Марина Александрова - Знахарь

«Точно! Вправду, у нашего общества есть свой бог!»

Он чуть ли не бегом направился в свою временную обитель и стал спешно собирать вещи…

Тайное общество антигиппократов родилось в XVI веке в Англии и быстро стало пополнять свои ряды молодыми и энергичными медиками. Председатель общества довольно удачно набирал последователей, обещая им неимоверные богатства и всемирную признательность.

Цель их деятельности была такова: они подыскивали людей, страдающих какими-либо неизлечимым недугом и сами вершили над ними суд, используя в дальнейшем их тела для исследования. Больной умирал на столе, во время операции, когда врачи удаляли тот или иной орган и наблюдали за мучениями пациента, записывая все подробно в своих книгах.

С их деятельностью не могли мириться ни власть, ни тем более церковь, и общество было запрещено и объявлено вне закона. Но ведь всем известно: то, что запрещено, произрастает и из камня, и из песка. Так и общество антигиппократов. Оно, подобно липкой невидимой паутине, распространялось по всему миру, заманивая в свои сети все больше и больше народу.

Никто не знал, сколько человек объединяет это общество, где находится центр, кто им руководит. Этим человеком мог оказаться кто угодно — и губернатор, и самый уважаемый врач.

При посвящении в члены общества молодые люди не находят ничего предосудительного в его деятельности, и потому удивляются праведному гневу властей и церкви по отношению к врачам, состоящим в нем.

Главы обществ, сначала в целях общей работы, просят молодых не распространяться об их существовании, а когда молодой человек начинает понимать, что это вовсе не фанатичное служение делу, а некое жестокое извращение, не знающее границ, безжалостное и лишенное гуманности, становится поздно. Им уже не вырваться из круга, ломающего их судьбы и делающего из них рабов, видящих перед собой только тела и деньги. Сострадание покидает их души.

Неделю Дмитрий Богун добирался до хутора Ближнего, терпел все неудобства этой поездки.

Ведь он знал, что в случае провала его самого ждет та же участь, что и обреченных.

— Я приехал заменить на время Филиппа Одинцова, — сказал он старосте хутора Степану Ярмакову. Тот лишь пожал плечами и определил Дмитрия на постой к Алексею Козлову, ученику Филиппа.

— Поживешь пока с ним, а там видно будет, — сказал он на прощание.

— А меня кто-нибудь спросил? — злой и раскрасневшийся Алексей смотрел в глаза Степану и ждал ответа.

— Ты, щенок, радуйся, что еще под крышей живешь! Скоро можешь и того лишиться! Иди прочь! — Степан уже сел обедать, когда к нему ворвался Алексей, а этого он не любил.

— Может, надо было хоть предупредить мальчишку, — вмешалась жена Степана Ольга, — он ведь с Филиппом работал, а теперь — мало, что Филиппа нет, так еще работать и жить придется с другим чело…

— Ты замолчишь или нет! — закричал Степан и ударил кулаком по столу. — Отыскалась, тоже мне, заступница! Что, небось, тоже скучаешь по молодому лекарю? Знаю я вас, баб, стервы!

— Ты чего мелешь-то? — Ольга подперла руками бедра и смотрела на мужа. — Совсем ополоумел?

Степан настолько резко встал из-за стола, что опрокинул миску со щами.

— А-а-а-а! — заорал он нечеловеческим голосом, держась за причинное место. — Сжег! Все себе сжег! А-а-о-ой! Все из-за тебя, — он выбежал на улицу и влез в дубовую кадку с дождевой водой.

Как только он выбежал, Ольга залилась веселым смехом. Она смеялась так громко, что ее слышал с улицы даже Степан.

— Чего ржешь теперь? Ага, обварила мужика, теперь, наверное, и рада, что калекой останусь! Но запомни! Я и тебе гулять не позволю!

Ревнив он был без меры, оттуда и беды все.

— Ой, ой, помолчи хоть немного, а то у меня живот сведет от коликов! — Ольга вышла на крыльцо и, увидев своего мужа в кадке, опять залилась смехом.

— Ты мне объясни, чего смешного-то? — взорвался Степан.

— Я… я щи эти час назад разогрела, а пока ты с новым лекарем прошатался, они уж и поостыли! Так что рано ты… в кадку-то… — она опять закатилась смехом и вошла в дом. На улице уже начали собираться соседки и с недоумением глядеть на старосту, сидящего в кадке.

— Ой! Сосед, никак стареть не хочешь! Решил себя для молодой жены засолить, — звонкий голос соседки Розы был слышен по всей улице. Раздался дружный смех.

— А может, и меня рядом посадишь? Кто знает, может и помолодею, а? — издевалась над ним старушка Боброва.

Степан не знал, куда деться от пронырливых баб.

