Софья Ролдугина - Пикантный кофе с имбирём

Мне стоило очень больших усилий, чтоб вновь не обернуться, убеждаясь, что никакого Фаулера поблизости нет.

«В конце концов, не самоубийца же он — подходить ко мне, когда рядом Абигейл, да еще такая сердитая», — здраво рассудила я и последовала за герцогиней, которая уверенно семенила к распахнутым дверям одного из боковых залов.

— А с кем вы пришли, Виржиния? — шепотом поинтересовалась Абигейл, когда мы отдалились от толпы на достаточное расстояние.

— С маркизом Рокпортом, — благоразумно солгала я. Все равно уличить меня Абигейл не сможет. Раз она задает подобные вопросы, это значит, что появление леди Метели в компании лорда Аякаши прошло незаметно. Рассказывать же о том, что моим спутником стал Эллис, было бы верхом непредусмотрительности.

— О, и как он? — заметно оживилась Абигейл.

— Все такой же, — уклончиво ответила я. — Вы помните, как относилась к нему леди Милдред? — герцогиня осторожно кивнула, и пышные розовые цветы на шляпке у нее плавно колыхнулись. — Так вот, мои чувства ближе к тем, что испытывал отец.

— Покойный лорд Эверсан? — Абигейл нахмурилась. — Помнится, дорогая, недавно вы были о маркизе совсем, совсем иного мнения!

— Времена меняются, — пожала я плечами. Правильней было сказать, что времена возвращаются — старые, благословенные, когда маркиз казался мне защитником и человеком едва ли не более близким, чем отец… Но зачем запутывать Абигейл еще больше? Она всегда дружила с леди Милдред и, следовательно, во многом перенимала от нее суждения — в том числе и о людях.

Мы не успели ни поговорить толком, ни даже дойти до зала, когда краем глаза я заметила синее никконское одеяние — и вспомнила, что хотела сделать после танца с Фаулером.

Хрупкая леди в розовом кринолине, пытавшаяся вести в танце…

Проклятый баронет, сбил меня с мысли своими выходками!

— Абигейл, простите меня ради всех святых! — порывисто обернулась я к подруге. — Я вспомнила сейчас о совершенно неотложном деле. Мне срочно надо кое-кого найти!

— Виржиния, как же так! — с обидой воскликнула герцогиня, но, взглянув на меня повнимательней, смягчилась: — Могу я помочь вам?

— Нет, — быстро ответила я, оглядываясь, но Эллис уже как испарился. — Не стоит. Лучше скажите, где мы потом можем встретиться? Мне, право, неловко, что я так быстро ухожу…

— Не волнуйтесь, Виржиния, я же понимаю, что вы не поступили бы так без причины! — Абигейл прижала пухлую руку к груди. — После третьей кадрили я буду отдыхать там, в том зале. Наверное, у окна. Если получится — приходите! Если нет… Тогда непременно навестите меня во вторник утром, я настаиваю!

— Обязательно, — клятвенно пообещала я и поспешила обратно в гущу толпы, выискивая Эллиса глазами.

Синий, пурпурный, золотой, черный, белый, розовый, снова белый, голубой, синий с золотом… От буйства красок у меня зарябило в глазах. И как, скажите на милость, отыскать одного-единственного детектива среди сотен гостей?

Я замедлила шаг.

Если следовать логике, то Эллис должен находиться неподалеку от марсовийских дипломатов. Конечно, костюмы у них не слишком приметные, но почти одинаковые, а значит найти их будет не так уж сложно. Нужно только оглядеться получше.

Увлекшись поисками Эллиса, я сама не заметила, как едва не выскочила на самую середину зала. Совершенно не вовремя — как раз начала играть музыка. Веселая, но в то же время плавная; любимый контрданс Его величества, «Река»!

Ох, сейчас же танцевать будут все без исключения! А я стою, как столб — одна, без пары… Святые небеса, какой позор!

В полном смятении я попятилась, пытаясь скрыться куда-нибудь — хоть в тень колонны спрятаться, хоть к стенке прислониться, изображая усталость. Но, как нарочно, столкнулась с кем-то и едва не упала.

Едва.

Меня подхватили.

И — закружили в танце.

— Простите, сэр, — я ошарашенно хлопала ресницами. Разум мой пребывал в прострации, а ноги, будто сами по себе, выписывали сложный рисунок танца — вот оно, следствие накрепко заученных еще в детстве уроков. — Вы меня с кем-то перепутали?

Мой спаситель хранил молчание.

— Сэр, я…

Высокий, сильный, в медной маске, полностью закрывающей лицо… Костюм у него был, на мой неопытный взгляд, алманский — роскошный черно-красный сюртук старинного покроя, прямые брюки, заправленные в сапоги. На широком поясе крепилась застежкой серебристая флейта. Каштановые волосы были собраны в низкий хвост и перевязаны черной лентой. На смуглых запястьях — браслеты из чередующихся мелких монеток, колокольчиков и кожаных шнурков. Ногти — ухоженные, хоть и коротко остриженные… и, вопреки строжайшим правилам, никаких перчаток. Значит, я могла бы ему отказать в танце. Но отчего-то делать этого не хотелось совершенно.

