Роджер Желязны - Этот бессмертный

— Не знаю. Я хотел спросить у вас.

— Нет. Что теперь?

— Лучше скажите мне сами.

— Убить его?

— Наверное, да. Однако все-таки объясните, почему?

— Он закончил.

— Что? Ну что именно он закончил?

— А я откуда знаю?

— Проклятие! Я должен знать! Я люблю знать, почему я убиваю кого-то. Такой уж я странный.

— Странный? Очень даже. Да тут же все очевидно. Веганцы хотят снова скупить Землю. Он возвращается с отчетом об интересующих их местах.

— Почему же тогда он не посетил все первоначально намеченные места? Почему оборвал свою инспекцию после посещения Египта и Греции? Песок, скалы, джунгли да разные чудовища — вот и все, что он видел. Едва ли это годится, чтобы заинтересовать инопланетян.

— Значит, он испугался, вот почему. И счастлив, что остался в живых. Его ведь запросто мог съесть боадил или курет. Он просто убегает.

— Ну и хорошо, пусть себе убегает. Пусть себе передает остальным голубокожим плохой отчет.

— Этого они не могут допустить. Если они-таки захотят въехать, то не ограничатся столь неполными и отрывочными данными. Они просто пришлют кого-нибудь другого. Если мы убьем Миштиго, то веганцы поймут, что мы по-прежнему не шутим, по-прежнему против, по-прежнему несгибаемы, то есть по-прежнему представляем реальную силу.

— …Нет, он не боится за свою жизнь, — задумчиво произнес я.

— Да? Чего же тогда?

— Не знаю. Однако собираюсь выяснить в ближайшее время.

— Как?

— Думается, спрошу у него.

— Вы сумасшедший, — она отвернулась.

— Либо мы сделаем по-моему, либо вообще никак, — заявил я.

— Тогда как угодно. Все это больше не имеет никакого значения. Мы уже проиграли.

Я взял ее за плечи и поцеловал в шею.

— Пока нет. Вот увидите.

Она стояла неподвижно, как статуя.

— Ступайте прочь, — сказала она. — Уже поздно. Уже слишком поздно.

Так я и поступил. Я вернулся в большой старый дом Якова Коронеса, где квартировались мы с Миштиго и где остановился, прибыв в Макриницу, Фил.

Я зашел в комнату его последнего пристанища, туда, где он уснул в последний раз. На письменном столе все еще лежал его «Освобожденный Прометей», рядом с пустой бутылкой. Он сказал мне о собственной кончине еще тогда, когда звонил в Египет. Он перенес тяжелый приступ и многое испытал. Поэтому казалось разумным, что он не преминет оставить сообщение для старого друга.

Я пролистал неудачный эпос Перси Б.

Оно было написано на чистых страницах в конце книги, по-гречески. Не на современном греческом — на классическом.

Сообщало оно вот что:

«Дорогой друг, хотя я терпеть не могу писать то, к чему не смогу впоследствии вернуться, я чувствую, что мне лучше позаботиться об этом побыстрее. Я нездоров, и Джордж хочет отправить меня в Афины. Утром я собираюсь уехать. Сперва, однако, займемся делом…

Веганец должен покинуть Землю живым — любой ценой. Это важно. Это самое важное в мире, поверь мне.

Я боялся сказать хоть что-нибудь тебе раньше, так как опасался, что Миштиго, возможно, телепат. Вот потому-то я и не участвовал во всей поездке, хотя очень хотел бы. Вот потому-то я и притворялся, что люто ненавижу веганца, — чтобы иметь законную причину держаться от него как можно дальше. Лишь после того, как мне удалось получить подтверждение, что он не телепат, я решил присоединиться к вам.

Я подозревал, что раз здесь присутствуют Дос Сантос, Диана и Хасан, то Радпол, возможно, жаждет его крови. Если бы он был телепатом, то, как я считал, он быстро узнает об этом и сделает все что нужно для гарантированного обеспечения своей безопасности. А если он не является им, то я все равно твердо верил в твою способность защитить его почти от всего чего угодно, включая и Хасана. Мне вовсе не хотелось бы, чтобы он проведал о моем знании. Однако я попытался-таки предупредить тебя, если ты помнишь.

Татрам Иштиго, его дед, — одно из самых прекраснейших и наиблагороднейших живых существ. Он философ, великий писатель, бескорыстно отдавший жизнь служению обществу. Я познакомился с ним во время своего пребывания на Тейлере, тридцать с чем-то лет тому назад, и позже мы стали близкими друзьями. С того времени мы постоянно поддерживали связь, и еще тогда он посвятил меня в планы Веганского Конгломерата по части продажи Земли. Мне также пришлось поклясться хранить тайну — даже Корту нельзя знать, что я в курсе дел. Если это выйдет наружу раньше времени, старик безвозвратно поплатится своим авторитетом.

