потрогал.

Поставил немец ружье на кон, против коня и тридцати рублей в придачу. Казаки меж собой поговорили, ружье пальцем поскребли и согласились. Снова запрыгали косточки по столу. Народ вокруг ахнул — проиграл немец ружье! Вот ведь казаки везучие — пятую ночь подряд играют, и все выигрывают!

Сидит немец на лавке, и от досады ус свой седой кусает, а казаки деньги в кошелек сгребают и ружье в кожаный мешок кладут. Стал народ расходиться по домам — большая игра закончена.

Вдруг слышат, Егорка у казаков сыграть просит: «Пустите, дяденьки, хоть разок с вами сыграть! Я по малолетству еще ни разу не играл. Говорят, новичкам везет. Авось что-нибудь да и выиграю!»

Казаки стали смеяться. «Куда тебе, малец, с нами за стол садиться! Тебе и ставить нечего. Вот ежели было бы у тебя что ценное, может, и сыграли бы, для смеху. А на щелбаны мы с тобой играть не будем — небось прибьем еще, щелбаном-то!» Казаки хохочут, мужики вокруг хохочут, и даже трактирщик хохочет, а он если и улыбался, то только когда деньги свои считал.

Егорка на народ посмотрел и говорит казакам: «Что ж, дяденьки, если найду, что ставить — сыграете против моего заклада?»

«Сыграем!» — отвечает Богдан.

Наклонился Егорка под стол, лавку отодвинул и вытащил из щели в полу серебряный рубль. Этот рубль вчера у Афони откатился, а Афоня того с пьяных глаз не заметил. Стукнул Егорка своим рублем по столу, орлом кверху, и говорит: «Вот мой заклад!» Эх, пригодился же тот рубль, из поповской мошны2!

Богдан говорит: «А вот мой!» И рубль из кошелька на стол положил.

Стали они играть. Кинули кости — Егорка выиграл. Народ вокруг говорит: «А ведь верно, новичкам везет. Посмотрим, что дальше будет».

Поставили на следующий круг по два рубля. Кинули косточки — снова Егоркина взяла. Стало у него четыре рубля серебром. Еще раз поставили, и снова Егорка выиграл. Восемь рублей взял.

Богдан тут из-за стола встал и треплет Егорку по щеке: «Молодец, пастушок. Вот твои восемь рублей, а мы восвояси пойдем, нам пора». И стали казаки собираться.

А Егорка на лавку вскочил и кричит: «Люди добрые, нечестно так, не по-казацки. Вы мне слово дали, что со мной играть будете, коли мне есть что ставить. Денег у меня теперь восемь рублев, я еще не наигрался, так что садитесь и играйте, как обещались!»

И народ вокруг загудел: «Правильно говорит паренек, играйте, черти чумазые!» Казаки вокруг посмотрели и спорить не стали, сели играть. Только теперь Егорка свою удачу испытывать не стал: ставит помаленьку, по полтинке или по рублю. А казакам делать нечего — они на столько и играют, сколько Егорка ставит, договор такой.

Время уже заполночь, а никто из трактира не уходит, все смотрят. Играет Егорка осторожно, иногда проигрывает — а все равно денег у него прибавляется, а у казаков убавляется. Вот они уже рублев восемьдесят проиграли — все, что за пять дней с проезжих удалось вытрясти, и перстни немецкие, и серьгу, и коня со сбруей.

А Егорка еле на ногах держится: он с утра не ел, пил только воду, и от духоты голова кружится. Сил больше нет играть. Сгреб он деньги в кучу и говорит: «Вы ружье немецкое за коня и тридцать рублей играли. Я его играть не буду. Хотите — куплю его за сорок, а коня, перстни и сбрую оставляйте себе. И игру на том закончим».

Казаки как это услышали — обрадовались и сразу по рукам ударили. Забрали они свои сорок рублей и драгоценности, отдали Егорке ружье и быстро из трактира убрались, пока малец не передумал и снова играть не запросился. А Егорка ружье взял в обнимку и прямо на лавке заснул, как только казаки ушли. Такой вот он усталый был.

Проспал Егорка всю ночь и проснулся только к следующему вечеру, от голода. Ну, теперь у него деньги были — целых сорок рублей! Он и поел вволю, и за вино Афонино с трактирщиком расплатился. Народ вокруг Егорки весь день толпится — все на везунчика посмотреть хотят, а больше на ружье, которое таких денег стоит. Егорка и сам не мог ружье из рук выпустить — все представлял, как он из этого ружья в волка целится.

На следующее утро стал собираться Егорка в обратный путь, лошадь на дворе запрягать. Подходит к нему немец и говорит: «Дай мне ружье мое в последний раз в руках подержать, попрощаться»3.

Вдруг Егорке мысль в голову пришла. «Вы, — говорит, — дядя, стрелять хорошо умеете?»