Юлия Зонис - Время Химеры Геном Пандоры

Вечерский, наконец, отпустил Саманту и откинулся на спинку кресла. Схема за его спиной продолжала наливаться красным.

- По-твоему, почему я окрестил свой коктейль «Вельдом»? Не из любви к африканской экзотике. Просто я, как наверняка и ты, читал Брэдбери. Рассказ про Питера и Венди. Так вот, скоро наш мир заполнится живыми, а не фантастическими Питерами и Венди. И это станет концом человечества. Мы уже сейчас висим на волоске...

- Я слышала твои пророчества уже сто раз.

- Так послушай еще раз. То, что мы имеем на данный момент - по сути, рабовладельческое общество. Древний Египет. Наверху фараон и его приближенные - это Бессмертные. Правящая элита. Ступенькой ниже воины, врачи, строители. Еще жрецы - в нашем мире их заменяют ученые. И, наконец, огромная, бесправная масса рабов. Разница заключается лишь в двух вещах. Древнему Египту рабы были нужны. Средства производства тогда не позволяли выстроить пирамиду нажатием кнопки. Когда человек ежедневно занят, у него нет времени планировать теракты - к тому же он ощущает свою нужность, что тоже играет роль. Сейчас большинство в нашем обществе составляют безработные. Безработные сидят на пособии, и времени у них предостаточно. Кто-то тратит это время на наркотики и выпивку. Кто-то - на производство взрывчатки.

Гморк, устав стоять, протиснулся в кабинет и улегся у кресла Вечерского. Ученый механически погладил волка и продолжил:

- Тут мы переходим ко второму пункту. В Древнем Египте у рабов не было оружия. Огромную массу людей могло контролировать сравнительно небольшое число воинов, владеющих продвинутым вооружением. Сейчас любой мало-мальски разбирающийся в химии и электронике человек может соорудить бомбу и взорвать полгорода. Так и происходит. Если бы ты смотрела новости, то поняла бы, что кучка военных просто не в состоянии удержать под контролем всю эту голодную и озлобленную массу. Неизбежно должен произойти взрыв. Я лишь ускорил его, придал форму и цель...

- Какую цель?!

- В том аду, в который через несколько лет превратится мир, выживут немногие. В первую очередь Бессмертные и их отпрыски. Я уже упоминал, что они жестокие, умные и любознательные дети, которые никогда не станут взрослыми. Нужно очень мощное внешнее давление, чтобы эта бесформенная масса превратилась во что-нибудь стоящее. И природный катаклизм как источник подобного давления лучше человеческого фактора, потому что у выживших будет возможность сплотиться против общего врага. Я очень надеюсь, что наши кадавры заменят миллион лет социальной эволюции, и с их помощью Бессмертные обретут то, чего им не хватает сейчас...

Он говорил ровно, гладко, деловито - как будто давно подготовил и отрепетировал эту речь. Наверное, так и было.

- Помнишь, я сказал тебе, что великие ученые и творцы никогда не соперничают с людьми? Только с Богом. На этот раз мы можем выиграть партию.

- Мы? Какие «мы», Алекс?

- Я и ты. Не прибедняйся, Сэмми. Может, ты и не озвучивала это для себя так явно, но я же видел - ты тоже хочешь утереть ему нос.

- «Утереть нос»?

Саманта усмехнулась.

- Алекс, в лучшем случае из тебя выйдет лишь жалкий подражатель. Ну, устроишь ты подобие Всемирного потопа... Ничего нового в этом нет. В худшем ты закончишь свои дни в психушке.

- Посмотрим.

- Нет. Не хочу я на это смотреть. У меня есть другое предложение.

- Какое же?

Соберись, мысленно приказала себе Саманта. Обещай ему то, чего он хочет. И попытайся выполнить обещание.

- Ты велишь Гморку отловить всех тварей, которых выпустил из вивария. Думаю, передавить две сотни крыс, десяток хорьков и дюжину овчарок для него не составит труда?

- И что потом?

- Потом мы расскажем журналистам об Амершаме. О том, кто убил Диану и Боба. Тебя могут обвинить только в соучастии... У тебя ведь до сих пор нет американского гражданства? Может быть, тебя экстрадируют для суда в Россию, а там ты как-нибудь вывернешься.

- Чудный план.

Глаза Алекса весело заблестели.

- И что я с этого буду иметь?

- Я пойду с тобой. Я буду с тобой до конца, каким бы он ни был. Я обещаю.

- Почему, Саманта?

- Что «почему»?

- Почему ты будешь со мной до конца?

На сей раз она взяла его ладони в свои и сказала так, словно и вправду в это верила:

- Потому что я люблю тебя.

