Шарон Ли - Завтрашняя запись

И обнаружила, что ее цель — привлекательный молодой человек, в котором нет ничего богоподобного и которого интересуют только его собственные дела.

Ах, если бы только Завтрашняя Запись говорила более конкретно! Но она знала только, что сын Капитана, Умершего Безвременно, спасет Корабль от какой-то страшной опасности — приведет его к безопасности и великому будущему.

Не очень заманчивое предложение — даже для того, кто был воспитан планетниками и бит жизнью.

Корбиньи встряхнулась, быстро пошла по парку. На краю травяного ковра она остановилась под палящим солнцем и засмотрелась на играющих детей. Взлетал и падал мяч, бегали и кричали дети.

Она передернула плечами, вспомнив деформированное тельце, грустное сочувствие Медика, дававшего ей объяснения, пока родовой наркотик немного притуплял боль: «Он слишком деформирован, чтобы жить. Это — милосердие. Он будет отправлен в путь со всей честью, какая подобает Члену Экипажа».

Мяч вырвался из группы игроков и неровно запрыгал по траве, преследуемый одной крошечной персоной. Корбиньи перехватила мяч и с улыбкой подняла его вверх. Девочка приостановилась, серьезно глядя во все глаза, потом ее лицо прояснилось, она улыбнулась и бросилась вперед, чтобы выхватить мяч.

— Спасибо, сударыня! — крикнула она, уже спеша к своим друзьям.

— Всегда пожалуйста, дитя, — тихо отозвалась Корбиньи и покачала головой. — Вот если бы Анджелалти было так же легко завоевать!

Он шел в плотной толпе Третьего Вечера, вылощенный до предела, гладкие светлые волосы стянуты сзади лентой под цвет его синих глаз и блузона с широкими рукавами.

Драгоценные камни мерцали у него на пальцах, на запястьях и у шеи; их было достаточно, чтобы отметить его как человека состоятельного, но не настолько много, чтобы привлечь взгляды и внимание любопытных.

Он кружил по толпе, время от времени выходя из нее, чтобы сделать ставку в казино или выпить вина в баре. Тот, кто обратил бы внимание на его тягу к людным местам, заметил бы и его молодость, отнеся пристрастие к толкотне на счет юной жажды приключений.

Со временем это кружение вывело его к менее популярным и людным увеселительным заведениям, и он свернул в какой-то проулок, не отставая от собственной темной тени. В конце концов он подошел к сумрачному дверному проему и на секунду приостановился, чтобы осмотреться и прислушаться.

Тишина. Пустота со всех сторон. Он приложил ладонь к двери — и почти мгновенно был впущен.

Час спустя служащая последнего отеля на пути от Верхнего города до Старого подняла взгляд от своей конторки и нахмурилась.

— Что вам?

Молодой человек виновато улыбнулся и провел узкими руками без колец по поблекшей и аккуратно залатанной коричневой рубашке.

— Мне нужен номер — на две ночи, — смиренно сказал он. — Это можно?

Брови служащей нахмурились сильнее, хотя на самом деле хмуриться было не на что: юноша потрепанный, но несомненно респектабельный. Светлые волосы аккуратно стянуты сзади разлохматившейся голубой лентой, ботинки скучают по ваксе.

— Деньги вперед, наличными, — сказала она. — Нужны две ночи — платишь за две ночи. Если заплатил за две ночи, а потребовалась только одна, деньги не возвращаются. Понятно?

— Понятно, — ответил он и неуверенно шагнул ближе. — У вас есть номер?

Она пристально на него посмотрела:

— Для тебя одного?

— Для меня одного, госпожа, — серьезно ответил он, заставив ее фыркнуть.

— Ну, ладно. Один куа за обе ночи.

Он вытащил монету из тощего и очень потертого кожаного кошелька и выложил ее на конторку, хотя его пальцы явно попытались задержаться. Служащей очень хорошо была знакома такая манера поведения. Она вздохнула, и лоб ее разгладился.

— Как тебя зовут?

— Мел Борионда. Она ввела эти сведения.

— Адрес?

Вид у него сделался недоуменный и чуть смущенный, и она снова вздохнула, ввела ответ: «Приезжий», подняла сетку и вручила ему карточку.

— Третий этаж, номер шестнадцатый. Лифт сломан, но лестница прямо рядом с ним. Вводи карточку в паз красной стороной вверх, чтобы войти, и желтой стороной вверх — чтобы запереться. Нельзя приводить гостей, держать в номере продукты, иметь домашних животных. Все понятно?

— Да, госпожа. — Он взял карточку у нее из руки и поклонился — слабо и напряженно, словно такой знак вежливости был для него непривычным.

Служащая слабо улыбнулась.

— Мы на краю Старого города, — сказала она ему, хотя обычно не давала себе труда предупреждать постояльцев, — и это не слишком хорошее соседство. Лучше отложи свои дела до Первой Зари.

Он снова поклонился, все так же напряженно, и подверг карточку сосредоточенному осмотру.

— Красная, чтобы открыть, желтая — запереть.

— Верно.

— Тогда доброй ночи, госпожа.

И он ушел, постукивая каблуками по цементному полу.

Его не оказалось в «Перекрестке Кайджи». Его не оказалось в «Таверне Милбруна». Его не оказалось в «Трех одинаковых».

«Лавка древностей» была забита до отказа, на входе сидел пожилой человек с голодным взглядом. За пять куа она купила возможность заглянуть в регистрационную книгу — Анджелалти внутри не оказалось.

Она методично обходила места, где он регулярно бывал, и наконец оказалась на краю Верхнего города, где остановилась, глядя вниз на редкие огни. Мимо нетвердой походкой прошли мужчина и женщина, обхватив друг друга за талию. Корбиньи напряглась, когда мужчина толкнул ее руку — но ощутила запах спиртного в его дыхании и дала им пройти, ничего не сказав.

Он мог вернуться домой. В конце концов, он был из Капитанского рода, и простой здравый смысл был лишь одним из факторов, которые он принимал в расчет. А что, если он захочет заманить этого другого Капитана в ловушку? А что, если он захочет показать ей, что не считает нужным обращать внимание на ее демонстрацию силы? Заставить ее заново оценить ее позицию? Разве Анджелалти не следует вести себя так, словно за ним стоит весь Экипаж, чтобы Капитану-противнику захотелось задуматься, заново оценить положение — и, возможно, отступить?

Такие вещи не исключались. В программу обучения Корбиньи входило знакомство с Вахтенными журналами — и ей представлялось, что часто борьба между выдающимися Капитанами прошлого была игрой фантазий и нервов, и тот Капитан, чьи нервы сдавали первыми, принимал условия второго.

Учитывая эти воспоминания, Корбиньи признала, что Анджелалти вполне мог вернуться домой. Ей оставалось только определить, как она лучше послужит ему в этой игре.