Клинок Гармонии (СИ) - Кишин Илья

С удовольствием помывшись под струями горячей воды, будто смыв с себя второй слой кожи, я направился в теплую кровать, на которую мое уставшее и измотанное тело рухнуло камнем. Лежа под легким одеялом, я все никак не мог выкинуть из головы этот дым, то ли дело кусая собственный палец, чтобы из раза в раз смотреть на эту своеобразную регенерацию. В один момент мне это надоело, потому я попробовал напрячь извилины, представляя, как дым обволакивает кожу. Стоило лишь представить, вложить капельку воли в задуманное, как оно воплощалось в реальность, дым и вправду появлялся сам собой, пусть и в небольших количествах — такая способность была бы крайне полезна в условиях бегства, но стоит еще немного попрактиковаться.

В этот день я по-настоящему поверил в то, что мои красные глаза в самом деле означали наличие некой силы, но такая деталь все равно не дает ответа на главный вопрос — кто же я такой?

Будние стали лететь беззаботнее — Наталья сдержала свое слово и взяла меня под свое крыло, а взамен я безоговорочно выполнял все порученные мне задачи. Работа была непыльной, в основном я доставлял распоряжения в конвертах другим подчиненным Натальи — своим «безымянным коллегам». Иногда приходилось даже запугивать людей, перешедших ей дорогу, но в основном это были совсем уж безобидные бедолаги. Бывало и такое, что по моему портрету узнавали зверского убийцу, пришедшего ради возмездия за совершенные грехи. Двойной удар по трусливому сердцу: сумасшедший маньяк из газеты, работающий на главу банды. Первое время меня мучала паранойя, но никто за это время так и не заявил о своей находке, боясь бандитской кары. Жаль, что иерархия моего работодателя до конца неизвестна, возможно и она кому-то подчиняется, но мне незачем это знать. Наталья платила, как подобает, потому голодные дни канули в лету, а чувство одиночества потихоньку шло на спад.

Так пролетел почти месяц, каждый день без выходных я усердно трудился на благо своего начальника и скромного круга рабочей силы. Для всех я уже давно стал родным, вроде ребенка какого-то родителя, что вечно бегает у него на работе и пристает к остальным. Ко мне относились с теплом, баловали вкусностями, рассказывали интересные истории в свободное время за столом. Хотелось бы, чтобы нас связывали не только рабочие взаимоотношения на уровне начальника и уборщика — настоящих друзей все еще не хватает. Какое-то время мне придется скрываться в берлоге бандитов, но, если появится возможность выбраться отсюда, я, пусть и слегка колеблясь, уйду, попрощавшись со всеми.

Сегодня я снова передал конверт с посланием аж на границе Трущоб, пейзажи которых навевают воспоминания, когда я здесь жил. Это очень спокойное место: нелюдное, а вместе с тем довольно мрачное. Будучи ребенком, я этого не замечал, хоть атмосфера и проникала в самое сердце, пронизывая каждую клетку тела своей навязчивостью. Когда-то я бесцельно слонялся по этим улицам, не зная, чем себя занять: ловил ящериц, строил замки из песка, кормил бродячих кошек, коротко говоря, занимался всем, чем угодно, лишь бы отвлечься от реальности — это даже немного спасало. Я никогда не был буйным и волевым мальчиком, обычно так себя ведут дети, которым не хватает внимания. Так ведь и появляются задиры или дурачки, которых все равно никто не любит, но внимание к себе они все же притягивают. Лично мне не по душе такой подход к людям, я более дружелюбный и уравновешенный однолюб, хотя внутри тонна всех возможных переживаний, которые нередко тянут вниз и мешают простраивать отношения.