— Нет, бабоньки, это он метод от мужского бессилия отыскал! Ведь все же знают, как он Ольгу любит и боится, как бы она к другому мужику не убегла! — раздался голос самой вредной и злословной Агафьи Топорковой.

— А вот это уже лишнее, Агаша, — спокойно, но твердо возразила Ольга, услышавшая ее слова и вышедшая на крыльцо.

Бабы быстренько разошлись. Ольга повернулась к мужу, улыбнулась, подошла и помогла вылезти из кадки.

— Да-а-а, — протянул он, — насмешил я сегодня народ. Сейчас переоденусь и схожу к лекарю нашему, заодно и посмотрю, как он устроился, и лекарь ли по-настоящему.

— Иди.

Филипп устало брел вдоль высокой белой стены маленького монастыря, примыкавшего к госпиталю. Ворота были закрыты, и из-за них слышались собачий лай и тихие женские голоса. Солнце уже клонилось к закату, и Филиппу нужен был ночлег. Он надеялся, что его пустят переночевать, и постучал в ворота деревянным молоточком, висевшим на косяке.

— Пустите, люди добрые, переночевать, — попросил Филипп.

— Нельзя! Желтушница у нас! — раздался из-за ворот грубый мужской голос сторожа.

— Я сам лекарь! Я бы мог вам помочь! — крикнул Филипп уже в пустоту.

Он устроился под кустом сирени и решил немного отдохнуть, а если удастся, и вздремнуть.

Антония быстрыми шагами возвращалась в палату после вечерней службы, чтобы обрадовать Диану, но тут ей навстречу выбежала молоденькая медсестра Елена.

— Игуменья Антония, там лисица застряла в заборе! За курами охотилась, негодница, и теперь страдает. Надо бы ее высвободить!

— Ты предлагаешь это мне? — строго спросила Антония.

Елена потупила взгляд.

— Но, игуменья, мне нужно для этого выйти за ворота, — наконец призналась она.

— Да? А не лжешь ли ты мне?

Елена встрепенулась, подняла на Антонию испуганные глаза и тотчас ответила:

— Что вы! Нет, нет, как можно? Взгляните сами на страдания этого бедного животного, и ваше сердце тоже проникнется к нему сочувствием, — горячо ответила девушка.

— Ну хорошо, идем посмотрим, — Антония последовала за девушкой.

И вправду, за курятником, у ровных грядок с огурцами в деревянной ограде застряла небольшая лисица. Она недовольно тявкала и извивалась.

— Господи! Божья тварь, — произнесла Антония и склонилась над страдающим животным, но в этот момент лисичка решила справить нужду, и сделала она это так неожиданно и быстро, что Антония даже не успела опомниться.

— Ох! — только и произнесла она, а потом послышались на весь двор ее причитания: — Мы, значит, жизнь ей спасаем, а нам так за то платит? Божья тварь! Ну, погоди у меня! Я тебя самолично выпорю! — Антония разговаривала с лисичкой, как с маленьким ребенком.

Елена еле-еле сдерживала улыбку:

— Игуменья, давайте я сама ею займусь, а вы пока приведите себя в порядок, — предложила она. Антония посмотрела на монахиню, потом на себя и вздохнула:

— Ты права, избавься от этой твари побыстрее, — она направилась обратно к госпиталю.

Филипп прекрасно слышал этот разговор и обрадовался случаю поговорить с девушкой. Он дождался, пока игуменья удалится, и приблизился к забору. Лисичка грозно тявкнула и распушила усики.

— Тише ты! — прикрикнул он.

— Ой! Там кто-то есть? — спросила Елена.

Филипп склонился и, отодвигая лисичку, встретился взглядом с Еленой.

— Я есть, и я могу помочь вам, — сказал он.

— Ох, пожалуйста! Будьте благородны, облегчите бедному животному страдания, — попросила она, и в ее голосе слышалась искренняя жалость.

— Вы знаете, я ведь только этим и занимаюсь всю свою недолгую жизнь, — сказал Филипп, освобождая лисичку из ловушки. Девушка взглянула на него внимательнее, а потом перевела свой взор на его руки, которые старательно и аккуратно высвобождали непослушную лисичку.

— Вы, наверное, врач?

— Откуда вы узнали? — удивился Филипп.

— По рукам, мой отец тоже был врачом, — ответила она. — Это единственное, что я помню о нем. Матери я не знала совсем, — голос ее погрустнел и она вздохнула.

Филипп промолчал. Он не знал, как начать разговор, но так как девушка была не прочь поболтать, это облегчало ему задачу.

— Это наше призвание, помогать людям, ничего не требуя взамен. Ах, если бы только кто-нибудь единственный раз помог мне, я бы поверил, что Бог действительно существует!