Дело в том, что веганцы пребывают в весьма щекотливом положении. Наши экспатриированные соотечественники сами навязали себе экономическую и культурную зависимость от Веги. Во время восстания Радпола веганцы поневоле осознали — очень ясно! — что на нашей планете есть местное население, обладающее собственной сильной организацией и желающее восстановить свою планету. Веганцы тоже хотели бы этого добиться. Земля им не нужна. На что она им? Если бы они хотели эксплуатировать землян, то на Тейлере их намного больше, чем здесь, а они их не эксплуатируют, во всяком случае жестоко и в массовом порядке.

Наши бывшие соотечественники предпочли возвращению сюда ту форму эксплуатации труда, какая там практикуется. На что это указывает? Да на то, что Движение за Возвращение зашло в тупик. Никто не приезжает обратно на Землю. Вот потому-то я и порвал с ним. По этой же причине, как я считаю, порвал и ты. Веганцы хотели бы снять груз проблемы родной планеты человечества со своей шеи. Разумеется, они хотят навещать ее и дальше. Для них очень поучительно приезжать сюда посмотреть, что можно сделать с планетой. Это оказывает на них отрезвляющее, смиряющее гордыню и, наконец, попросту пугающее действие.

Им требовалось сделать не что иное, как найти способ обойти правительство наших милых сограждан на Тейлере. Те, как ты понимаешь, отнюдь не стремятся расстаться со своей единственной претензией на налоги и существование: с Управлением.

Однако после долгих переговоров и значительных экономических посулов — дело дошло даже до предложения предоставить всем землянам Веганского Конгломерата полное веганское гражданство, похоже, способ был найден. Осуществление плана решили поручить клану Штигогенов, можно даже сказать, собственно Татраму.

Он, как ему думалось, нашел, наконец, средство возвратить землю в автономное пользование землян и сохранить ее культурную неприкосновенность. Поэтому он отправил своего внука, Корта, произвести «разведку местности».

Корт — странное существо: настоящий его талант — перевоплощение (все Штиго очень одаренные), и он любит кем-нибудь прикидываться. По-моему, Корту до смерти хотелось сыграть роль инопланетянина, и, уверен, он исполнил ее умело и эффективно. (Татрам также уведомил меня, что это будет последняя роль Корта. Он умирает от дринфана, болезни неизлечимой; я также думаю, что именно это и определило выбор Татрама).

Поверьте мне, Константин Карагиозис, Коронес Номикос (и все другие, которых я не знаю), Конрад, наконец, когда я говорю, что он отнюдь не изучал недвижимость. Нет.

Но позвольте мне на прощание один последний байроновский жест. Поверь мне на слово, что он должен жить, и позволь мне сдержать свое обещание и сохранить тайну. Ты не пожалеешь об этом, когда все узнаешь полностью.

Мне очень жаль, что я так и не закончил элегию в твою честь, и проклятье тебе за то, что ты отнял мою Лару, тогда, в Керчи!..

Ну что ж, решил я тогда. Даруем веганцу жизнь, а не смерть. Фил высказался вполне определенно, и я ни на секунду не усомнился в его словах.

Я вернулся за обеденный стол Микара Коронеса и оставался с Миштиго, пока тот не собрался. Проводив его обратно до дома Якова Коронеса, я проследил, как он упаковал последний чемодан. За все это время мы обменялись не более чем шестью словами.

Его вещи мы перенесли на площадку перед домом, где приземлится скиммер. Прежде чем остальные (включая Хасана) подошли попрощаться с веганцем, он повернулся ко мне и спросил:

— Скажите, Конрад, почему вы сносите пирамиду?

— В пику Веге, — откровенно признался я. — Чтобы дать вам понять, что если вам нужна эта планета и вы сумеете отобрать ее у нас, то получите ее в худшем состоянии, чем она была после Трех Дней. На ней не останется ничего, на что можно было бы поглазеть. Мы сожжем и остальную свою историю. Даже клочка вам не оставим.

Воздух с присвистом вышел из глубин его легких, что было веганским эквивалентом вздоха.

— Полагаю, это похвально, — сказал он. — Но мне так хотелось ее увидеть. Как по вашему, вы сможете когда-нибудь снова собрать ее? Может быть, в ближайшее время?