К Наталье я возвращался по дороге, которая проходила мимо недостроенного театра, который поначалу был долгостроем, а потом его и вовсе забросили — повлияло расположение, никому не были интересны театры в этом районе, застройщик поздно до этого додумался, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Когда-то и я бегал по этому театру со своим другом Ральфом, мы даже таскали туда всякий хлам, который нам детям казался очень полезным. Все это дело мы складывали прямиком в комнату на третьем этаже, это было одно из немногих помещений, которое закрывалось на ключ — на входе во многие из них даже дверей не было. Я не спрашивал у Ральфа, откуда он достал ключ, мне было важно проводить с ним время, а уж такие мелочи не более, чем формальность. Возможно, он все еще там, спрятан где-то в щели между кирпичей. Сейчас же меня безумно тянет к этому месту, ведь в нем сокрыто огромное количество теплых воспоминаний, греющих душу.

В этот день я решил снова посетить давно заброшенное место и, вот, уже просачиваюсь между прутьями металлического забора, где мог и не пролезть, будь немного толще. Стоило преодолеть преграду, как я уже поднимался по ступенькам к черному входу — через него было удобнее всего попасть в здание. Запах пыли придает этому месту свою незабываемую атмосферу. Войдя внутрь, я повернул к лестнице, что находится прямо за углом от черного входа — удобно. Хотелось просто подняться наверх к нашей с Ральфом комнате, но вдруг на цокольном этаже послышались глухие шорохи — кто еще мог бы здесь находиться помимо меня? Вполне вероятно, обычные бездомные или бродячие животные, однако шорохи были слишком уж частыми, будто бы человека три одновременно катаются по полу.

Мне стало интересно, и я тихим шагом начал спускаться вниз. Внизу не было ни единого источника освещения, солнечный свет дальше лестницы не просачивался, потому уже за полосой дверного проема царила кромешная темнота. Кто бы там не был, он имел это в виду и захватил с собой фонарик — я заметил, как свет от него бегает по стенам, когда шагнул во мрак. Судя по движениям, там какая-то схватка, сопровождаемая едва различимым шепотом.

Шагнув в дверной проем, ведущий в комнату, где находились неизвестные, я обомлел — внутри расположились четверо мужчин и одна девушка в изорванной одежде, истекающая кровью. Двое стояли около нее, двое позади, у одного из них был нож. Все стало понятно с первого взгляда, никаких объяснений не требовалось — это были преступники, решившие, что имеют право решать, как сломать судьбу бедной девочке: изнасиловать или убить, а, может, все вместе. Они спорили за первое место в очереди, пока светловолосая девушка тщетно сопротивлялась — но что она может противопоставить холодному оружию? Я еще могу ее спасти, потому на раздумья времени нет. Резко врывавшись в комнату, я сразу же набросился на первого, кто попался под руку, позабыв о собственной безопасности — это мой момент зверства, когда инстинкты сильнее здравого смысла. Пусть я двигался не так грациозно и быстро, как главный герой боевика, но все же смог дать отпор троице неблагополучных граждан.

— Ублюдок! — прорычал последний оставшийся бандит.

Бой мог быть неравным, если бы не арматурный прут, который тихо ждал моего появления, оперевшись на стену. Скорее всего, эти трое уже не встанут, как мог и не встать последний из их компании, если бы я не выронил прут, который сейчас запрятался где-то под телом одного из обидчиков. Стоило замешкаться всего на секунду, как я уже получил глубокий удар ножом, холодное лезвие вонзилось прямо в живот, а затем резким движением вышло наружу, располовинив внутренности.

— Вот и допрыгался, зайчик, — ухмыльнулся он.

Я вспомнил момент, когда мне скальпелем перерезали шею — на этом месте не осталось ни раны, ни шрама, тогда, зачем же мне беспокоиться о простом ножевом ранении? Набравшись смелости, я схватил мужчину за горло и прижал к стене, он кряхтел от недостатка воздуха и продолжал бить меня ножом в бок, его лицо в этот момент нужно было видеть — эта физиономия, когда не понимаешь, почему тебя продолжают душить после стольких ударов ножом. Признаться честно, было очень больно, я определенно залил кровью свои новые шмотки, а мои внутренности смешались в кашу, но отпускать его было нельзя. В какой-то момент бандит начал терять хватку, а затем и вовсе закатил глаза, замертво упав на пол, стоило мне его отпустить — этот точно готов.