Двигался он легко и непринужденно, что выдавало в нем человека, привычного к светским развлечениям. Уверен в себе? Не впервые на подобном балу? Почему он мне помог?

— Сэр, вы…

Честно говоря, я не рассчитывала на ответ, и поэтому даже не нашла в себе сил договорить. Но незнакомец вдруг произнес с сильным иностранным акцентом:

— Простите, что украл ваш танец.

Из-за медной маски голос был сильно искажен, но все же он показался мне приятным.

По спине прокатилась волна мурашек, а затылок вдруг стал легкий-легкий.

— Вы спасли меня. Не извиняйтесь, — я помедлила. Расхождение, сближение, четыре шажка вокруг невидимого центра — взгляд глаза в глаза. Кажется, у него они темные. — Кто вы?

— Крысолов, — кажется, он улыбнулся. — А вы — прекрасная леди… самая прекрасная в целом свете.

Если б такие слова произнес кто-то вроде Фаулера, я бы обратила на них не больше внимания, чем на птичий щебет по весне — приятно, но бессмысленно. Пустой флирт, дань традициям… Однако сейчас меня как жаром обдало.

Кем бы ни был этот Крысолов, он не просто отвешивал глупые комплименты — он верил в то, что говорил. Так мне подсказывал не только опыт владелицы кофейни, но и то самое загадочное и неуловимое чувство, которое принято называть женской интуицией.

— Благодарю, сэр.

От меня — книксен, от него — поклон, затем девять шагов вперед, отвернувшись друг от друга, легонько соприкасаясь кончиками пальцев. Как два берега, между которыми бежит река — далекие, но все же составляющие одно целое.

Близкие, но разлученные навеки.

— Расскажите о себе, — попросила вдруг я и сама удивилась; это не было всего лишь проявлением вежливости, мне хотелось больше узнать о своем спасителе. — Откуда вы родом?

— Я не аксонец, хотя во мне есть и аксонская кровь… предположительно.

— Так откуда вы?

— Предки мои происходят с юга. Наверное.

— Да вы смеетесь надо мною!

Честно говоря, я и сама уже смеялась.

— Нет, — голос Крысолова был спокоен и тих. — Но маска должна остаться маской, иначе колдовство развеется.

Стройный поток танцующих рассыпался по всему залу на отдельные пары. Каждая — как маленький водоворот: дама в центре, а вокруг нее идет по все сужающемуся кругу кавалер — посолонь. И так — до тех пор, пока они не сойдутся достаточно близко, и руки их не соединятся.

— Тогда расскажите о своей маске.

— Если так желает леди… — вот теперь он точно смеялся.

— Леди желает, — улыбнулась я и топнула ногой. Немного не по правилам танца, зато выразительно.

Ритм стал быстрее, и пары начали расходиться к разным краям зала, разбиваясь на две равные колонны. Как пара берегов, между которыми — широкая и спокойная река; контрданс оправдывал свое название. Разошлись — и начали медленно идти по кругу, так, чтобы вновь слиться в один поток.

Первая фаза танца походила к концу.

Крысолов ступал справа; ладонь его была не особенно горячей, но казалось, что от нее по моим костям разливается сухое тепло — до самого плеча, согревая изнутри.

Приятное чувство.

— Считается, что я впервые пришел с юго-запада Алмании, из окрестностей городка Эрцгем. Однако в разное время видели меня и в Лорхе, и в Умманце, и в Корне, и близ Мариенберга, и в Гарце, и даже тут, поблизости, на острове Уайт, — начал вполголоса Крысолов. Отрывистый акцент потихоньку исчезал из его речи, твердые гласные смягчались на аксонский манер, проступала сквозь неторопливые интонации ритмичная тягучесть, свойственная народным сказаниям. — Меня называли Флейтистом, Пестрым Дудочником, Человеком из-под Холма, Слепым Музыкантом, Гансом из Мышиной Норы… Некоторые суеверные старухи уверяют, что я обладаю мистической силой и препровождаю души человеческие на тот свет. Священники возражают, утверждая, что меня и вовсе не существует, и я — выдумка, детская сказка. Разумеется, и то, и другое — наглая ложь. Но если уж мне и пришлось бы выбирать, какую историю воплотить в жизнь, я стал бы духом, играющим на флейте, дабы заманить невинную деву в дубовую рощу летней ночью, — интонации окончательно превратились в альбийские, гортанно-напевные. — Как бы то ни было, чаще всего я предпочитаю зваться просто Крысоловом и, собственно, выводить крыс. За определенную плату.