Мишель Роман - Времена Бессмертных

— Спасибо, что помог мне сегодня. — благодарю я его, когда мы оказываемся в черте поселения Смертных.

— За что? Я же просто стоял в стороне и уговаривал тебя быть полегче, с тем парнем. — Спартак обыгрывает слово «парень», изображая излишнее пренебрежение. Но я знаю, что у него нет огромной ненависти к гостям из Византии.

— Вот за это и спасибо. Иногда за мной нужно приглядывать.

Мы останавливаемся возле многоэтажного жилого дома, где теперь обитает Спартак. Раньше он жил с матерью, но после своего двадцатидвухлетия, он решил жить один. В их семье тема Церемонии Перехода, это шанс объявить маленькую, но ожесточенную войну.

— Только, пожалуйста, не говори мне, что в завтрашнее дельце нас втянула Саванна?! — выбравшись из машины и страдальчески повиснув на пассажирской дверце, уточняет приятель. Он всегда недолюбливал мою бывшую.

— Я и не говорю. — отрезаю я. — Она не втягивала нас, она втянула меня.

— Лады, парень. Жду тебя завтра, как только вспыхнет солнце. — друг широко улыбается, демонстрируя мне идеальные белые зубы. Девчонки от этого просто млеют. — Никаких больше драк. Никаких чокнутых подружек из прошлого! — велит он и, хлопнув меня по ладоши, шагает по направлению к подъезду.

Я улыбнулся и развернул Шевроле на дорогу, ведущую в центр города Смертных.

На улице Свободы, в самом центре заброшенного парка развлечений — где тут и там разбросаны напоминания о былом времени в виде искореженных аттракционов — уже горит огромный костер. Вокруг огня, словно собираясь принести жертву давно забытым богам, рассредоточились отдельные кучки народа, но все как один волнительно застыли в ожидании начала Совета. Совет проводиться только в экстренных случаях, когда под вопросом стоит существование Смертных как отдельного класса. В отличии от Византии и других бессмертных городов, мы никогда не выбирали себе лидеров, нашей культурной особенности присуще понятие общего выбора и голос каждого может быть услышан на собрании подобном этому.

Единственными, кто обладают влиянием на общественное мнение — но не властью — являются старейшины, люди, чей жизненный опыт может положительно сказаться на принятии того или иного решения. Именно к ним я и направляюсь.

Огибаю ряд ржавых кабинок, на которых раньше катались по рельсам, миную наполовину ушедшее под землю колесо обозрения и оказываюсь в пятидесяти шагах от громадного костра, чье пламя угрожает поджечь небо.

Меня тут же обдает жаром, отчего лицо и руки, не спрятанные под одеждой, покрываются испариной. Я поеживаюсь от неприятного ощущения.

Гай, Филипп и Грегори — главные старейшины на данном Совете, молча, сидят по правую сторону от костра. Я с удивлением отмечаю: по ним совершенно не скажешь, будто старики испытывают дискомфорт от близкого нахождения с гигантским костром. Их покрытые морщинами, обвисшие лица задумчивы и сосредоточенны на каких-то размышлениях, но есть и еще что-то… Словно бы пожилые мужчины грустны.

Я никогда не видел ни одного члена Совета поддавшимся унынию, каждого человека на Окраине с детства учат бороться до последнего за выживание и не поддаваться разрушительной силе отрицательных эмоций. Поэтому я замедляю шаг, идя к мужчинам, надеясь прочитать чуть больше по их печальным лицам. Но как только я прохожу мимо очередного скопления народу — за мной протягивается шлейф пересудов и шепота. Старейшины поднимают на меня глаза.

Мерцающий оранжево-красный свет от огня, явственно отражает боль и отчаяние в глазах трех мужчин, призванных убеждать людей не поддаваться унынию. Даже не смотря на то, что за спиной у меня настоящий огненный исполин, внутри все холодеет. Гай, Грегори и Филипп, конечно, знают о пропажи Руфи и неужели они так отчаялись, что им больно высказывать мне советы и слова ободрения? Что известно им, чего не знаю я? Еще плохие новости?

— Я допросил одного из Бессмертных, это не принесло результатов. — на ходу сообщаю я, забыв о вежливости и не упоминая Спартака. Старейшины и другие люди с Окраины не доверяют его семье.

Филипп — наголо обритый старик, медленно поднимается со своего места и, не смотря мне в глаза, кладет руку на мое плечо, в знак поддержки. Я чувствую, как начинают дрожать мои руки; сначала кончики пальцев, затем дрожь поднимается выше, порождая слабость во всем теле.

Да что, черт возьми, стряслось?

Я не задаю вопроса вслух, уважительно жду разъяснений Старейшин, хотя сердце мое колотиться, словно в припадке.

— Леонард… — как тяжело звучит мое имя в устах Филиппа, будто сейчас слова угрожают раздавить всю мою прежнюю жизнь. — Твои мать и отец пропали… Как и остальные. Саванна в том же списке.

Я стою на своем месте, не двигаясь и не моргая, затаив дыхание перевариваю услышанное. Без паники, можно сказать расчетливо, прикидываю возможные варианты случившегося и то, что я могу сделать для близких. Моя семья… Руфь, мама, отец — все исчезли. Догадывался ли я, что такое может произойти? Да. Но ничего не мог предпринять. Шанс что-то исправить у меня появится получасом позже…

Филипп и другие не знают, что Саванна не похищена вместе с остальными Смертными, не знают, что все намного сложнее, чем они могут вообразить, НЕ ЗНАЮТ, что спокойные времена, в которых они жили раньше, больше не существуют.

Это будет война. И как же страшно стоять у ее истоков.

— Сколько приблизительно человек пропало? — холодно спрашиваю я Старейшин.

— Около тысячи в периметре Свободы… — подавленным, почти болезненным голос оглашает Грегори, чьи длинные седые волосы кажутся золотисто-русыми в свете костра.

Я давлю в себе крик отчаяния. Я не думал, что все будет так… серьезно и страшно. Тысяча человек пропали в периметре, где я вырос, где жили все, кого я знал с детства! А сколько человек пропало в других местах планеты, расположенных поблизости с бессмертными городами!?

Слишком много горя! Слишком страшно. Я многое знаю, но не смогу всего предотвратить…

— Это похоже на истребление. — горько делает собственный вывод молчаливый Гай, третий Старейшина. — У них есть все, у них есть даже вечная жизнь, а они хотят стереть нас с лица земли!

Если бы я только мог ему все объяснить, сказать как он прав и в то же время далек от истины…

— Вы приняли какое-нибудь решение? — я имею право задавать такие вопросы Старейшинам, так как мой отец должен был стать одним из них, по достижению зрелости.

Но уже не станет…? Так случится, что не будет Старейшин, некому будет давать советов.

— Единственное, что мы решили, это советовать людям бежать как можно дальше от Византии, покидать Окраину. — борясь с дрожью в голосе, а может быть и со слезами, поясняет Филипп. Тяжело видеть, как становятся мокрыми глаза стариков от слез отчаяния.