Вечерский тихо освободил одну руку и включил на компьютере канал вечерних новостей. На экран вплыло изображение студии и лицо ведущей, и - в верхнем правом углу - портрет Саманты. В динамиках зазвучал хорошо поставленный голос:

«...разыскивается по подозрению в убийстве офицера полиции Дианы Виндсайд и неопознанного мужчины...»

Изображение сменилось записью с уличной камеры, расположенной над воротами Маунт Крик парка. Саманта, с черной шляпой и кейсом под мышкой, бегущая к стоянке. Затем другая картинка: тело Боба Райли, окруженное медэкспертами, один из них держит в обтянутой перчаткой руке дротик.

«Преступница вооружена и опасна. Каждый, кто может сообщить об ее местонахождении...»

Вечерский отключил звук, но картинку оставил. Он пристально глядел на Саманту. Та криво улыбнулась.

- Ожидаешь, что я вскочу и побегу прятаться в кладовке? Что же ты, как добропорядочный гражданин, не сообщишь о моем местонахождении?

- А я не добропорядочный гражданин. И уж точно не добропорядочный гражданин этой страны, как ты точно подметила. У меня к тебе есть встречное предложение. На крыше стоит вертолет. Мы сядем в него и уберемся из этого города. А потом, за границей красного круга, ты уже решишь, как ко мне относишься.

- А генерал?

- Плевать мне на генерала. Генерал тут уже ничего не решает.

Саманта медленно поднялась с кресла. На нее навалилась мертвящая усталость. Какой длинный, нелепый и длинный день - от дождливого утра на кладбище и до этого кабинета...

- Я пойду.

- Куда же?

- В красный круг, Алекс. Я попробую что-нибудь сделать. А ты садись на свой вертолет и катись на нем в гребаную задницу. И вели, чтобы твоя скотина от меня отстала. Если я увижу, что за мной следует волк, клянусь - выпущу в него все оставшиеся дротики.

Она шагнула к выходу, опасаясь - или, наоборот, надеясь - что ей не дадут уйти. Однако мужчина в кресле не шевельнулся. Лишь волк поднял лобастую голову и посмотрел уходящей вслед.

Спускаясь по лестнице - лифты Саманта невзлюбила со дня знакомства с Гморком - женщина размышляла о том, могла ли она поступить так, как Алекс. Он совершил из любви то, что другие не совершают из ненависти - но делало ли его это хуже? Непонятно. Саманту грызло разочарование, неуверенность, мысль о какой-то невероятной упущенной возможности и отчаянное желание вернуться. И все же она не вернулась.

Два месяца спустя по одной из трасс канадской провинции Онтарио ехал внедорожник. Он ехал медленно, рывками, разгребая бампером снежные заносы. По сторонам дороги вздымались огромные сосны. Ветви их гнулись под тяжестью нападавшего за ночь снега. Ничто не двигалось в этом белом мире, лишь время от времени с деревьев обрушивались снеговые пласты, да упрямо пробивался вперед джип, оставляя за собой две темные колеи. Проехав еще несколько десятков метров, машина вздрогнула и завязла окончательно. Некоторое время джип ревел, выбрасывая из-под колес грязно-белые фонтаны. Затем мотор заглох. В наступившей тишине стукнула распахнувшаяся дверца. С водительского сидения выбралась женщина в меховой куртке. Из-под капюшона куртки выбивались ярко-рыжие пряди. Несмотря на мороз, по лицу женщины тек пот. Куртка на ее животе заметно оттопыривалась. Стукнув кулаком по крыше машины и бессильно выругавшись, женщина огляделась. Вокруг нее замер в молчании лес. Снег испятнали звериные следы. С трудом нагнувшись, женщина набрала в пригоршню снега и отерла щеки и лоб, а затем жадно куснула белое крошево. Заглянув в салон, она сняла с ветрового стекла портативный GPS и вывела на экран карту. Провела по экрану пальцем, следуя какой-то понятной лишь ей линии. Потом, вытащив из машины рюкзак, она закинула его за плечо, захлопнула дверцу и зашагала прочь, тяжело разгребая сапогами сугробы.

Через некоторое время женщина брела уже по лесу. Под ногами ее вилась едва заметная тропа, протоптанная не людьми. Путешественница двигалась от ствола к стволу, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух. При этом она непрерывно бормотала. Всякий, прислушавшийся к ее бормотанию, решил бы, что женщина сошла с ума. Она спорила с собой, и сама себе отвечала.

«Мы каждый раз пытаемся изменить мир, Алекс, но мир от этого становится только хуже»

«Да, Сэмми. И что ты предлагаешь? Сидеть, сложа руки?»

«Разве я сидела, сложа руки?»

«Нет. Но всякое действие следует доводить до логического конца»

«В твоем мире, Алекс. Не в моем. В твоем мире правит разум. Но что дал нам разум? Что, кроме горя и разрушения?»